— Вот это, — Катарина потрогала жемчужины кончиком пальца. — Вам же их явно муж на свадьбу подарил!
Ой, как всё интересно! Лизавета, не удержалась от смеха.
— Ваши выводы прекрасны, но не имеют никакого отношения к действительности. И, к слову, пока я была замужем, то на чужих мужиков головой не вертела. А про вас в городе неприличные анекдоты рассказывают, вот. И жалеют вашего покойного супруга, — Лизавете остро захотелось показать нахалке язык.
А пару историй она в новогоднюю ночь действительно краем уха слышала.
— Я первая дама этого города, ясно вам? И Фалько мой! И сейчас он никуда с вами не поедет!
— Он, полагаю, сам решит, куда ему ехать. А вы можете быть кем угодно, мне решительно всё равно. Опять же, откуда вам знать, а вдруг я дома Шемаханская царица и повелительница всея известной вселенной? Ступайте, короче, уважаемая госпожа Катарина, и скатертью вам дорога, — Лизавета поднялась и выжидающе застыла.
Хотелось уточнить, в каком направлении Катарине следует пойти, но Лизавета подумала и сдержалась.
Катарина вскочила с кресла и бросила в её сторону какой-то сложный жест. Пламя холодного синего цвета вырвалось из кончиков пальцев… обтекло Лизавету, как будто на ней стояла какая-то крутая защита, и ушло в пол.
Дверь отворилась — то-то Лизавета чувствовала, что она прикрыта неплотно и за ней кто-то есть. Вошёл Раньеро.
— Катарина, голубка моя, — издевательски произнёс он. — Ступайте домой. И не приходите больше ко мне без приглашения.
Да-да, флаг вам, госпожа, в руки, барабан на шею и ёжика в трусы.
Та свирепо зыркнула на него — и выскочила из комнаты, только каблучки по коридору застучали. А Лизавета сделала ей в спину неприличный жест. Тьфу, вот не было печали!
— Спасибо, господин Раньеро, — только и успела она сказать.
В комнату повалил народ. Тилечка схватила её за руки и начала рассказывать, что она, Лизавета, была великолепна, и вот бы тоже так научиться. Поминаемый Фалько внимательно осмотрел Лизавету и покачал головой. Мальчишки просто взирали с восхищением. Интересно, они там все подслушивали под дверью, или случайно мимо шли?
— У вас неплохая защита, госпожа Элизабетта, — отметил Раньеро.
— Так вышло, — пожала плечами Лизавета.
Потому что она сама не поняла, откуда что взялось.
— Вы собрались в дорогу? — он осмотрел комнату и остатки вещей.
— Не совсем. Неуважаемая мною дама не дала нам с Тилечкой закончить.
— Хорошо, заканчивайте, и я жду вас с Аттилией за столом, — он коротко поклонился и вышел.
— Знаете, он подарил мне вот такую штуку, — зашептала Тилечка и показала огранённый кусок какого-то минерала, переливавшийся на свету всеми цветами радуги. — И сказал, что это для облегчения концентрации при сложных магических воздействиях. И попросил не держать на него зла. Я спросила у господина Фалько, стоит ли мне эту штуку брать, он посмотрел, посмеялся и сказал, что если я хочу — то можно взять, вот, что она мне будет полезна. Я-то думала, что господин Раньеро на меня в обиде!
— Вот и хорошо, что это не так, — улыбнулась Лизавета. — Пошли уже завтракать, а то есть шанс, что нас выгонят отсюда голодными. Если мы тут провозимся ещё хотя бы полчаса, так и получится.
3.20 Лизавета расспрашивает о местных обычаях
Лизавета ехала верхом по неплохой дороге. Дождей в последние дни не было, светило солнце. Конь Огонёк очень обрадовался, что наконец-то можно куда-то идти, а не просто стоять в конюшне. Утром он приветствовал Лизавету радостным ржанием, и был благодарен за прихваченное со стола яблоко.
Из конюшни всю честную компанию препроводили в памятный Лизавете по вечеру прибытия подвал. Там Раньеро открыл портал и попрощался с ними. Лис и Сокол что-то говорили ему отдельно — видимо, им было, что сказать друг другу.
Портал вывел их в пещеру, но не ту, из которой они когда-то, можно сказать — в прошлом году попали в Кайну. Да и день был в сто раз более приличный, чем тогда.
Пещера располагалась на меньшей высоте, или в этом месте горы были не такими высокими. От входа просматривалась дорога вниз, на равнину, и судя по всему, этой равнины можно было достичь уже к обеду. Так и поступили.
Обедали в красивом месте — горы неподалёку, речка, текущая явно оттуда, сосны, зелёная трава. Пока служки под командой брата Джанфранко кипятили воду, лидеры экспедиции раскрыли карту — самую обыкновенную — и соображали, где они есть и что дальше.
Нет, где они есть, было понятно — во всяком случае, Соколу, Лису и брату Василио. Они со знанием дела обсуждали, что теперь и как, но ведь никто не знает, куда им сейчас надо! С них ведь не спускали глаз и не позволили уединиться ни разу. Лизавета даже не вытаскивала из мешочка ту предполагаемую вторую часть артефакта. Просто не снимала мешочек с шеи, и всё.
Её не позвали в обсуждение, но и не прогоняли, она сидела на свёрнутом плаще рядом и слушала. И смотрела, как пушатся в солнечном луче ресницы Сокола. У Лиса длиннее, но кому он нужен, тот Лис? Разве что Крыске.
