Ее длинные холодные пальцы внезапно оказались под рубашкой Яна, бесстыдно пробежали по его груди к шее, а он даже не заметил, как и когда снял верхнюю одежду, когда расстегнул пуговицы. Сознание помутилось, и он уже почти не понимал, где находится, с кем и что делает.
Скользкие губы прошлись по его подбородку, поцеловали в уголок рта, а затем с неистовой какой-то жадностью впились в его губы.
«Стань моим, – продолжал звучать в голове голос, теперь не тихий, а звучный, набатом отдающий в висках. – Люби меня, останься со мной».
Нечеловеческим усилием воли ему удалось оттолкнуть от себя Элену, выпутаться из плена ее рук, из странного этого дурмана.
– Я сестру твою люблю! – выкрикнул он, с трудом заставляя себя стоять на ногах. Мир вокруг шатался, деревья кружились в бешеном вальсе, и темнота казалась такой притягательной, что хотелось закрыть глаза и слиться с ней воедино. – Леона навсегда в моем сердце. Та, которую ты обрекла на гибель!
Что-то сильное толкнуло его в грудь, и Ян упал на землю, ударившись спиной и затылком, выронив фонарь. Тот откатился в сторону и погас, но даже в мрачной ноябрьской темноте Ян ясно видел, как Элена легла ему на грудь. Тяжелая, будто могильный камень, придавила его к земле, снова впилась в его губы поцелуем. Только вот это не Элена уже больше, а огромная волчица с серебристой шерстью, и не целует его, а рвет зубами кожу на шее.
Ян закричал от боли и ужаса, но из горла вырвался лишь булькающий всхлип.
«Моим, будешь моим, – звучал в голове голос Элены. – Навсегда моим».
Могильный камень на груди стал еще тяжелее, и Ян больше не мог вдохнуть. Сознание погасло, забрав с собой всю его прежнюю жизнь, Леону, чистую, как весенняя капель, любовь к ней. Ян погрузился в кровавую, липкую темноту, из которой не было выхода.
Глава 26
К концу рассказа Ян совсем выдохся, и, как бы мне ни хотелось поскорее узнать, что было дальше, что случилось с Эленой, как он жил все эти годы, пришлось заверить, что сначала ему нужно поспать. Я уложила его на диван, накрыла одеялом, коснулась ладонью лба, убеждаясь, что температура стала еще ниже. Сама вышла на улицу, где уже начинали сгущаться летние сумерки. Пожалуй, впервые в жизни я жалела, что не курю. Помню, Вадим всегда выходил на балкон курить, когда нужно было хорошенько подумать. Говорил, что, пока сигарета догорает до фильтра, мысли в его голове сортируются в нужном порядке. Увы, мне это было недоступно, а потому мысли блуждали неровными рядами, ударялись о стенки черепа, меняли траекторию, путались с другими. Кажется, в физике это называется Броуновским движением.
Значит, на семье Вышинских лежало некое проклятие, заставляющее вторых детей рождаться с уродствами. Связана ли аномалия нижних конечностей с тем, что они были волколаками? Наверное, да, при такой аномалии дети могут ходить на четвереньках, как те же волки. Юлька не могла, ей сделали множество операций, пытаясь привести ноги в необходимый вид. Не получилось, но и на четвереньках ходить она не умела. Но в чем я была точно уверена, так это в том, что Юлька никакой не волколак. Уж я бы заметила любые изменения из тех, что называла Агния Яну. Ничего подобного с Юлькой никогда не происходило.
Волколаком была сестра Андрея Вышинского, затем его сын. Насчет внука неизвестно, Олег погиб совсем маленьким. И после этого много поколений у Вышинских не рождалось вторых детей. Более того, ветка самого Олега заглохла, теперь я точно знала, что Агата – не его дочь. Скорее всего, сестра. Бездетная сестра. Ветвь Вышинских пошла развиваться по линии Дмитрия. Думаю, к моменту рождения Юльки проклятие себя исчерпало. Уродство осталось, оно заложено в генах, а вот обращение в волколака уже невозможно, поскольку оно лежит где-то за границами материального мира. Я не слишком сильна в проклятиях, но видела это как-то так: некто проклял Вышинских, и проклятие это изменило род как физически, добавив дефектный ген в генотип, так и ментально. И если ген никуда не делся, то ментальное проклятие все-таки ослабло. В моей теории было много слабых мест, но одно смущало особенно: почему больными всегда рождаются вторые дети? Почему именно они «выигрывают» генную лотерею? Зависело бы от пола, я бы поняла, но очередность рождения?.. Впрочем, если я признаю возможность проклятия, то должна признавать и то, что оно действует именно на вторых детей.
Я почти не сомневалась в том, что Элена стала волколаком после того, как на нее напал Николай, ведь она была четвертым ребенком. Точнее, пятым, ведь в усыпальнице я видела гроб новорожденного, скорее всего родившегося мертвым в 1872 году, но это уже не столь важно. А потом таким же образом поступила с Яном, который отказался ответить на ее чувства. Думала, что, став волколаком, он все-таки полюбит ее? Или просто хотела отомстить?
В тех книгах, которые я читала в библиотеке Агаты, не упоминалось о том, что стать волколаком можно через укус. Волколаки же не вампиры, в конце концов. Но пока картина виделась мне так. Наверное, Ян, когда проснется, пояснит этот момент лучше.
