Я не услышала ответа.
И полезла наверх, не оборачиваясь и глотая слёзы.
Когда я добралась до вершины, я не слышала уже ничего: ни ливня, хлеставшего с перегоревшего неба, ни грома, который, должно быть, грохотал совсем рядом, ни собственного голоса, издавшего какой-то первобытный клич.
Древний камень, вырванный в давние времена из земли чьей-то неукротимой волей, высился в пяти шагах от меня, как чёрный скорчившийся великан. Сверху на плоской его спине я увидела семь углублений, соединённых лучами, вырезанными на гладкой тёмной поверхности камня, – звезду Розы Ветров. Её центр был центром всего Пятиморья. В этой точке сходились все ветра, все стихии, все силы природы и магии, все нити судеб и событий тянулись отсюда.
Кто-то в давние времена поставил этот камень в самом сердце нашего мира.
Кто-то знал и верил, что мы доберёмся сюда.
Я вынимала из сумки фириаль за фириалем.
Красный фириаль я положила в заполненную дождевой водой лунку, на которую указывал северный луч Розы Ветров. Где-то там, далеко на севере, мой Тармангар.
На северо-востоке Миротарн. Сюда золотистый фириаль.
Луч, указывающий на восток, закончился не лункой, а рельефным изображением чудовища. Там на востоке находилась пустыня Мэдир.
Юго-восток. Там крепость, где мне подарили сушёную рыбу, а Элот избавился от меча Армарагды. Сюда – смарагдовый фириаль.
Юг. Эмминин-Тран. Лазурный фириаль.
Юго-Запад. Город Полумесяц. Вечерний фириаль.
Луч, указывающий на запад, тоже заканчивался резным изображением. В той стороне Рэстрон-Тарт.
Дэрнэгир и Мэдиригр оказались на одной прямой, как раз друг против друга.
Северо-Запад. Грозовой фириаль.
Над древним камнем хлестал ливень. Стало душно. Казалось, невидимые руки с треском разрывают небо, словно чёрную ткань. Древние, тёмные силы бесновались над островом. Шесть лучей Розы Ветров указывали на шесть фириалей, сияющих тёплым светом. Последний радужный фириаль я положила в центр на пересечение всех лучей.
Исчезли молнии, ливень прекратился мгновенно, и стало совсем темно. Только фириали продолжали светиться в кромешном мраке.
В том месте, куда я положила Радужный фириаль, засиял тонкий стебелёк. Крохотный бутон на его верхушке рос на глазах и лучился всё ярче и ярче. Я замерла, глядя на медленно раскрывающиеся лепестки. На моих глазах рождалась Золотая Роза.
Потоки света, пронизывая небо, хлынули на землю, и оттуда, где сияла Золотая Роза, поднялся столб радуги и перекинулся, как мост, через море, теряясь где-то вдали.
Отступил мрак.
Я стояла на самой вершине скалы. Мне хотелось петь от радости. Я видела внизу море и Дэрнэгира, который резвился в расцвеченных разноцветными огнями волнах.
Под сводом изначальной мглы
Промчатся огненные кони.
Мы, стоя на краю скалы,
Увидим мир как на ладони,
И мне покажется на миг,
Что, вниз шагнув, ступлю на воздух.
О, кто хранил в ночи беззвёздной
Меня и спутников моих?
Кто дал увидеть, как стрела
Горящая пронзила небо,
Как канули в глухую небыль
Извечный холод, страх и мгла?
Кто это был и голос чей
Звучал нам радостным приветом,
Как струны солнечных лучей
Звенят под пальцами рассвета?
Радуга сияет над всем Пятиморьем! Наверное, и Ральф её видит сейчас, а я могу её даже потрогать у самого истока. Я протянула руки к разноцветному роднику. Свет фириалей не обжигал, он мягко струился по ладоням, и я смотрела, как они переливаются то красным, то фиолетовым, то зелёным…
А потом отвернулась от этого чуда, зная, что запомню его навсегда.
Надо было спускаться и выручать друга.
Эпилог
«Не буду описывать наше возвращение в Тармангар. Скажу только, что замок Тени рухнул, когда засияла радуга.
Большая толстая тетрадь в кожаном переплёте, в которую я записываю сейчас историю нашего путешествия, подарена мне смотрителем маяка, добрым Кантором.
Я снова в своей маленькой комнате в родном замке, только за окном не льёт дождь. Оно распахнуто настежь. Отсюда мне виден флаг Тармангара, развевающийся на ветру. Теперь на гербе Тармангара к единорогу добавились изображения Алого фириаля, радуги и Золотой Розы. Алый фириаль стал реликвией Тармангара. А Золотая Роза и радуга отныне украшают гербы всех замков и городов Пятиморья в память освобождения от заклятия.
