Тилечка хотела попросить лодочника подождать — чтобы не было повода задерживаться. Но госпожа Костри, старая и вредная, настойчиво выпроводила его — мол, скажите там, кому следует, что я отправлю девочку обратно сама.
Надо сказать, в этот раз госпожа Костри не вредничала. Говорила, что у неё, Тилечки, лёгкие руки, и ей нужно заниматься уходом за знатными дамами, эти услуги пользуются спросом, и так она рано или поздно накопит себе на приданое. А иначе что её ждёт — до старости бегать по магическим поручениям Ордена?
Правда, Тилечка предпочла бы скорее бегать, чем замуж, замужество казалось чем-то далёким и не очень приятным. Но события последних дней дали ей надежду на то, что возможно что-то ещё. Если сам господин Фалько говорит, что готов вместе с ней подумать о её образовании — это после того, как поставил командовать в сражении! — уж наверное, у него есть какие-то хорошие идеи для неё. Получше, чем у госпожи Костри.
После процедуры госпожа Костри позвала её пить розовый отвар — это было модно среди знатных дам Фаро, а потом обещала дать лодку до обители. Поскорее бы.
Зашла служанка, сказала — подъехали. Госпожа Костри поднялась, резво пошла к дверям и поманила Тилечку за собой. Та и пошла.
Трое мужиков. Больших, суровых и страшных. Один из них кивает госпоже Костри, два других подходят и берут Тилечку за руки.
— Эй, вы чего? Что случилось, госпожа Костри?
— Ничего, — сурово отвечает та. — Пойдёшь с ними и сделаешь всё, что тебе скажут, поняла?
— Я не могу с ними, меня ждут в Обители!
— Нужна ты кому-то в своей Обители, можно подумать! Не заблуждайся, девочка, такие, как ты, не могут быть нужны никому. Разве только отдать как материал, чтоб применили по назначению, — на лице госпожи Костри было столько брезгливости, сколько Тилечка не видела ни у кого и никогда. — Его милость даёт мне намного больше, чем любая процедура, потому что это дополнительные годы жизни!
— Что-то вы не возражали, когда я за вашей дряблой кожей ухаживала, — Тилечка постаралась вложить в свой взгляд побольше презрения.
— Так хоть какую-то пользу с тебя получить, чего отказываться-то? Забирайте её, господа, и передайте его милости, что я благодарна за всё, что он уже для меня сделал, но не откажусь от чего-нибудь ещё, он знает.
Дальше у Тилечки ум за разум зашёл от страха, потому что когда тебя берут за руки и куда-то тащат два амбала из тайной службы Великого Герцога, то тут не то, что последний ум потеряешь, а вообще забудешь, кто ты есть и как тебя зовут. Она попыталась завизжать, но ей быстро заткнули рот тряпкой. Вытащили на ступени, подхватили, сгрузили в лодку, положили на дно и повезли.
Она постаралась хотя бы понять, куда повезли. Всё же родилась и выросла в этом городе. Повезли в Большой Канал, а потом свернули в Полоскательный, который между двумя зданиями дворца. Говорят, в нём когда-то кто-то что-то полоскал, но что там полоскать-то, вода же морская, то есть — солёная. И вот уже из Полоскательного причалили направо, к какому-то подъезду дворца. Затащили по ступеням, потом внутрь, завели в какую-то комнату и там заперли.
Тилечка первым делом вытащила изо рта тряпку и осмотрелась. Вот не повезло-то, вот она неудачливая! Ведь не было никакой возможности избежать этой гадости — потому что ей бы и в голову не пришло ослушаться преподавательницы и не поехать к госпоже Костри. То есть, если бы госпожа Элизабетта и господин Фалько были не заняты, тогда…
Господин Фалько! Госпожа Элизабетта! Брошь!
Брошь эту она носила, не снимая, с самого Перелома года. Вдруг поможет?
Активировать артефакт было ерундовым делом. А дальше пришлось соображать, как вообще зовут на помощь, потому что Тилечка не очень-то умела это делать, звать-то некого!
А ещё тонкая чёрная вязь магического рисунка, проявившаяся на обоих запястьях после ночного обряда, как будто раскалилась докрасна. Точно, это ж тоже способ позвать на помощь!
О счастье, господин Фалько отозвался. Он спрашивает — какая часть дворца, и говорит — «мы идём». Наверное, с мальчишками. Хорошо бы. Поскорее бы!
Дверь распахивается, и те же трое стражников хватают её и ведут по длинному коридору, потом ещё по одному, а потом — в другую комнату. Там есть окна, но они закрыты алыми бархатными шторами, на полу — ковёр. В кресле — мужчина.
Какой же он чёрный! И не в смысле одежды, а в смысле ауры. Маг? Тёмная тварь? А так бывает, чтобы маг был тёмной тварью? Тилечка зажмурилась в ужасе — так страшно ей не было ещё ни разу в жизни.
— Разденьте, — произнёс мужчина. — Аккуратно.
Голос был низкий и глубокий. Как из колодца.
Он оглядел её, с головы до ног.
— Та самая, значит?
— Да, ваша милость, — тихо и быстро произнёс один из троих.
— Заплатите старухе, что там полагается.
Двое других подошли и начали расшнуровывать ей платье, она завизжала. То есть попыталась. И не смогла издать ни звука. И пошевелить ничем тоже не смогла. Стояла, как статуя, и только глазами хлопала.
— Нечего воздух сотрясать, — сказал чёрный. — Помолчи пока.
