Минуту спустя в дом снова ворвались, но не тетушки, а Иван.
– Эмилия! – крикнул он. – На улицу, быстро!
Я лишь мотнула головой, давая понять, что не оставлю свой дом. Тогда он просто схватил меня поперек талии, закинул на плечо и волоком потащил к двери, а у меня уже не хватало сил сопротивляться. Горло саднило, дышать было тяжело, а голова кружилась так сильно, что я никак не могла сфокусироваться.
Практически бросив меня, Иван схватил что-то с земли и рванул в дом. Лишь полминуты спустя я смогла разглядеть, как по земле к дому тянется что-то длинное, извивающееся. Шланг, которым Кирилл поливает сад! Почему я не вспомнила про него? Конечно, полностью огонь им уже не потушить, но, быть может, удастся немного сдержать до того момента, как приедут пожарные?
Сирены вдали заставили меня подняться с земли и побежать вдоль флигеля на передний двор, чтобы встретить спасателей и показать им, куда ехать. Вскоре я увидела и мигалки: четыре пожарных расчета уже торопились нам на помощь, за ними спешила карета скорой помощи, а следом бежали и жители Востровки. Глухая ночь не дала им увидеть дым раньше, проснулись они уже от сирены спасателей, но я видела, что даже сейчас они идут не поглазеть, а помочь: в руках у каждого были ведра, лопаты.
Вернувшись во двор, я нашла глазами тетушек, Юльку. Они втроем стояли чуть в стороне, обнимая друг друга и глядя на всполохи огня, вырывающиеся из окон гостиной. Поискала Ивана, но не нашла. Однако прежде, чем паника поднялась бы во мне, чья-то рука тронула меня за плечо, и я, оглянувшись, увидела его. Перемазанного сажей, с обожженными огнем с одной стороны волосами, мазком крови на щеке, но живого.
– Как ты? – с тревогой спросил он, вглядываясь в мое лицо. Должно быть, я выглядела не лучше, чем он.
– В порядке, – заверила я. – А ты?
Он кивнул.
– Что произошло?
Я покачала головой.
– Должно быть, забыли погасить камин на ночь. Меня разбудил… – я запнулась на мгновение, но закончила правдой: – Домовик, похоже. Если бы не он, мы бы погибли.
И Иван вдруг притянул меня к себе, заключил в объятия, а я позволила себе обхватить его руками и прижаться щекой к плечу.
Окончательно бороться с огнем закончили лишь к рассвету. Когда небо окрасилось в розовый цвет, мир посветлел и стало легко различать очертания предметов вокруг, кроме людей, между деревьев я увидела и нечисть. Существа стояли чуть поодаль, словно прячась, хотя едва ли кто-то, кроме меня, вообще обращал на них внимание. Заметить могли бы краем глаза, как обычно видят нечисть, но все были увлечены пожаром. Увидев, что я смотрю на них, кто-то отошел в тень деревьев, некоторые кивнули мне, будто выражая сочувствие. Видела я и любопытные взгляды тех, кому было плевать на меня, хотелось лишь зрелищ. Все, как у людей.
Пожарные и милиция уехали, когда солнце уже поднялось над деревьями. Люди ушли за ними: всех дома ждала скотина, требовавшая внимания. Мы остались одни: я, Юлька, тетушки, Кирилл и Иван. Вера тоже ушла, но я видела, как она что-то говорила Кириллу, а тот качал головой, указывая глазами на Юльку. Наверное, не хотел оставлять ее.
В дом я входила с опаской. Боялась увидеть, что гостиная безнадежно испорчена, что пострадали портреты. Конечно, гостиная была испорчена. Угол возле камина почернел и обуглился, старые обои повисли мрачными лохмотьями, кое-где обнажились деревянные балки. Диван со старинной темно-красной обивкой сгорел наполовину, от штор остались лишь лоскуты ткани. Ковер прогорел, пострадал и паркет. И вода. Много воды кругом. Но портреты остались целы: огонь не добрался до той стороны. Выжили и буфет с посудой, и этажерка, и многочисленные столики, которыми мы обставили гостиную, чтобы она не казалась такой пустой и огромной.
Что ж, стоило признать, что ущерб оказался не таким большим, каким мог бы быть. Тем не менее я все равно остановилась на входе, пытаясь сдержать слезы, но у меня плохо получалось. Какая из меня Хранительница, если я собственный дом сберечь не смогла? Тетушка и Юлька остались на террасе, шумно обсуждая произошедшее, и я всхлипнула, не боясь быть услышанной. Но меня услышали. Я почувствовала, как моей ладони коснулась чужая рука, и, не глядя, переплела пальцы с пальцами Ивана. Он встал рядом, ничего не говоря, но эта молчаливая поддержка была так важна, что я забыла обо всех подозрениях в его адрес.
Он стоял рядом, ничего не говоря, и я не выдержала первой:
– Не понимаю, как это случилось. Камин казался надежным.
Я почувствовала, как напряглась его рука, а потом Иван осторожно потянул меня в сторону. Ничего не понимая, я пошла за ним. Он остановился у выхода на террасу, у той части большого окна, которую можно было открыть, чтобы выйти наружу, но при этом не распахивать стеклянные двери полностью. Огонь сюда не добрался, но зато потоптались пожарные. Кругом были следы от их ботинок и мокрые разводы. И среди них я рассмотрела то, на что указывал Иван: в самом углу, возле двери, остался чужой след. Он расплылся, и теперь нельзя было понять даже его размер, но он совершенно точно не принадлежал пожарным, состоял из тины, грязи и мокрых травинок. Пожарные не ходили на болото, тину принести не могли.