Цветущее море теперь иногда называют морем Дэрнэгира, потому что этот красавец после своих скитаний по морям и рекам Пятиморья часто появляется возле острова Золотой Розы, чтобы полюбоваться сиянием прекрасного цветка.
Сейчас на моей кровати лежит новое платье. Я любуюсь им, но пока не надеваю: боюсь испортить. Элинора настояла, чтобы на её свадьбу с Элотом я пришла в платье, а не в штанах. Опять мальчишки будут говорить, мол, я подлиза, наряды у королевны выпрашиваю. Ну и пусть дразнятся, я-то знаю правду.
Я буду подружкой невесты, а другом жениха – мой Эрик. Он вернулся из далёких странствий в Тармангар почти одновременно со мной. Несколько дней мы не расставались ни на минуту, рассказывая друг другу о своих приключениях.
Вместе с ним мы посадили на могиле мамы цветы, семена которых подарил мне Дагнар – Хранитель Эмминина. Он вывел этот сорт сам. Цветы распускаются на первых проталинах весной и цветут до самых заморозков поздней осени. Им не страшны ни засуха, ни ливни.
Дагнар первым встретил нас, когда мы прибыли в Эмминин-Тран. С Эмминина снимали стеклянный колпак. Лепестки цветка расправлялись и согревались в лучах солнца. Дагнар взял из моих рук Лазурный фириаль, бережно положил его в чашу цветка.
Сейчас Эмминин-Тран стал снова цветущим городом. Кстати, его правитель сегодня должен приехать на свадьбу. И правитель Миротарна.
Помню, как билось моё сердце, когда мы возвращались в Миротарн. Я думала о Ральфе. А вдруг он уже забыл обо мне? А если не забыл, то как скажу, что я на самом деле Ева, а не Эвин?
Нас провели в замок, и я решила расспросить одного из воинов о Ральфе.
– Ральф Бранд? Повезло парнишке. Сам правитель в рыцари посвятил. А, по-моему, надо бы подождать годик-другой – слишком уж вы, ребята, отчаянные. Да вот же он!
И воин, глядя поверх моей головы, крикнул:
– Ральф!
Я обернулась и увидела его. Мне показалось, он стал взрослее, но как был рыжиком, так и остался.
– Здравствуй, Эвин!
Я выпалила, не давая ему опомниться:
– Здравствуй! Только я не Эвин, а Ева. Я вернулась. Вот. Это тебе.
Я протянула ему на ладони янтарное колечко, подаренное Эриком.
И убежала. Не знаю почему…
На свадьбу королевны в наш замок съезжаются гости со всего Пятиморья. А вчера привезли подарки от Роана – правителя города Полумесяца: огромное зеркало в прекрасной оправе из переливающихся всеми цветами радуги камней – подарок невесте, а другое зеркальце, совсем маленькое – подарок для меня.
Меня ещё не посвятили в рыцари. В августе мне исполнилось тринадцать, а Норд-Греор считает, что надо подождать хотя бы год. Он сказал, что после посвящения Элот больше не будет отвечать за меня – с меня станут спрашивать как со взрослой. Сейчас в Пятиморье нет ни чудовищ, ни войн. Но если будут… Он спросил меня, понимаю ли я, что это непохоже на приключения из книг. В этом нет ничего красивого. Это просто работа, трудная и страшная.
Я понимаю. Я сражалась с Мэдиригром. Я хочу быть такой же храброй, как Элот, Эрик… и Ральф.
И у меня хватит терпения, чтобы подождать год. За этот год я научусь как следует владеть мечом. Ведь Норд-Греор всё-таки пожаловал мне настоящий меч, сперва взяв с меня слово, что на первой же тренировке я не отхвачу сама себе пол-уха. Оказывается, он даже умеет улыбаться, наш король. Раньше я этого не знала.
Сегодня в Тармангар ждут Арквану. Я обещала закончить эти записи к его приезду.
И сдержала слово».
Ева оставила перо в чернильнице, возле которой на столе стоял стеклянный оленёнок, а рядом – две лошадки, выточенные из дерева: чёрная и белая. Присыпала чистым изжелта-белым песком страницу толстой тетради, чтобы чернила быстрее сохли. Песок напомнил ей пустыню Мэдир, где теперь бьют звонкие родники.
За окном послышался шум. Ева перегнулась через подоконник и крикнула конюхам, распрягавшим коней:
– Кто приехал?
– Правитель Миротарна и его свита!
Захотелось куда-то бежать, кричать, петь и спрятаться – всё сразу одновременно.
В дверь постучали.
– Кто там?
Дверь чуть-чуть приоткрылась, в образовавшейся узенькой щели показалась рука со знакомым колечком на мизинце и помахала приветливо.
– Ральф!