Хранительница его сокровищ — страница 43 из 111

Новая сумка была из чёрной кожи с красивой вышивкой — птица на болоте, ножны — с вытисненным геометрическим рисунком, а пояс — с серебряным наконечником и пряжкой, и вокруг дырочек тоже были серебряные блочки, или как они тут у них называются. Лизавета тут же всё это на себя нацепила, под одобрительные взгляды мальчишек, комплименты Сокола и восторги Тилечки.

Флягу тоже нашли легко и быстро, она была в красивой кожаной оплётке и тоже прикреплялась к поясу.

Деньги ещё оставались, и дальше двинули в тканевые ряды. Лизавета только увидела чёрный шёлковый бархат, так сразу и поняла, что не сможет с ним расстаться. И если уж шить здешнее платье — то вот из этой замечательной ткани. Дома такой не водилось, а если вдруг привезли бы в какой-нибудь магазин — то цена за метр была бы космическая.

У ткани была странная ширина — примерно метр двадцать, а измеряли её вроде как локтями — наматывали на локоть и считали обороты. Лизавета не сообразила, сколько же нужно на платье. Помнила рассказы коллег по студии, которые шили себе шестнадцатый век — что много не бывает, потому что там и складки, и буфы на плечах, и головной убор, и кошелёк, и ещё обувь обшить в тон платью. Поэтому она просто в какой-то момент сказала — вот столько. И ещё в той же лавке купили серебряной тесьмы и лент. И серебряную сеточку для волос. А в соседней — много жемчужного бисера на расшивку, и Тилечка ворчала, что в Фаро тот же самый бисер обошёлся бы им вдвое дешевле. У кружевницы купили кружево — скромное, сантиметра два шириной, но очень красивое. А потом отправились к ювелирам.

Ходили, смотрели, приценивались. Потом сговорились-таки на два десятка мелких серебряных пуговиц, и брошку для Тилечки, и ещё мешочек маленьких цветочков, которые можно подвешивать на тоненькую цепочку, а можно пришивать на платье, и Лизавета собиралась сделать именно это. К слову, иглы и нитки тоже купили — преотличнейшие.

Когда все швейные покупки для Лизаветы и Тилечки были сделаны, оказалось, что мальчишки куда-то исчезли, все трое. Лизавета хотела попросить кого-нибудь из них донести до замка тюк ткани, а получилось, что его забрал Сокол. Все мелкие приобретения она сложила в новую поясную сумку, и очень этому радовалась.

У неё осталось ещё немного денег, и она несмело предложила — наверное, здесь есть заведение, где кормят чем-нибудь местным и вкусным, может быть, они поищут? Она готова накормить всех помощников, ну, насколько у неё хватит денег.

Сокол поддержал — сказал, неплохая идея, и нужно попробовать найти мальчишек, а то как сквозь землю провалились. Он уж хотел искать их заклинанием, но они появились сами. И они тоже потратили какие-то деньги, судя по их довольным лицам. Джованни похвастался красивыми вышитыми перчатками, Руджеро — новой шляпой, а Антонио показал новый нож, больше и страшнее того, что купили Лизавете. А потом они радостно предъявили изумлённым зрителям не просто покупку, а целый музыкальный инструмент в чехле!

Антонио развязал мешок и вытащил вполне себе гитару, только немного меньше тех, к каким привыкла Лизавета. Струны из жил, точёные колки, изгибы корпуса — всё, как положено. И оказалось, что все они так или иначе умеют играть, и обещали вечером настроить инструмент и показать, на что они способны.

И это было ещё не всё! Руджеро снял с шеи мешочек и с торжественным лицом достал оттуда камень? Кусок огранённого стекла? В общем, это был предмет из прозрачного материала, огранённый так, что ловил солнечные лучи и преломлял их. Вокруг него струилась сизая дымка.

— Ну-ка, покажите трофей, — заинтересовался Сокол.

Взял в руку, сделал ладонью с камнем хитрый жест, сжал его, а потом раскрыл пальцы. Сизая дымка потекла с камня на него самого, и когда окутала его полностью, он исчез. Вот как совсем не было.

Лизавета с Тилечкой синхронно взвизгнули, а он уже появился обратно. Лизавета даже тихонько потрогала его за рукав — точно, есть, живой и тёплый.

— Что это? — недоверчиво спросила она.

— Достаточно обычный артефакт, создаёт иллюзию невидимости и отводит глаза, — пояснил он. — А вам-то зачем? — сощурился на мальчишек.

— А это не нам, — с гордостью объяснил Руджеро. — Это госпоже Элизабетте. Мы же обещали ей Сильмарилл! Скажите, подойдёт? Он красивый, можно и просто так на цепочке носить, а пользоваться может и не маг, обычный человек — тоже. Мало ли, куда попасть доведётся, так он поможет спрятаться.

Сокол посмотрел на него с какими-то новыми нотками во взгляде.

— Молодцы, хорошо придумали. Вручайте, раз притащили, — и вернул камень Руджеро.

— Госпожа Элизабетта, примите сей камень в знак нашего вами восхищения, — Руджеро изысканно поклонился и протянул камень Лизавете.

— Благодарю вас, — только и смогла она сказать, потому что горло перехватило, а в носу защипало.

Она принялась тереть глаза, и тогда Сокол взял камень и надел цепочку ей на шею.

— Я потом покажу вам, как пользоваться, это несложно, — улыбнулся он.

— Спасибо, — прошептала она.

Подняла голову, оглядела их всех. Стоят вокруг и улыбаются.

— Пойдёмте, в общем. Мы как раз вас ждали, чтобы пойти поискать чего-нибудь этакого на обед.

