— Вам не обидно, что не прозвучали все ваши возможные титулы? — глянула она на Сокола.
— Знаете, все, пожалуй, я бы и сам не хотел здесь слышать, — усмехнулся он.
— Слишком много на одного? — подняла она бровь.
— И это тоже. И ещё не все титулы бывают… приятными и желанными.
— Бывают и неприятные? — удивилась она. — Впрочем, мне судить не о чем, у меня нет ни одного.
— В ваших краях их вообще нет?
— Где-то есть, в других странах. У нас были, давно, потом их отменили, а людей, которые имели такое право, подвергли разнообразным репрессиям. Если хотите — расскажу, но это долгая и вовсе не праздничная история.
— Тогда не сегодня. Сегодня лучше что-нибудь праздничное.
— Да будет ли у нас такая возможность, мы же после пойдём гулять, так?
— Непременно пойдём, но потом также непременно устанем и сядем где-нибудь передохнуть. Там-то мы вас и попросим. Если будете в силах, конечно.
— Постараюсь быть, — криво улыбнулась она.
За закусками подали горячее — мясо, дичь, затем — рыбу. А потом — сладкое. Огромный пирог, от которого отрезали по кусочку всем, кто сидел за столом, и велели съесть с мыслями о сытом и богатом будущем годе. Ну что ж, Лизавете почему-то представился стол в проданной трёхкомнатной квартире, ломящийся от вкусной еды, за которым сидели родители, Вася с семьёй, Настасья, с чего-то Фалько и ещё два кота. Вот прямо два кота, на стуле, среди людей. Коты тянули морды к тарелкам на столе, им грозили пальцами и улыбались. Совмещаем несовместимое? Семья там, они с Фалько — здесь, и даже не «они», а отдельно он, и отдельно она. Настасья уехала и живёт своей жизнью. А котов у Лизаветы с детства не было. Тьфу, ерунда.
— Госпожа моя, идём на улицу? — Сокол склонился практически к её уху.
— Да, — выдохнула она.
Наружу пошли все — и Раньеро, и его гости (Сокол пояснил, что двое — из Совета Четырёх, а ещё трое — просто здешние уважаемые люди), и вся приехавшая из Фаро компания. Галеотто отчаянно пытался оказывать внимание Тилечке, а она фыркала, задирала нос и цеплялась то за Руджеро, то за Антонио, то за Джованни. Лис и Крыска чинно шли вместе с Раньеро и прочими важными особами, а братья и служки Ордена Сияния то и дело вертели головами во все стороны.
— В Фаро празднуют не так? — спросила Лизавета.
— В Фаро празднуют на воде, — тихо ответил Сокол. — Считается, что вода — надёжная защита от того, чему нет названия.
Во внутреннем дворе дома полыхали четыре костра, вокруг них собиралась прислуга. Звучали струны, и дудки, и какие-то барабаны. Но компания гостей и хозяев отправилась из дома наружу.
По небольшой улице мимо стены дома Раньеро разные люди спешили вниз — видимо, в сторону порта. Все кричали, хохотали, пихались, толкались, взрывали хлопушки и ещё что-то, что бросали прохожим под ноги. Лизавета оглохла уже через пять минут.
— Скажите, так будет до рассвета? — прошептала она Соколу, вцепившись в его рукав.
— Да, — кивнул он с улыбкой. — Вы привыкнете. Я не знаю, как у вас дома со злыми силами, а здесь они вполне реальны, и если при свете дня они беспомощны, то в ночи — полны могущества. Поэтому мы пугаем их шумом, смехом, светом, любым движением и звуком. Говорят, что тот, кто окажется в такую ночь в тихом и тёмном месте, не сможет не заснуть, и его утащат и съедят. Многие наши сказки говорят о том, что какой-нибудь глуповатый герой заснул в праздничную ночь, и потом кому-то, для кого он был близок, пришлось пойти на большие жертвы, чтобы выкупить неудачника у тёмных сил. Поэтому мы не остаёмся в одиночестве, не сидим дома, а идём на улицу, туда, где свет, шум и… жизнь. И мы с вами тоже пойдём, потому что я не хочу приносить жертвы тьме, чтобы отобрать вас у неё, — он смотрел и улыбался. — Вы освоились, красиво оделись, вы находите применение своим талантам и радуете всех, а особенно — меня, поэтому вас ни в коем случае нельзя отдавать силам тьмы.
- Господин Астальдо будет против того, чтобы отдать меня силам тьмы. Я тогда не смогу таскать для него артефакты, — буркнула Лизавета.
Но ей было приятно. Вот прямо бы стояла и слушала.
— Он-то, конечно, будет против. Но скорее всего, палец о палец не ударит, чтобы вытащить вас. Поэтому я постараюсь не дать вам спать.
Они спустились на портовую площадь, там стоял просто ужасающий шум. Горели костры, в них время от времени бросали что-то, что взрывалось там с шумом и брызгами искр. Каждый взрыв приветствовали громкими криками. Немногочисленные маги запускали в небо светящиеся шары, и соревновались, чей шар крупнее, ярче и дольше светится. В разных частях площади играли музыканты. У прилавков наливали выпить и предлагали закусить. Все всех поздравляли и желали благополучия на будущий год. Но не было ни одной ёлки, никаких особенных украшений, и — ни грамма снега. Крутой Новый год — без шапки, без пуховика, в лёгких туфлях и с открытым горлом, разве что плащ надела, и всё!
— Хотите танцевать? — Сокол кивнул на ближайших музыкантов, они играли что-то забористое и очень весёлое.
