Может, Ян даже рассказывал своим детям что-то о событиях в усадьбе Вышинских. Если Иван в самом деле потомок Яна Коханского, то я не верю в то, что он купил Желтый дом случайно. Нет, прадед наверняка что-то говорил. Не ему, конечно, а своим детям, а те своим.
Иван знает, что в его доме есть комната с цепями и люком в полу. Знает, но не сказал мне. Уверена, что специально. Почему? Ищет что-то? Определенно, некая тайна есть и у моего соседа. Он, как и я, что-то здесь вынюхивает. Только если до сего момента я была уверена, что лишь у меня есть на это право, то теперь подумала, что, возможно, такое право есть и у него.
Торопливо скользнув за калитку, я добралась до машины, села в салон и зачем-то заблокировала двери. Не знаю почему. Увиденное в воспоминаниях Леоны выбило меня из колеи, а сходство Ивана с Яном Коханским совсем запутало.
Я, как и Леона сто двадцать лет назад, была уверена, что если в семье Вышинских уже был такой ребенок, как Олег, то его вполне могли держать на цепи. Теперь, видя Юльку, я понимаю, что уродство ног никак не влияет на умственные способности, но тогда Вышинские могли этого не знать. Едва ли они воспитывали больного ребенка так же, как его здоровых братьев и сестер, обучали грамоте. Скорее всего, прятали от глаз людских, а потому он запросто мог казаться глупее и недоразвитее сиблингов, что заставляло родителей сомневаться в его умственных способностях. А ему хотелось играть с остальными, хотелось ласки родителей, и, не получив этого, он мог стать агрессивным. А уж после того, как его заперли в темной комнате, как посадили на цепи, вернуться к нормальной жизни шансов у него не осталось.
Мне вдруг захотелось крепко-крепко обнять Юльку, порадоваться тому, что она родилась на сто лет позже, что ее ждала другая жизнь. Богатое воображение легко могло нарисовать ее такой, каким был пока неизвестный мне прадед: грязной, оборванной, озлобленной, наверняка голодной. Сидящей на цепи в темной комнате, не видевшей солнечного света много лет, возможно, даже не мывшейся много лет, разучившейся разговаривать. Моя Юлька, моя рыжеволосая хохотушка, смущающая парней одним взмахом длинных ресниц, моя правая рука, моя единственная сестра.
Я сделала глубокий вдох, понимая, что сейчас разрыдаюсь.
Так, Эмилия, отбросить фантазию. У Юльки все хорошо, она сыта, одета, любима, уже может стоять, возможно, скоро научится ходить.
Значит, того несчастного тоже можно было вылечить.
Я завела мотор, в десять приемов развернулась и направила машину к дому. Необходимость следить за дорогой отвлекла от грустных мыслей, позволила снова думать. Вполне возможно, что Олега Яну – или кому-то другому – удалось отстоять и его не постигла судьба дяди. Все еще остается непонятным, чья на самом деле дочь Агата, но теперь я допускаю, что Олег мог выздороветь. Может, ошибка в некрологе, а не в свидетельстве о рождении Агаты. Узнать бы, что стало в итоге с его дядей. Леона, что бы там о себе ни думала, была дитя своего времени, романтичное, чуточку наивное. Она писала записки Агнии, возможно, вела дневник. Девушки в то время все вели дневники. Вот бы его найти! Наверняка она писала о поисках, внесла туда разговор с Агнией.
Или Коханский. Он, как врач, тоже мог писать какие-то заметки. Тем более ему, скорее всего, хотелось задокументировать такой интересный случай.
И он наверняка писал! А спустя сто лет эти записки попали в руки его потомку Ивану! Поэтому он купил Желтый дом, ведь именно там держали больного сына Вышинских. Мне по-прежнему было непонятно, зачем Ивану узнавать эту историю, но если я чего-то не понимаю, не значит, что такого интереса у него нет.
Хм, а что, если интерес у него такой же, как и у его прадеда: медицинский? Что, если Иван на самом деле врач? Ведь не зря же мне показалось, что рана на его боку зашита слишком профессионально для обычного человека. Я бы так зашить не смогла. А он смог. Более того, он изначально собирался оказывать себе помощь самостоятельно, фельдшера ждать не стал, просто украл медикаменты. Почему, отправляясь в такую глушь, врач не взял с собой аптечку – другой вопрос.
И айтишник из него какой-то липовый. Я еще во время совместного ужина обратила внимание, что он перевел разговор на другую тему, когда Юлька попросила провести нам интернет. Зуб даю, что в его доме интернета нет, никакие друзья ему его не сделали. Едва ли в этой глуши вообще возможна такая скорость, какая необходима для работы айтишникам.
Почему соврал? Честно говоря, я бы тоже соврала, будь врачом. Даже в большом городе в новой компании в этом лучше не признаваться, тут же найдутся требующие поставить диагноз по фотографии или назначить лечение без осмотра и анализов. А уж в глухой деревне, где до врача еще доехать надо, таких будет гораздо больше. Нам признаваться тоже опасно, болезнь Юльки видна невооруженным взглядом, вдруг и мы пристали бы?
По всему выходило, что мне нужно навести справки о странном соседе. И неплохо было бы все-таки пробраться к нему в дом, найти комнату с люком.
