— Это по службе или по дружбе? — глянула она на него из-под ресниц.
— Хотите услышать, что вас хочется держать у сердца и не отпускать никогда? Так и есть. И уж конечно я не дам никому повода думать, что вы здесь одна и беззащитны.
Она просто прислонилась щекой к бархату его дублета. Так они и ждали, пока остальным надоест танцевать, и они постепенно подтянутся.
Подтянулась, правда, только Тилечка.
— Ой, можно, я тоже тут с вами постою?
— Прошу, — Сокол приглашающе кивнул. — Надоело отказывать?
— Ага, — потупилась та. — А сегодня молниями не пошвыряешься.
— Чего? — не поняла Лизавета.
— Если в ночь Перелома вам поступают недвусмысленные предложения, отказывать не принято, это ж ведь жизнь, понимаете, и торжество над смертью, — пояснил Сокол с усмешкой. — Можно отшутиться или ещё там как, а если будешь слишком возражать — то кто тебя знает, вдруг ты тёмная тварь? Никто не хочет прослыть тёмной тварью.
— Капец, — резюмировала Лизавета.
Сокол с Тилечкой переглянулись и посмеялись. Наверное, им нормально. Это она всё никак не привыкнет.
Мимо шла пёстро одетая и ярко накрашенная женщина.
— Хотите узнать свою судьбу на будущий год, благородные господа?
— Я — пожалуй, нет, но если развлечёшь моих дам — получишь золотой, — подмигнул ей Сокол.
— Вам бы я и не решилась что-то предсказывать, ваша милость, даже если бы увидела, — рассмеялась женщина, и обернулась к Тилечке. — Дайте руку, молодая госпожа, — она вгляделась в ладонь и в лицо девочки, и очень удивилась. — Вы сиротка? Найдёте себе семью.
— Да у меня есть, — пробормотала Тилечка. — Братья, сёстры.
— А будет ещё — большая и какая-то странная, не могу понять. Но всё к лучшему. Дайте руку, госпожа, — а это уже Лизавете.
Лизавета побаивалась таких гадалок и была уверена в том, что они говорят чушь. Но не обижать же человека в эту их ночь! И протянула руку.
— Смотрите.
Гадалка посмотрела на руку, на Лизавету, снова на руку.
— А вы не здешняя, — и внимательно её оглядела.
— Это не секрет, — вмешался Сокол. — Скажи госпоже что-нибудь, да мы пойдём уже.
— Странная судьба. Большие перемены в жизни. Всё пойдёт не так, как было до того. Большая любовь, могущественный супруг, но замужество какое-то непонятное — как будто вместе и не вместе. Лучше не вижу, простите. И не надо мне денег, — замотала вдруг она головой. — Я ж толком ничего сказать-то и не смогла.
— Госпожа носит солнечный диск, — Сокол, сощурившись, точным движением вытащил золотую цепочку из-под жемчужных нитей и расположил поверх платья Лизаветы. — Нет, она не тёмная тварь, и я тоже.
Гадалка ощутимо выдохнула.
— Ваша милость могущественный маг, — пробормотала она, опустив глаза. — И молодая госпожа тоже. Вы сами всё знаете про свою судьбу.
— И всё же возьми, — Сокол что-то сунул ей в ладонь. — Если не хочешь оставить себе — отдай нищим или пожертвуй в храм, — рассмеялся он.
— Спасибо, ваша милость, храни вас Великое Солнце, — она коротко поклонилась и затерялась меж людьми на площади.
Лизавета огляделась — было как-то не по себе. Что такого в ней увидели, что чуть было не посчитали тёмной тварью?
Она наконец заметила то, что подспудно висело в воздухе, но не выпячивалось и не называлось. Лёгкая нервозность всего веселья. На шутливые толчки судорожно оглядывались. Видели знакомые лица, расслаблялись. Тех, кто появлялся из неосвещённых мест — пугались. Многие надели свой золотой диск поверх одежды — мол, смотрите, я свой. Вот так.
Близкий колокольный звон добавил грохота.
— Полночь, — удовлетворённо произнёс Сокол. — Ещё не середина ночи, но уже близко.
3.12 Лизавета рассказывает сказку
Из толпы появился Галеотто.
— Ваша милость, если вы позволите, я буду охранять госпожу Аттилию.
— А госпожа Аттилия позволит? — улыбнулся Сокол и глянул на девочку.
— А госпожа Аттилия, как известно, вовсе не госпожа, а вообще девка из рыбацкого квартала, — ядовито сказала та.
— Госпожа Аттилия — маг, — Сокол смотрел на неё по-доброму и улыбался. — И нет никакой разницы, кем она родилась. Да, с именитой семьёй за спиной жить удобнее, но без неё тоже можно. Я проверял, — подмигнул он ей. — Оставайся и смотри по сторонам хорошенько, — кивнул он молодому человеку.
Прискакали Руджеро и Джованни, сообщили, что проголодались, как волки, и готовы пойти куда-нибудь поесть. Подошли трое оставшихся, и стали соображать, куда податься.
— Пойдёмте в «Три креветки», я вас туда уже как-то на днях приводил, — сказал Галеотто. — Если его милость не возражает.
— Не возражает, — усмехнулся Сокол.
— Нам не нужно предупреждать господина Астальдо? — спросила Лизавета тихо.
— Если решим остаться в таверне, дадим ему знать, — ответил он так же тихо.
Таверна сияла огнями — как любое здание в городе в эту ночь. В камине пылали дрова, а входя в залу, все маги выпускали под потолок по светящемуся шарику — видимо, так полагалось.