Таверна, в которую привёл их Сокол, оказалась с краю рыночной площади, и у неё были столики как на улице, так и в помещении. Он провёл их внутрь и сообщил выскочившему слуге, что их шестеро, и они хотят пообедать. Тот начал что-то мямлить, но появился хозяин, оглядел нахмуренные лица мужской части компании, и столик тут же нашёлся. Более того, пока они стояли в дверях, их нагнали откуда-то взявшиеся Альдо и Серафино, они были шумные и довольные, и сказали, что готовы съесть по быку каждый. Хозяин кивнул, и позвал их внутрь.

Тут же появилось вино, и вода, и тарелка сыров, а потом тарелка колбас, тарелка маринованных огурчиков и ещё каких-то штук. На горячее притащили нечто вроде пельменей, хозяин пояснил, что внутри — нежнейшая паста из заморской дзукки, выращенной им лично на заднем дворе и достигшей в нынешнем году небывалых размеров. И ещё — жаркое из мяса и овощей. И обещали в конце сладкий пирог. Всё это было уничтожено с урчанием, и запито вином, и заедено сладким пирогом, и Лизавете даже не позволили рассчитаться с хозяином, как она ни настаивала. Альдо рассказал, что купил отличный пистолет дешевле, чем рассчитывал, поэтому обед с него. Пистолет тут же был предъявлен, и его одобрили все, начиная с Сокола и заканчивая той же Лизаветой, а проверять его боевые качества решили по возвращению в замковом дворе — если успеют вернуться до темноты, конечно, а нет — так завтра.

И наконец-то можно было возвращаться в замок.

2.22 Пока все где-то ходят

Астальдо отпустил Агнессу, подумал немного — и лёг. Ерунда какая, спать посреди дня! Но со вчерашнего вечера неумолимо клонило в сон, и даже то, что он проспал всю ночь, не очень-то ему помогло.

И вот сейчас все остальные где-то бродят и разевают рты на ярмарочные чудеса, и только внизу брат Василио — его очередь сторожить, а он лежит здесь, как тряпка. Судя по всему, из них троих, кто был вчера в часовне, сильнее всего досталось именно ему.

Чужеземка разве что перепугалась, было видно, что белая вся и ноги не держат со страху. Фалько тоже досталось — и бледный был, и пот холодный тёк, и магию всю растерял. Впрочем, сам Астальдо колдовать в часовне попытался только в тот момент, когда Фалько не смог сменить личину, и у него тоже не получилось, и он не мог сказать — это у них с Фалько что-то приключилось со способностями к магии или это вообще особенность того места. Или это обряд получения части Скипетра так повлиял, ведь до начала-то Фалько вполне себе колдовал. Видимо, хорошо закляла свою часовню мерзавка Лукреция, и хоть и было это всё давно, уже лет восемьдесят тому, но чары, похоже, держатся. Но в плохом месте Скипетр бы не стал скрываться от людей.

Но всё это ерунда. Если он к вечеру не восстановится — Агнесса даст ему своих отваров, и тело своё тоже даст, это должно помочь. Она не знает, что именно он ищет, и хорошо — если вдруг что, то о чём не знаешь, о том и рассказать не сможешь. Даже при магическом допросе. Но она знает, что это дело для него важней всех прочих.

Что испытывает человек, когда его мечта начинает сбываться? Об этом редко пишут, обычно — о том, как человек шёл к этой мечте, и ещё о том, что бывает, когда шёл да не дошёл. Астальдо пока испытывал небывалую прежде усталость, и это было непривычно — обычно он не чувствовал себя старым или немощным, хотя его ровесники не-маги как раз уже через одного были дряхлыми и больными. А тут что? Или вправду с него таким образом берут плату за мечту?

По большому счёту, ему было всё равно, кому в итоге достанется сокровище. Даже если Амброджо не сохранит его в своих руках — наследники найдутся. Главное — собрать. Потому что ещё пятнадцати или двадцати лет у него нет…

Но каковы соратнички-то! Одна не может удержать язык на привязи, второй защищает её изо всех своих немалых сил. Какая жалость, что ему самому нельзя касаться Скипетра, уж он бы берёг его, как подобает! А то — даже положить-то оказалось некуда, и как она собиралась везти его дальше?

Ладно, у Астальдо хватило ума взять с Фалько магическую клятву — не вредить ему и не оставлять его, пока они не обретут желаемое, или пока он, Астальдо, его от этой клятвы не освободит. Возникало желание не освобождать никогда, очень уж он хорошо выглядел, такой — никакого древнего имени за плечами, только своя личная сила и мощь. Надо признать, всё равно значительная. Этот выживет везде, даже если запретить ему пользоваться своим именем и своими связями. Вон, мальчишки уже в рот смотрят, и чужеземка тоже — он хорошо знал этот взгляд у женщин, который позволял подойти и сделать с ними всё, что душе угодно. А Фалько или дурак, что до сих пор не воспользовался, или видит что-то такое, что незаметно для него?

А где взять сил, чтобы вытерпеть дальше чужеземкины выходки? Ну не может женщина вести себя так по незнанию или по недомыслию! То она взялась защищать уличную девку, сестру Аттилии, и к чему это привело? Пришлось уходить в ночь, и хоть Амброджо и заверяет, что в обители всё в порядке, и что Пандольфо смирно сидит в подземелье, а личина на нём отлично держится, и его даже таким показали доверенному лицу Великого Герцога — всё равно беспокойство не отступает. Слабое, невнятное, но оно есть. Видимо, что-то будет ждать их по возвращению. Но ему тогда уже будет без р