Мальчишки и Тилечка уже припустили в ту сторону со всех ног.
— Да, пойдёмте, — что уж там, Лизавете хотелось и танцевать, и петь, и что там ещё сегодня надо делать.
Танцевали что-то в цепочке — три шага в одну сторону, шаг в другую. Цепочка извивалась вокруг музыкантов, закручивалась сама в себя, раскручивалась обратно, свивалась в кольца, главное было — не сбиться с ноги и не разорвать рук. Мелодия постепенно ускорялась. В конце уже просто бежали, не разбирая, куда именно. Но весело.
Следующая мелодия сразу начиналась многообещающе. Сокол взял за одну руку Лизавету, за другую — Тилечку, кивнул мальчишкам, они подхватили свободные руки обеих дам, позвали кого-то со стороны, и дальше получилась ещё более хитрая цепочка. Она проходила сама через себя петлями, меняла направление движения, выворачивалась наизнанку. Уже было совершенно не важно, куда бежать, главное — твои руки крепко держат, над тобой — звёздное небо, вокруг тебя — люди, а музыка не только вокруг, ещё и у тебя внутри, и ты летишь. Тебе тепло и светло, ты не один, ты бессмертен.
Последняя нота растаяла в воздухе. Все хлопали, орали и обнимались. Тилечка обнималась, но отшучивалась и хлопала кого по носу, кого по голове. Мелькнули Лис с Крыской — стоят, держатся за руки, и чему-то смеются, надо же — умеют! Саму Лизавету крепко обхватил Сокол, обеими руками, показывая всем — моё, близко не подходить.
Альдо, Джованни и Антонио где-то добыли много кружек с горячим вином и раздали всем. Надо было отдышаться и выпить, всё верно.
А потом снова заиграли музыканты, и кто-то закричал:
— Кот и мышь! Играем в кота и мышь!
— Что за игра? — спросила Лизавета.
Ей тут же бросились объяснять.
— Нужно опять построиться в цепочку, — начала Тилечка.
— Тот, кто в цепочке первый — он кот, он будет охотиться, — сообщил Джованни.
— А последний — мышь, — добавил Антонио.
— И кот должен ловить мышь, не отпуская своей руки от второго в цепочке, — говорила Тилечка.
— А мышь будет убегать, — дополнил кто-то незнакомый.
— А когда кот поймает мышь, то сам становится мышью для следующего кота, — смеясь, закончил Сокол. — Хотите поучаствовать в этом веселье, госпожа моя?
— А вы тоже пойдёте? — спросила она.
— Конечно, я сегодня делаю всё, что положено в такую ночь, — подмигнул он.
Мгновенно собралось несколько цепочек — человек по двадцать в каждой. И после бодрого вступления голова принялась ловить хвост. Их хвостом оказался Галеотто, и он, судя по всему, был большим мастером такой игры. Он бегал, запутывал цепочку, но в конце концов был пойман. Новым котом оказался Серафино, это был очень гибкий и изящный кот, но и настоящий хищник — поймал мышь за одну музыкальную фразу. Потом его самого ловила Тилечка, а её — неизвестный красивый парень в малиновом берете с пером.
Лизавета не ожидала, что до неё тоже дойдёт очередь, но она тоже стала котом! Ей пришлось ловить Альдо, и ей показалось, что он поддался, ну да и ладно. А её саму довольно быстро поймал Сокол, и поцеловал, чем вызвал всеобщее одобрение. А потом и музыка закончилась.
Все снова принялись кричать и хлопать, и стучать друг другу по спине, и просить ещё. Музыканты отдышались, и сказали, что ещё будет про улитку. Надо про улитку? Все закричали, что надо. Лизавету подхватили под обе руки и повлекли становиться в очередную цепочку.
В этот раз становились парами, кавалер-дама. Её левую руку крепко сжал Сокол, справа оказались Альдо и Тилечка. Цепочка закрутилась в улитку вокруг какой-то центральной пары.
Музыканты снова начали с бодренького вступления, и пара, которая стояла в самом центре, взялась за руки и поскакала наружу между завитками цепочки. Очень живо поскакала. За ними — следующая пара. Допрыгали до конца, встали в хвост, а тем временем уже подлетала следующая пара. И так можно было бегать до бесконечности.
Когда очередь дошла до них с Соколом, Лизавета по привычке подала руки, как для закрытой пары.
— Нет, госпожа моя, держитесь-ка крепче, не до куртуазности, — он сверкнул улыбкой и обхватил её обеими руками.
И завертелся. Шаг — полоборота, шаг — полборота. Хорошо, что она такое видела, и пробовала, и немного понимала, как удержаться на ногах и не улететь в небеса.
Им хлопали и кричали что-то одобрительное. Но пока они доскакали таким образом до хвоста улитки, ноги отваливались, а дыхание сбилось к чёрту. Поэтому Сокол не повёл её обратно в цепочку, а обхватил за плечи и вывел наружу, к зрителям.
— Ух, здорово, — сообщила Лизавета. — Спасибо вам, одна я бы ни за что не решилась попробовать, только стояла бы и завидовала тем, кто танцует.
— А зачем стоять в такую ночь? Да и двигаетесь вы отлично. С кем другим я бы не стал так делать, придумал бы что-нибудь попроще. А с вами — вышло.
— Круто вышло.
— Вина?
— Да.
Ему удалось найти только одну кружку, и пили по очереди, не выпуская её из рук. Потом Сокол отдал её кому-то, а сам снова обхватил Лизавету за плечи.