Тилечка радостно зашвырнула под потолок большой, красивый, искрящийся шар. На неё тут же стали оглядываться сидящие за столами — ничего себе заявочка, можно и похлопать. Сокол вздохнул и выпустил наверх пяток разных — белый, золотистый, сиреневый, алый и зелёный. И придержал Тилечку за плечо.
— Погоди, пусть наше воинство договорится с хозяином про стол и лавки.
О да, всё понятно — девушка-маг пришла не одна и развлечений на ночь не ищет. Подкатывать не следует. Ох, как всё сложно!
Хотелось выругаться, тем более, что дома ругательства считались вполне себе средством от каких-то тёмных сил. Здесь пока не ругался никто. Или у них тёмные силы такие, что их материть бесполезно?
За столами сидели люди — судя по одежде, разного статуса и достатка. За центральным столом травила байки под вино большая компания горожан обоего полу, в углу ели осьминога двое дорого одетых мужчин, в другом — три хорошеньких ярко накрашенных девицы строили глазки троим парням. И ещё кто-то приходил, кто-то уходил, дверь всё время хлопала.
— А у владельцев таверн вроде как и не праздник? — пробормотала Лизавета.
— Зато гарантированно не уснут, — пожал плечами Сокол.
Им протёрли стол и приготовили лавки, и Тилечку усадили на одну сторону стола, между Антонио и Руджеро, а Лизавету напротив, и с её левого бока сел Альдо. На стол побросали перчатки и шляпы, Лизавета откинула капюшон. Вернулся Серафино — его отправляли гонцом к Лису, сказал — сейчас придут. Одну сторону лавки предусмотрительно оставили свободной.
— Что желают благородные господа? Кольца кальмаров, жареная рыба, крабы и креветки, только днём выловленные каракатицы в соусе из собственных чернил и без оного, — нахваливал свою еду трактирщик.
Он был упитан и аккуратен, а поверх белого фартука золотился диск. Мол, чем попало не накормлю, не бойтесь.
— Что вам угодно, госпожа моя? — тихо спросил Сокол, наклонившись в её уху.
— Не знаю. Присоединюсь ко всему, что будет заказано.
Пока мальчишки спорили, появились Лис, Крыска и… Раньеро. Решил не оставлять своих гостей без присмотра?
— Это мои гости, плачу за всё, что будет съедено и выпито, — Раньеро грохнул на стол звякнувший мешочек.
У него тоже поверх чёрного бархата золотился диск — крупный, рельефный, на нём что-то было изображено и что-то написано. А Лис вообще мог надеть свою мантию — подумала Лизавета. Точно никто бы с тварью не перепутал! Как они хоть выглядят-то, эти тёмные твари, которых все боятся?
Пока местные девушки тащили на стол тарелки, стаканы, ножи-вилки, соль и перец (ещё отметили — смотрите, у нас даже перец! И красный, и чёрный!) и блюдо с хлебом, Альдо взглянул на Лизавету с улыбкой и спросил:
— Госпожа Элизабетта, а расскажите, как у вас празднуют Перелом года?
И ясное дело, его поддержали все!
— Рассказывайте, — улыбнулся Сокол, он по-прежнему держал её левой рукой за талию.
Впрочем, они сидели очень плотно, и заметно не было.
— Знаете, что поразило меня больше всего? — спросила Лизавета. — Даже не ваша паранойя про тёмных тварей. А то, что у вас нет снега, ни крошечки!
— Вы живёте на севере, госпожа? — спросил Раньеро, по обыкновению впиваясь в неё взглядом.
— Нет, я живу в резко континентальном климате, там нет моря, холодная зима и жаркое лето. А весна — не когда цветочки цветут, а когда снег начинает таять, — пробурчала Лизавета. — И ещё — у вас нет на весь город ни одной ёлки, понимаете? А у нас Новый год без ёлки — это не Новый год!
— А что надлежит делать с ёлкой? — изумился Сокол.
— Наряжать. Стеклянными шарами, разными штуками — сосульками, колокольчиками, снежинками. Стеклянными бусами. Серебристым дождиком и мишурой. И гирляндами — такими разноцветными маленькими огонёчками. У вас таких нет.
— Такие? — Раньеро с усмешкой швырнул под потолок горсть мелких переливающихся всеми цветами радуги огней.
— Похоже, да. Только надо бы на целую ночь. Чтоб один раз зажечь — и до утра.
— Госпожа Элизабетта, но ведь снег — это холодно? — уточнил своим бархатным голосом Лис.
— Ещё как холодно, — кивнула Лизавета. — Приходится тепло одеваться. А когда не просто холодно, а очень холодно, то даже одежда не всегда спасает, тогда или стараешься вовсе не выходить на улицу, или передвигаешься от одной тёплой точки до другой. От магазина до автобуса. То есть от лавки до закрытой повозки.
— И что вы надеваете? — вдруг заинтересовалась Крыска.
— Шубу. Такую, знаете, одежду из меха с рукавами. На голову — меховую шапку. А на ноги — сапоги с мехом. Или ботинки. И ещё с шипами на подошве, потому что скользко. И на руки — варежки. Но шуба тяжёлая и дорогая, проще — пуховик. Он тёплый и лёгкий. И шапка с флисом внутри, можно даже без меха. Иногда выходишь на улицу — а там даже дышать нечем, так воздух замёрз. А ещё у нас река не замерзает, поэтому — влажность. Утром просыпаешься — а на улице туман. Потом солнце взойдёт, туман на деревья осядет — и ветки как будто в кружеве. Правда, до первого ветра. Но красиво,