Дверь тихо скрипнула, открываясь. Элена крепче сжала ведро, будто собиралась отбиваться им в случае чего.
– Николай, – тихонько позвала я, отворяя дверь шире. – Мы не причиним тебе вреда. Это мы, твои сестры.
Интересно, отец рассказывал ему о нас? С ним вообще разговаривали все это время, как с человеком? В уме ли он? Понимает ли что-то?
Николай сидел на полу под окном, со страхом и любопытством глядя на нас. Быстро осмотрев комнату, я увидела вбитый в земляной пол по центру крюк, оценила длину цепи. Судя по всему, Николай был сильно ограничен в передвижениях, до окна дотянулся с трудом, до двери ему и вовсе было не достать.
Махнув рукой Элене, я вошла внутрь, стараясь не дышать глубоко. В сторожке пахло мокрой землей, немытым телом и испражнениями. Должно быть, уборная у старшего брата тоже где-то тут. В углу на полу стояла большая миска, уже пустая. Сразу вспомнилась та, в Желтом доме, и слова Яна о том, что ее вылизывали. Эта была не такой блестящей, должно быть, ее еще не отполировали так, как ту.
Шумно пыхтя, в сторожку вошла и Элена. Николай, почуяв запах воды, тихонько зарычал и встал на четвереньки. Элена испуганно шарахнулась в сторону, и я перехватила у нее ведро, осторожно подошла ближе к Николаю.
– Вода, – сказала я. – Ты хотел пить.
Все так же на четвереньках, он сделал несколько шагов к нам и остановился, будто тоже боялся. Я разглядела на его шее глубокую ссадину с уже запекшейся кровью. Подумала вдруг, что отец мог бить его, отгоняя от себя или просто… по другой какой-то причине. В этот момент страх почти полностью вытеснила жалость к брату, я наклонилась, чтобы подвинуть ведро еще ближе, подозревая, что он не сможет дотянуться до него, выпустила его из виду. Услышала только окрик Элены:
– Леона!
А когда подняла голову, поняла, что подошла слишком близко: Николай одним прыжком преодолел расстояние между нами. Звякнула, натягиваясь, цепь, что-то словно толкнуло меня в спину, сбило с ног. Я упала на пол, ведро опрокинулось на меня, разлило воду на платье. Николай, большой и тяжелый, навалился сверху, и я зажмурилась от ужаса. Слышала рык Николая, устрашающий крик Элены. Отбивалась, пыталась отползти на локтях, но поскальзывалась в разлитой воде и падала снова.
Элене удалось стащить с меня Николая, и я смогла вдохнуть полной грудью, прийти в себя и оглядеться. Теперь Николай верхом сидел на Элене и, запрокинув голову, кричал что было сил. Этот крик закладывал уши, сжимал толстым ободом сердце. Не думая ни о чем, я бросилась на Николая сверху, а Элене удалось дотянуться до его миски и изо всех сил ударить ею брата по лицу. Едва ли миска могла причинить ему вред, но на несколько секунд дезориентировала. За это время я успела схватить Элену за руку и оттащить к двери, но недостаточно для того, чтобы пришедший в себя Николай не дотянулся до нее. Одним прыжком он догнал нас, схватил Элену за ногу и потащил к себе, победно рыча. Элена кричала, я вопила тоже. Шум стоял неимоверный, и за шумом этим мы не услышали, как на пороге появился кто-то еще. Только когда нас троих окатили холодной, дурно пахнущей болотной водой, мы пришли в себя.
Николай заскулил будто раненая собака, завертелся на месте, пытаясь стряхнуть с себя воду. От его тела поднимался в воздух легкий дымок, запахло палеными волосами. У меня не было сил жалеть его, я бросилась к двери, едва не сшибив стоящую передо мной Агнию. Вдвоем с Эленой мы вывалились наружу, туда же выскочила и Агния. Заперла щеколду и повернулась к нам.
– Дуры! – закричала она. – Вы куда полезли? Вы что натворили?!
Мы лежали на земле, громко рыдая и не зная, что сказать в свое оправдание. По правде говоря, оправдание сейчас волновало меня меньше всего. Я была едва жива от ужаса и не могла думать ни о чем другом.
Элена успокоилась первой, села, снизу вверх глядя на Агнию.
– Чем ты его?
– Водой болотной, заговоренной, – сказала Агния, тоже немного успокаиваясь. – Хорошо, мимо проходила, а то не жить бы вам обеим.
– Что с ним? – растирая по лицу слезы вместе с грязью, спросила я.
– Болен он, – рявкнула Агния. – Баба Яся убить велела, как когда-то свою дочь, да мамка наша пожалела. Теперь вот и сам мучается, и других мучает. Поранил вас?
Я не чувствовала боли, но понимала, что боль может прийти позже, когда мы доберемся домой, когда успокоимся. Подумала о том же и Агния, потому что велела вдруг:
– Раздевайтесь! – А когда мы с Эленой переглянулись, не двигаясь с места, поторопила: – Раздевайтесь скорее, ну! Осмотреть вас надо!
Мы поднялись на ноги, нехотя стащили с себя платья, оставшись в одних лишь сорочках, но Агния велела снять и их. Утро было прохладным, солнечные лучи, скользящие по деревьям и нашим обнаженным телам, еще не согревали достаточно, поэтому мы обхватили себя руками, трясясь от холода.