Я рассмеялась вслух, воображая себя заправским шпионом. И информацию найду, и в дом проникну. Никита, ни больше ни меньше. Был в моем детстве такой сериал про суперблондинку.
Едва подъехав к своему дому, я поняла, что у нас гости. На подъездной дорожке, преграждая мне путь к любимому месту в тени высоких берез, стояла небольшая серая машина на огромных колесах. Всем видом она говорила: проеду по такой грязи, где застрянет даже твой трактор. Оказалось, прораб, с которым договаривалась о встрече Юлька, уже приехал. Я нашла сестру и его на террасе позади дома. В саду, не выпуская Юльку из вида, работал Кирилл. Мне показалось, что даже без моей просьбы он и так приглядывал бы за Юлькой, чтобы ее никто не обидел.
– Эмма, ты уже вернулась? – обрадовалась Юлька. – А мы с Виктором Алексеевичем как раз обсуждаем необходимые работы.
Виктор Алексеевич, оказавшийся невысоким коренастым брюнетом лет сорока с пивным брюшком, намечающейся лысиной и хитрыми маленькими глазками, протянул мне руку для приветствия.
– Значит, вы Эмилия Аркадьевна? Очень рад знакомству. Надо заметить, усадьба Вышинских в наших кругах хорошо известна, замечательный памятник неоклассицизма. Мы надеялись, что новые хозяева решатся на реконструкцию, и, когда мне позвонила Юлия Аркадьевна, прыгал до потолка от счастья.
– Виктор Алексеевич очень хочет получить заказ на реконструкцию, – сказала Юлька и, поскольку стояла за спиной прораба и тот не мог ее видеть, скорчила мне многозначительную рожицу.
– Сделаю все, чтобы получить эту работу и не разочаровать прекрасных хозяек, – заверил прораб.
– Что ж, если Юлия Аркадьевна одобрит вашу кандидатуру, так и будет, – сказала я, давая понять, что последнее слово будет за Юлькой.
Виктор Алексеевич повернулся к ней, будто хотел убедиться, что эта юная девушка на самом деле может решать такие важные вопросы, а потом улыбнулся и кивнул мне.
– Я понял. Что ж, с Юлией Аркадьевной мы уже осмотрели первый этаж дома, флигели и ближайший сад, а вот второй этаж и дальнюю часть парка она оставила вам. Когда вам будет угодно прогуляться со мной и наметить план работ?
Никуда гулять и ничего намечать мне не хотелось, но я сама затеяла всю эту реконструкцию, отлынивать было бы некрасиво.
Со вторым этажом справились быстро. По словами Виктора Алексеевича, на первый взгляд главный корпус дома находится в неплохом состоянии. Тем не менее, чтобы приступить к реконструкции, нужно будет провести тщательное обследование и сделать проект. Я ничего в этом не понимала, поэтому попросила его подготовить все необходимое.
Вот флигелям повезло меньше. Многие годы они не отапливались и не проветривались, в зеленом сильно протекала крыша, голубой облюбовали птицы, залетающие через разбитое окно. Их реконструкция наверняка влетит нам в копеечку.
Закончив с домом, мы вышли в сад. Быстро миновали уже облагороженную Кириллом часть, скрылись за густыми деревьями запущенного парка. Все это время Виктор Алексеевич стрелял по сторонам маленькими глазками, прищелкивал языком и что-то записывал в толстом блокноте. Я же просто молча шла по дорожке, отвечая на его вопросы при необходимости.
– Юлия Аркадьевна сказала, что вы хотите сделать из усадьбы что-то вроде санатория или дома престарелых, так? – уточнил Виктор Алексеевич, когда мы зашли уже достаточно далеко в парк.
– Вроде того, – кивнула я.
– В таком случае я предлагаю не углубляться сильно в лес. Не так уж много сада нужно отдыхающим или престарелым людям. На пару метров вглубь зайдем, расчистим, деревья вырубим, дорожки обновим. Получится достаточно большой сад, но денег много не потратим. Я осмотрел фонтан, его можно починить, думаю, центр назначим там. Сделаем беседки, лавочки. Все в основном будут обитать около него.
– Главное, сделайте высокий забор, – попросила я. – Не хотелось бы, чтобы на территорию заходили дикие животные.
О нападении волка я говорить не стала, но Виктор Алексеевич и сам понял, чего я опасаюсь.
– Это всенепременно! Безопасность постояльцев не будет под угрозой.
Он еще что-то говорил, но я уже не слушала. Мое внимание привлекло нечто странное, находящееся в полуметре от разбитой дорожки, по которой мы шли, в глубине парка. Я бы и не заметила ничего, но солнце, как раз проходя над нашими головами, рассыпало по земле лучи, и один из них, отразившись в чем-то блестящем, ударил меня по глазам. Вспышка была короткая, и на долю мгновения я решила, что снова проваливаюсь в воспоминания Леоны, но она погасла, и я осталась в своем мире. Остановилась, посмотрела в ту сторону, где только что возник и исчез солнечный зайчик. Мне показалось, что в высокой траве что-то поблескивает, и, не слушая уже болтовню прораба, я сошла с тропинки.
Это были ножи. Семь абсолютно одинаковых ножей с костяными ручками и причудливо изогнутыми линиями были воткнуты в землю рукоятями. Лезвия же угрожающе торчали вверх, в одном из них и отразился лучик солнца, привлекший мое внимание.