Почему я не пришла утром? Почему я оставила сестру одну? Как я допустила все это?
И никакие оправдания, что я не знала, что случится этой ночью, на меня не действовали. Но правда была в том, что я и сейчас мало что понимала, мне требовалась помощь. И только Вера могла мне помочь, но я не знала, как теперь просить ее о помощи. Впрочем, мне в любом случае придется поехать к ней.
Заставив тетушек запереть за мной и велев им никому не открывать, я рванула к машине. Очень хотелось добавить, что не стоит открывать и Юльке, но я не смогла заставить себя произнести это вслух. Во-первых, я все-таки еще не знала наверняка, во-вторых, если Юлька придет к ним в образе человека, значит, она не причинит им вреда. Ян же не навредил мне, пока был человеком. И только когда стал волком, едва не убил, и то смог сдержаться.
Я вспомнила залитое кровью, мертвое лицо Кирилла. Юлька не смогла. Юлька совсем молодая, неопытная, она еще не знает, как с этим справляться. У Яна было много лет, чтобы научиться, а моя бедная сестра? Почему она ничего не сказала мне? Почему не поделилась тем, что с ней происходит?
Может быть, потому что сегодня это случилось в первый раз? И нет Юлькиной вины в предыдущих смертях? Но кто тогда убил остальных?
Вопросы разрывали мне голову, я с трудом могла концентрироваться на дороге. Вопросы разрывали голову, а чужая кровь жгла кожу. Одной рукой я вытащила из бардачка пачку влажных салфеток, попыталась оттереть ее, но кровь засохла, прилипла, впиталась в самое мое существо, и мне казалось, я уже никогда не отмоюсь.
Востровка словно вымерла. Не горело ни одно окно, не слышались голоса, молчали даже собаки во дворах, когда я проезжала мимо. Только в доме Веры мерцал огонек. Скорее всего, свеча или огонь в печи. Я не стала заезжать во двор, оставила машину на дороге, бегом бросилась к двери. Мой сильный стук и безумный вид напугали Веру, но я не могла вести себя спокойнее.
– Что случилось? – спросила она, а я не знала, что сказать, с чего начать.
– У меня плохие новости, Вера, – наконец выдавила я. – Мне очень жаль…
Она поняла раньше, чем я произнесла вслух.
– Кирилл?
Я кивнула. Вера схватилась одной рукой за сердце, другой за дверной косяк. Я испугалась, что она может упасть, взлетела на порог, хотела поддержать ее, но она мотнула головой, давая понять, что не нужно помощи. Или не хотела именно моей помощи. Пусть она еще не знала, что это сделала, вероятно, Юлька, думала на Яна, но я в обоих случаях была виновата.
– Вера, я знаю, что не имею на это права, но мне нужна твоя помощь, – глухо произнесла я. – Я не справлюсь сама. Пожалуйста, помоги мне, после я сделаю все, что ты скажешь. Помоги, пожалуйста.
Она замотала головой, по-прежнему ничего не говоря. Она не плакала, ничего не спрашивала, но я видела, что прикладывает все усилия для того, чтобы справиться с собой. Что я могла ей пообещать взамен за помощь? Вернуть ее сына мне не под силу, и мы обе это знали. Мне оставалось лишь молчать, ждать ее вердикта и надеяться на то, что она согласится.
– Что… – Она захлебнулась словами, помолчала секунду и все же продолжила: – Что случилось?
Если бы я знала!
– Мы с Яном были в усыпальнице, проверяли, спокойно ли лежат те из Вышинских, что были волколаками, – начала я, и Вера, хоть и не знала этой истории, не перебивала, просто слушала. – Потом вышли на улицу, и что-то произошло. Ян вдруг начал обращаться, сказал, что не может сдерживать себя. Велел мне убегать. Я побежала и наткнулась на… Кирилла.
– Если Ян был с тобой, кто… кто убил моего сына?
– Я думаю, это была Юлька, – Каких трудов мне стоило произнести это вслух! Но я понимала, что должна быть с Верой честной. Она имеет право знать. И потому, что погиб ее сын, и потому, что я прошу у нее помощи.
– Юлька? – глухо переспросила она, не глядя на меня.
– Я отмахивалась от этого, сколько могла, – произнесла я. – Но вынуждена признать. В нашем роду время от времени рождались волколаки, и Юлька, скорее всего, одна из них. Тетушки сказали, что весь день она вела себя странно, а потом убежала в лес. Они послали Кирилла за тобой, но он… видимо, он столкнулся с Юлькой. Я не понимаю, что произошло! Не понимаю, чем этот день такой особенный!
Зато понимала Вера. Наконец посмотрела на меня и сказала:
– Сегодня Купальская ночь.
– Разве она не в июле?
Я не знала, почему Купальская ночь могла так повлиять на Яна и Юльку, но была уверена, что до нее время еще не дошло.
– На июль ее перенесли, когда поменяли календарь. По-настоящему она сейчас. День летнего солнцестояния: самый длинный день и самая короткая и страшная ночь в году. Нечисть сильна настолько, что даже Хранительнице справиться с ней не под силу. Агата эту ночь проводила дома, тщательно заперев окна и двери, о других людях и говорить нечего.
– Но Юлька в лесу. Я не брошу ее там, – твердо сказала я. – Волколак она или нет, ее нужно найти. Либо спасти ее, либо спасти… других от нее.