Агния быстро осмотрела меня, не нашла никаких ран, только пару царапин. А вот Элене досталось сильнее: на правом плече ее, чуть позади, виднелась большая рана с отпечатками зубов по краям. Присмотревшись и увидев, что Николай оторвал кусок плоти, я почувствовала, как дурнота поднимается по горлу выше, и поспешно закрыла глаза.
– Больно? – услышала, как спросила Агния.
– Н-нет… – ответила Элена.
Боли еще не было, но она тряслась, не то от холода, не то от осознания того, что произошло. Агния кинула мне платье, велела одеваться и идти домой.
– А Элена? – стуча зубами, спросила я, поспешно натягивая на себя одежду.
– Рану обработать надо. Позже придет.
Агния сказала отрывисто и строго, напомнив вдруг интонациями бабу Ясю. Ту я помнила не очень хорошо, а сейчас вдруг узнала. И не стала спорить, бросила на Элену последний взгляд и, подобрав юбки, бегом припустила к дому, молясь лишь о том, чтобы никого не встретить по пути.
Глава 20
Я проснулась снова, когда солнце поднялось уже высоко, а по дому разливался упоительный запах свежеиспеченного хлеба. Села на кровати, подозрительно осматриваясь. Комната была моей. То есть Агаты, но я уже привыкла считать ее своей. Мои занавески, мое зеркало, мой стол. Не Леоны. Что ж, значит, это уже точно не сон. Хотя итот сон я с трудом могла считать в полной мере сном. Он был странным, не то видение, не то воспоминание, но не отключившее полностью мое «я».
Несмотря на то, что сон оборвался на моменте, как я, то есть Леона, бегом бросилась из сторожки лесника домой, теперь я помнила, что ей удалось добраться домой незамеченной. Утром все вели себя так, будто ничего и не случилось, только Элена сказалась больной, к завтраку не спустилась. Отец разрешил Агнии ее навещать, и та лечила Элену травами и отварами, доктора не звали. Леона узнала, что рана, оставленная сестре Николаем, никак не хочет заживать, несмотря на все старания Агнии. Она гноилась и дурно пахла. Теперь мне казалось, что рана просто была инфицирована, ведь не зря говорят, что рот – самое грязное место у людей, там больше всего микробов. А рот человека, никогда не видевшего зубной щетки, уж наверняка рассадник заразы. Зажила ли потом рана или же после приезда Яна Элена обратилась к нему, я, увы, не знала.
Быстро умывшись, я подошла к зеркалу, чтобы одеться, и изумленно замерла. На моей щеке протянулась огромная царапина, которой вчера еще не было. Вернувшись от Ивана, я умывалась, смотрела в зеркало и никакой царапины на лице не видела! Откуда она, если я всю ночь мирно спала в своей кровати? Расцарапала себя сама, мечась в постели от кошмара? Может быть.
Кое-как замазав царапину тональником и придумав отговорку, что поцарапалась сама, неаккуратно умываясь, я спустилась вниз, но не пошла в столовую, откуда доносились голоса, а подошла к портретам Элены и Леоны. Если в первый день нашего приезда они показались мне удивительно похожими друг на друга близняшками, то теперь я с легкостью их различала. Да, они были похожи, особенно в одинаковых платьях да под кистью не очень талантливого художника, но Леона даже на портрете блистала яркой своей красотой, а Элена выглядела словно ее отражением в воде. Похожим, да не таким: черты были чуть размыты, краски потерты. Нет ничего удивительного в том, что Элена завидовала сестре и, когда подвернулся случай, принялась жестоко ревновать.
Интересно, если бы Юлька была здорова, я тоже завидовала бы ей? Нет, вряд ли, слишком большая между нами разница, чтобы мы делили мужское внимание.
«Ой ли, Эмилия? – вдруг рассмеялся внутренний голос. – А не ты ли буквально вчера брызгала ядом ревности, когда, как тебе показалось, Иван предпочел общество Юльки твоему?»
Что ж, пришлось признать, что так все и было. Я не завидовала красоте сестры ровно до того момента, как ее предпочел понравившийся мне мужчина. По крайней мере, когда мне так показалось. Хорошо, что к тому моменту, как открылась эта неприглядная истина, я уже набралась достаточно жизненного опыта, чтобы сражаться с подобными проявлениями характера.
Внутренний голос опять занудил, что я так говорю лишь потому, что Иван в итоге все-таки позвал на ужин меня, но я велела ему заткнуться. И, чтобы не слушать больше, пошла в столовую.
Завтрак был в самом разгаре. И если Вера, как обычно, хлопотала вокруг стола, то убегая на кухню, то возвращаясь с чем-то обратно, то Кирилл в этот раз сидел за столом рядом с Юлькой. Молодые люди с аппетитом уплетали пышный омлет, о чем-то весело болтая. Увидев меня, Кирилл тут же подскочил, будто считал, что при мне не имеет права сидеть за хозяйским столом. Пришлось долго убеждать его в обратном, но даже когда мне это удалось и он вернулся за стол, вел себя сдержанно и будто бы даже немного испуганно. Вот уж не думала, что произвожу такое впечатление на людей!
– Эмма, что с твоим лицом? – удивленно воскликнула Юлька, наконец заметив длинную царапину, и в следующую секунду расхохоталась: – Неужто ночь прошла