Оставался еще вопрос, что мне теперь делать с ним? Раз он волколак, значит, все эти смерти – на его совести? Убийства людей, смертельные игры с ними никак не вязались с характером того Яна, что я знаю, того Яна, что помнит во мне Леона, но, очевидно, в обличье волка характер меняется. И едва ли я смогу что-то с ним сделать. Если уж не смогла в свое время Агния, которую обучала баба Яся, если не смогла Агата, которую, скорее всего, обучала сама Агния, то что сделаю я, которую не обучал никто? Тем не менее что-то мешало мне пойти в деревню к деду Кастусю прямо сейчас. Я понимала, что, если Яна убьют, мне уже никогда не узнать всей правды. Но пока Ян слишком слаб, я в безопасности.
Это было опасное заблуждение, ведь я не знаю, на что способен волколак, сколько сил у него в запасе. Как человек он пока слаб, а если обратится в волка? Тогда он может причинить вред и мне. Нельзя доверять людям полностью, они могут нанести удар в спину. А если эти люди – волколаки, то удар может быть смертельным. Я пообещала себе быть аккуратной и осмотрительной, насколько это возможно.
Ян проспал целый день. Я успела сбегать домой, чтобы меня не начали разыскивать. Не говорила ничего конкретного, но дала понять, что буду у соседа. Возможно, всю ночь. Юлька тут же начала хихикать, рассказывая тетушкам, что Иван наконец-то сломал мое сопротивление, а я не стала ее разочаровывать, ведь на это и надеялась. Тетушки, конечно, дали мне пару «ценных» советов, будто я, семнадцатилетняя, собиралась первый раз остаться у парня на ночь. Тетя Аня, само собой, велела многого ему не позволять, тетя Настя же утверждала, что я могу делать все, что захочу. Ничего нового.
Ян проснулся заметно отдохнувшим, температура почти пришла в норму, но я все равно захватила из своей аптечки антибиотики. С таким ранением, как у него, боюсь, они просто необходимы. Паранойя внутри меня твердила, что нужно бы как-то связать Яна, что ли, но даже мысли такие были мне противны.
– Ты была здесь все время? – спросил он, увидев меня у окна. Я вздрогнула от его голоса, напряглась, но постаралась не показывать страха.
– Ходила домой, – честно призналась я. – Чтобы меня не искали, а заодно узнать последние новости.
Он помрачнел.
– И что там, в новостях?
– Утром охотники собираются пойти в лес, поискать тело волка. Они уверены, что тот, раненый, не ушел далеко. Собираются добить при необходимости.
Ян не смотрел на меня, но я чувствовала, что он ждет моего вердикта. Понимает, что сейчас зависит от меня, и, как мне показалось, готов принять любое мое решение.
– Я не сдам тебя, – просто сказала я.
– Почему? – Он наконец посмотрел на меня.
– А ты хочешь, чтобы сдала?
– Я хочу знать твои мотивы.
Я пожала плечами.
– Вряд ли я смогу внятно их объяснить. Просто чувствую, что не должна. По крайней мере, пока мы не проясним все детали.
Он все так же внимательно на меня смотрел, и я не могла не продолжить:
– Ты мне нравишься. Я знаю тебя как своего соседа Ивана, я помню тебя как доктора Яна Коханского, и ни один, ни второй не стал бы убивать людей. Поэтому я хочу понять, где ошибаюсь.
– Ты не ошибаешься.
Мне так хотелось ему верить! Хотелось чувствовать себя в безопасности рядом с ним, но я заставляла себя быть настороже.
– В книгах Агаты написано, что волколаки, которые стали ими не по своей воле, не убивают людей и животных, но я видела растерзанного зайца на болоте, когда едва не утонула, а затем и волка, который его убил. Несколько минут спустя пришел ты. Это ведь ты был тем волком?
Ян кивнул.
– Я случайно проходил мимо, увидел тебя. Понял, что не могу уйти просто так, ведь тогда я не знал, что ты новая Хранительница, что и без меня Багник не даст тебе утонуть. Сбегал домой за одеждой, обратился обратно неподалеку и вышел к тебе. Но ты ошибаешься насчет зайца, его убил не я.
– А кто?
– Не знаю. Может, Лесун был чем-то разозлен, может, просто лисица. Волков в нашем лесу нет, боятся, не суются туда, где есть такие, как я.
Последнее он произнес с горечью, и, как бы мне ни хотелось спросить про убийства людей, я решила выяснять все по порядку.
– Расскажи мне, что случилось после того, как Элена напала на тебя?
Ян молчал несколько минут. Не потому, что не хотел рассказывать или вспоминал, просто собирался с мыслями. По крайней мере, мне так казалось.
– Несколько дней я провалялся в бреду, – наконец начал он. – Когда приходил в себя, понимал, что лежу где-то в лесу, возможно, недалеко от того места, где встретил Элену. Было очень холодно и больно, казалось, что в теле не осталось ни одной целой кости. Встать я не пробовал, как и в целом не пытался себя разглядывать. Было страшно. Наверное, в тот момент я уже понимал, кто я, кем стал. Кем меня сделала Элена, но еще не хотел себе в этом признаваться. Надеялся, что умру, так и не узнав этого.