И ведь она же потом спросила Тилечку о жемчужных бусах — неужели это традиционный свадебный подарок? Тилечка истово закивала — да, так и есть, обычно наутро после свадьбы муж надевает жене жемчужное ожерелье, и чем богаче муж, тем больше в том ожерелье ниток, и тем крупнее и красивее жемчужины. И добавила, что в Лизаветином — очень крупные и красивые жемчужины, ну да господин Фалько не тот человек, чтобы дарить мелкие и неровные.
Лизавете прямо захотелось достать из поясной сумки это ожерелье и надеть на себя. Но она подумала и не стала, только погладила жемчужины, и закрыла сумку.
Так вот, о дальнейших действиях. Брат Василио припомнил, что как раз по этой дороге примерно в полудне пути от гор будет ещё одна река и маленький городок на берегу, Кодоньо. Там можно заночевать, и не в поле под кустом, а по-доброму. Остальные согласились — Кодоньо так Кодоньо. Пусть будет.
Вероятно, там и определится третья точка их путешествия.
После обеда Лис озвучил направление движения до вечера. Известие о том, что ночевать предстоит под крышей, всех воодушевило.
И вот они направляются в неведомый Кодоньо, и эта дорога нравилась Лизавете куда больше, чем путь из Палюды в Кайну. Дорога ровная, погода хорошая. А когда Сокол придержал коня и поравнялся с ней, стало совсем хорошо.
— Как вам дорога, госпожа моя?
— Вот как раз думаю, что отличная, и благодарю за это все местные высшие силы.
— Разумно, — одобрил он.
— Раз они у вас так отчётливо представлены, то что ж остаётся?
— У вас не так?
— Нет. У нас никто не умирает в определённые моменты года. У нас — «верую, ибо абсурдно», потому что не могу постичь разумом, и оттого верую.
— Сложно.
— А то! Знаете, сколько копий обо всё это поломали за последние две тысячи лет нашей истории?
— Догадываюсь, что немало, — он улыбался.
— Но сейчас это всё невообразимо далеко и неактуально. Лучше расскажите мне вот что: как верите вы, как устроен ваш мир с точки зрения света и тьмы. Как вы это себе представляете. Понимаю, что должна была поинтересоваться давно, но не сложилось. Честно, хотела ещё в Фаро, но оттуда мы всё равно что сбежали, и я не успела ни с кем поговорить.
— Ничего себе у вас желания, — рассмеялся он. — Только вот, госпожа моя, я не богослов.
— Я понимаю. Мне и не нужно мнение богослова, мне нужно мнение практика. Вы определённо принимаете во внимание какие-то сверхъестественные моменты, хоть вы и не богослов. Вот об этом я и хочу знать. Что вы рассказывали о Свете и Тьме своим детям, когда те были маленькими? Что вам рассказывал дед, которого вы нет-нет, да и вспоминаете?
— Хорошо, я попробую. Что знают все, говорите? Все знают, что сначала был Великий Хаос, и в нем, среди прочего — Первозданная Тьма. Богословы спорят, что случилось раньше — выделился из Хаоса Свет или же Тьма, или это случилось разом. Я за последнее, если что. Ибо если бы кто-то из них успел первым, то о втором бы мы сейчас ничего не знали.
— Звучит разумно, — согласилась Лизавета.
— Богословы придумывают разные версии и обзывают друг друга еретиками, а я, как вы верно подметили, практик. И если один извечный враг есть, а второго ещё нет, то второго уже и не будет. Так вот, Свет, Тьма и множество миров. Да-да, госпожа Элизабетта, множество, правда, никто не знает, где эти другие миры искать и как в них попадают. Мне лет двадцать назад было очень интересно, но я не нашёл никакой конкретики, ни в священных местах, ни в велики книгах. Но не отказался бы посмотреть на другой мир и хотя бы на одного выходца оттуда.
Ох, поверни голову и посмотри, думала Лизавета. Но вслух сказала:
— Да, у нас тоже есть такие сказки. О том, что миров много.
— Так вот, получается, что Свет и Тьма не могут друг без друга. Зная только Свет, мы никогда не научимся различать Тьму. А находясь во Тьме, не поймём, что такое Свет. Считается, что Свет — это всё то доброе и хорошее, что в человеке есть, всё, что способствует человеческой жизни. Ученье, искусства, любовь, продолжение жизни в своих детях. А Тьма — это зависть, подлость, гордыня, предательство, смерть. И у человека есть свобода воли — он сам каждый раз решает, какой будет его дальнейшая жизнь.
А после смерти все его дела будут взвешены на незримых весах, и душа его отправится туда, куда он заслужил — в Вечный Свет или же в Великую Тьму. То есть, в душе каждого человека Свет и Тьма ведут постоянную войну, и до смертного мига непонятно, кто же из них победит. Свет возвеличивает, Тьма искушает. А человек решает, кто он и зачем.
Вот, как-то так я это себе представляю. И есть моменты, в которые нужны дополнительные меры предосторожности. Перелом года, Пик года — это летом, полгода спустя от перелома, осенью и весной — Равные Дни. В эти дни тёмные твари ходят по миру наравне с людьми, и только от людей зависит, что с ними дальше будет, уйдут они ни с чем или с добычей.