– Думаешь, это был поджог? – едва слышно спросила я, разглядывая след.
Иван пожал плечами.
– Я лишь указываю на то, что кто-то входил в твой дом ночью. А уж с какой целью, не мне судить. Ты Хранительница, тебе виднее.
Я подняла голову, посмотрела через стекло на улицу. Признаюсь, в последнее время я потеряла бдительность. Новые возможности вскружили мне голову, я видела, чувствовала нечисть, могла разговаривать с ней, а потому перестала бояться так, как боялась непонятного в первые дни. Забыла предупреждения Агаты, не вняла ее записям, где она писала, что далеко не вся нечисть лояльно относится к Хранительнице. Есть те, кто не приемлет даже намека на власть над собой, есть те, кто вреден по природе своей и ничего не может и не хочет с этим поделать. И какая-то из этих тварей подожгла мой дом. Ночью, когда все спали!
Я высвободила руку и, не обращая внимания на то, что в пижаме и босиком, не слушая возражений Ивана и вопросов от тетушек, быстро сбежала с террасы и бросилась в лес. Бежала бегом, боясь не только того, что меня остановят, но и того, что сама растеряю запал. Остановилась только у края болота, когда впереди показались знакомые кочки, когда под ногами зачавкала вода.
– Кто это сделал? – закричала я. – Ну же, кто такой смелый?! Выходи, посмотри мне в глаза! Струсил? Только и хватает смелости, что гадить втихаря, когда все спят? А выйти и встать передо мной страшно?!
Лес сначала притих, будто испуганный, не понимающий гнева Хранительницы, а затем зашумел возмущенно, закачались деревья, забурлила вода в болоте. Я заметила на поверхности темной лужи в нескольких метрах от меня всплывшего Багника. Над водой торчали только его жабьи глаза, но я уже научилась отличать его от кочек, которыми он обычно притворялся. Выглядывали из-за деревьев любопытные Гаёвки, торчали из травы уши еще какой-то нечисти. Никто не собирался выходить ко мне и признаваться в содеянном.
– Не выйдешь? – спросила я, оглядываясь по сторонам. – Знай, я все равно тебя найду! И тогда мало не покажется!
Большой толстый дуб, который никак не мог расти на болоте, вдруг качнулся ко мне, придвинулся ближе, и я узнала в нем мощного Лесуна. Честно говоря, его я всегда опасалась. Он не причинял мне вреда и, по уверениям Агаты, в целом был весьма доброжелателен, но одни его размеры внушали мне уважение и страх.
– Чем мы вызвали твой гнев, Хранительница? – различила я в шуме кроны голос Лесуна.
– Кто-то залез в мой дом ночью и поджег его, – сказала я уже спокойнее. – Мы могли погибнуть. На полу остался след, весь в тине и сухой траве.
Лесун зашумел еще сильнее, ветер прокатился по другим деревьям, и мне показалось, что они разговаривают между собой. Слов я не разобрала, но это было похоже на совещание. Испуганно пригнулась трава, спрятались в ней уши. Зозовки скрылись за деревьями, только любопытный Багник вылез наружу еще сильнее, будто старался услышать, о чем говорят деревья.
Наконец ветер стих, я поняла, что Лесун снова повернулся ко мне, хотя даже глаз его не видела.
– Не там ты ищешь, Хранительница, – снова услышала я его голос. – Не мы то сделали.
– А кто?
– Ищи среди тех, кто близок тебе. Вредитель рядом.
– Ты уверен?
– Да. Тебе они могут соврать, а мне – нет.
– Но кто?
– Не могу я того сказать, – зашуршали снова деревья. – Не вмешиваемся мы в ваши дела, как ты не вмешиваешься в наши. Одно знаю твердо: не мы виноваты в пожаре.
Лес снова зашумел, на этот раз возмущенно, будто нечисть шепталась о том, что Хранительница едва не оболгала кого-то из их честного народа. И хоть я не могла до конца доверять словам Лесуна, а все же понимала, что он прав. Я лично запирала дверь на террасу вечером, открыть ее мог лишь тот, у кого есть ключ, или тот, кто сначала вышел из дома, а затем вернулся обратно.
Глава 23
Этот день начался отвратительно и продолжался точно так же. Мы с тетушками отмывали от сажи гостиную; строители, сегодня переведенные на работы «по дому», вместе с Иваном и Кириллом помогали вытаскивать обгоревшую мебель, отрывали почерневшие обои, выносили все на улицу. Окна были распахнуты настежь, но даже свежий ветерок не мог выгнать из дома запах гари. Тот въедался в кожу, волосы, и уже час спустя мне казалось, что я никогда от него не отмоюсь.
Юльку отправили на кухню готовить всем бутерброды и дожидаться Веру, которая обещала помочь с обедом.
Только вернувшись с болота, я обнаружила на своей руке большой яркий ожог, но не стала никого напрягать с ним, забинтовала сама, как смогла. И теперь рука болела, а стоило зацепить повязку, отдавалась глухой болью в плечо, я морщилась, но молчала. Может, нужно было поехать к фельдшеру, но мне не хотелось оставлять дом. Казалось, что, как только я уеду, случится что-то еще. Глупые мысли, ведь мое присутствие никак его не защитило, но я ничего не могла поделать. Пожалуй, впервые с момента приезда у меня было такое отвратительно упадническое настроение, за что я корила сама себя. То есть две смерти, одна из которых произошла на территории твоего парка, тебя, Эмилия, не тронули, а сгоревшая половина гостиной – да? Однако правда была именно такой. Я перестала чувствовать себя защищенной в этом доме, а еще не выходили из головы слова Лесуна о том, что рядом со мной тот, кто желает мне зла.