С неё сняли всё, быстро и аккуратно — явно не в первый раз. Сложили на ковёр рядом. На новомодное бельё под сорочкой только глаза выпучили, и тоже сняли. Последним сняли солнечный диск, положили сверху. Поклонились и ушли.
Чёрный все сидел и смотрел на неё. Да что ж тебе надо-то, скотина?
— Значит, сестра нищей девки, которую от меня спрятали в Ордене Сияния. И выглядит вовсе не как нищая, а прямо как настоящий маг. Только мелковат пока маг-то. И ладно бы маг, а то ведь девка. А в девках, как известно, смысла немного. Думаю, тебя хватит ненадолго. Сначала я возьму твоё тело, оно должно быть свежим и приятным, твой страх тоже годится, это отличная приправа. Бойся меня, это правильно. А потом ты отдашь мне свою магическую силу. Я воспользуюсь ею уж точно лучше, чем могла бы ты сама. На мой вкус, в тебе намешано многовато, но я ещё посмотрю, что из таких данных можно выжать.
Он медленно поднялся и обошёл вокруг Тилечки, по-прежнему не способной ни пошевелиться, ни издать звук. Коснулся пальцем плеча, прижал, отнял… на плече появилось болезненное чёрное пятно. Его захотелось тут же исцелить… но она не могла. Потом достал из ножен стилет, украшенный сверкающими камнями, провел концом по плечу ниже отметины. Показалась кровь. Провёл пальцем по разрезу, потом облизал его. Наморщился.
— А что это на руках, интересно. Нет, это не браслеты замужества, ты не должна быть замужем. А что тогда это такое? Впрочем, не важно, это сейчас тебя не спасёт.
Чёрный подошёл к ней с другой стороны, взялся за косу, подержал на руке, будто прикидывал вес. Прилично, да. Тяжёлая. Придушить бы тебя этой косой, раз ничего больше нет. Провел острым концом стилета где-то в районе лопатки, потом снова облизал пальцы.
Его палец упёрся Тилечке в подбродок, там тоже заболело. Но в этот момент чёрный браслет на его запястье затрещал и заискрил, если можно это так назвать, искры-то тоже чёрные.
Он убрал руку и поднёс браслет к лицу.
— Нашли? Что там? Брось, так не бывает. Увижу, конечно, увижу. В лабораторию её.
Поднял голову, сощурился мерзко — стало ещё страшнее.
— Подожди меня здесь. Я посмотрю, что там ещё для меня нашли, и вернусь.
Он вышел, и за ним щелкнул замок. Тилечка осталась стоять статуей посреди комнаты. Ноги уже подкашивались, но неведомая сида держала её, и не было возможности ни сесть, ни даже упасть.
У двери послышался какой-то шум и даже немного стук. А потом эта самая дверь красиво упала внутрь комнаты с оглушительным грохотом.
Антонио и Альдо влетели внутрь и остановились, увидев её.
— Тилечка? Тилечка, ты в порядке?
— Очевидно, нет, — господин Фалько зашёл, огляделся, подошёл к ней. — Отомри, детка. О, какая нехорошая вещь у тебя здесь, — он увидел царапины и пятна на плече и на подбородке.
Стало можно шевелиться и говорить, как хорошо-то! Тилечка зажмурилась — они, конечно, свои, но одеты, а она-то нет!
— Спасибо, — прошептала.
— Оденься, хоть рубаху надень, что ли, и я посмотрю, что можно сделать. Целитель бы подошёл лучше, но где ж нам взять целителя сейчас, — он поднял и дал ей рубаху.
Из коридора заглянули Серафино, Джузеппе и Руджеро.
— Нашли ещё пятерых, четверых насмерть, пятый согласился говорить, — доложил Серафино. — Сюда его?
— Нет, снаружи поговорим. Тилечка, одевайся. Сейчас расскажешь, что и как вышло, — он кивнул ей и исчез в коридоре.
Господин Фалько был вроде и обычный, но вместе с тем и какой-то другой. Серьёзнее и строже. И фонило от него чем-то непонятным, но определённо благим. Хотелось прижаться к нему и так остаться, просто потому, что с ним было спокойно и не страшно.
Тилечка быстро натянула на себя бельё, чулки и рубаху. И башмаки. И замерла. Альдо и Антонио тем временем тщательно проверили комнату.
— Ты в порядке? — подмигнул Антонио.
— Да, наверное, только плечо болит, и вот это, — она показала на чёрные пятна.
— Это пусть господин Фалько смотрит, он в этом больше понимает. Кто тут был? Кому тебя сюда привезли?
— Он не назвался, но сказал, что от него спрятали мою сестру. Может быть, сам его милость Пьетро, — вздохнула Тилечка.
Господин Фалько вернулся, осмотрел её подбородок. Аккуратно приложил ладонь, от неё было тепло и золотисто. Да, вот прямо золотистый свет, очень мягкий и приятный. Боль ушла, отметина осталась.
— Плечо показывай.
Она ослабила шнурок рубахи и вытащила наружу плечо. От его руки слова стало тепло и хорошо. Тилечка повернула голову — царапина исчезала на глазах, пятно перестало болеть, но как и первое — осталось. Царапину на спине он тоже подлечил.
— Спасибо, спасибо, — слёзы потекли сами, на пустом месте.
— Молодец, что догадалась позвать. Всё правильно, — кивнул господин Фалько.
Повернулся к свету, и она, наконец, поняла, что добавилось в его облик — цепь с медальоном. Снаружи — летящая птица, это понятно. А потом он повернулся, круг шевельнулся… герб Фаро. Вот так.