– Ты еще слишком слабая, Хранительница, – сказала Вера. – Нечисть тебе сейчас не помощница, наоборот. И сестру не найдешь, и сама не вернешься.
– Поэтому и прошу помощи.
Вера раздумывала долгую минуту, глядя в темноте на что-то, видимое только ей одной. Если бы она отказала, я бы поняла. Мы действительно можем не вернуться, а она и вовсе не обязана теперь решать мои проблемы. Но правда была в том, что и терять ей уже было нечего.
– Езжай домой, – наконец решила она. – А я за помощью. Скоро буду. Встретимся в усадьбе.
Я не спрашивала, за какой именно помощью она отправилась. Быстро вскочила в машину и рванула обратно. Но доехать даже до кукурузного поля мне не дали. Как только я приблизилась к кладбищу, поняла, что дальше хода нет. Не только кладбище, но и дорога перед ним была заполнена существами. И они не имели ничего общего с безобидным крыжатиком Федором. Внешне существа напоминали скелеты, только кое-где на костях у них свисали полусгнившие куски мяса, челюсти сверкали наполовину выпавшими зубами, остатки истлевшей одежды тащились за ними лохмотьями. У некоторых на черепах еще оставались клочья волос, другие же казались совершенно лысыми. Костомахи. Сгнившие до скелета покойники, враждебные к людям. Я никогда прежде их не видела, но читала о них в книгах Агаты-Агнии и сейчас узнала. Они не дадут мне проехать.
Заметив машину, Костомахи повернулись ко мне и, замерев лишь на мгновение, словно не могли поверить, что кто-то смеет быть таким наглым и в Купальскую ночь не трястись под одеялом, направились в мою сторону.
Передо мной как наяву возникли строки из книги. Чтобы проехать мимо кладбища, где есть Костомахи, путник должен был развернуть ось воза или поменять местами оглобли. У меня не было ни воза, ни оглобель, поэтому я затормозила и развернула машину. Включив заднюю передачу и стараясь не думать о том, что делаю, рванула к полю.
Не знаю, помогло это, или же Костомахи просто обалдели от моего нахальства, но они отскакивали от машины за секунду до того, как могли угодить под колеса. Даже проскочив мимо кладбища, я не остановилась. Ехать задним ходом в темноте было сложно, бешено бьющееся в висках сердце не добавляло мне спокойствия, и я сбилась с дороги, съехала в поле. Машина с трудом преодолела еще пару метров и села.
– Черт! – не сдержалась я, ударив по рулю.
Надо же было угодить в самое низинное место, где даже в теплые дни стоит вода, где болото подобралось слишком близко к сухой земле!
Попыталась выехать вперед, затем снова назад, но засела еще глубже. А Костомахи, почувствовав беззащитную жертву, уже направились ко мне. Я терзала машину, разбрасывала по сторонам грязь, а сама в зеркале заднего вида замечала, как из леса в мою сторону приближается новая нечисть.
Машина раскачивалась вперед, назад, утробно рычала, пытаясь вытащить и себя, и меня из грязи, но нечисть приближалась быстрее. И когда худющая страшная женщина с длинными спутанными волосами бросилась мне на капот, я завизжала, что было сил вдавила педаль газа, и машина, рыча матом, выскочила из грязи.
Дорога домой была отрезана, в деревню тоже, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как лететь прямо по полю. Я знала, что эта часть довольно ровная, сухая, а значит, у меня были шансы добраться до леса чуть дальше, километрах в пяти от усадьбы. Если прорвусь к дороге, ведущей на Березовку, то смогу доехать до Желтого дома. А там хоть топором сломаю деревянную дверь в тоннель и попаду домой.
В зеркалах я видела, что нечисть следует за мной, но теперь это меня даже радовало: мне нужно было расчистить дорогу к усадьбе для Веры.
Тропинку на Березовку я нашла и уже спустя пять минут остановилась у сросшихся сосен, за которыми начиналась дорожка к Желтому дому. Покидать салон автомобиля было страшно, но я понимала, что выбора у меня нет. Прежде чем зайти в дом, побежала на задний двор, надеясь найти там топор, которым Ян как-то рубил дрова.
Топор действительно был там, торчал из колоды, и мне пришлось приложить определенные усилия, чтобы вытащить его, так глубоко вогнал лезвие Ян. В глубине души я опасалась встретить здесь его, не знала, что буду делать, если увижу, если он опять попытается напасть на меня. Там, возле Большого дома, я действовала на адреналине, второй раз едва ли смогу так уверенно угрожать ему. Да и чем? Нож остался лежать возле Кирилла, в панике я забыла про него.
К счастью, Ян не появился. Я добралась до комнаты с люком; не останавливаясь, замахнулась топором и ударила лезвием по старым доскам. Дверь обиженно заскрипела, выбросила вверх столп сухих щепок, но все еще оставалась крепкой.
Я била и била ее топором, вкладывая в удары все отчаяние, всю боль от происходящего. Наверное, если бы я остановилась, то поняла бы, что по мне градом течет пот, что руки почти онемели от усталости, что вывихнутое запястье горит огнем, что в голове шумит, а сердце вот-вот запнется от бешеного ритма, но я не останавливалась. Не опустила топор даже тогда, когда дверь наконец поддалась, когда я пробила в ней дыру. Эта дыра в любом случае была слишком маленькой для того, чтобы я в нее пролезла, а потому я продолжала бить до тех пор, пока размеры отверстия меня не удовлетворили. Только после этого топор выпал из моих рук, я просто не могла его больше удерживать.