– Ну, полагаю, сейчас самое время для кофе, – рассеянно предложил он.
– Уже заказано, мистер Лекс.
– Тогда я сейчас спущусь, – сказал он и подмигнул дворецкому, надеясь, что ему удалось достаточно хорошо скрыть свое состояние.
Выражение лица Брэмсона не изменилось.
– Я передам вашей гостье.
Алекс вышел из кабинета отца – теперь это был его кабинет – и направился в более теплую часть дома, которую освещало утреннее солнце. Гордость его матери, оранжерея, сверкала под яркими весенними лучами, проникавшими через стеклянные панели, из которых состоял потолок, аркой поднимавшийся к безоблачному голубому куполу неба. Колонны с коринфским ордером высились, точно алебастровые часовые, вокруг раскинулись темные, блестящие листья инжира и пальм. Ниже папоротники добавляли более мягкий фон для захватывающих орхидей Сесили с их сложными хрупкими цветами.
Алекс увидел, что Пенни любуется изысканным цветком в форме трубочки, который не был ни розовым, ни белым, а как бы слегка розоватого оттенка. Алекс не мог не заметить аккуратную фигуру и изгиб груди кузины, склонившейся над цветком.
– Красиво, правда? – Он застал свою гостью врасплох и улыбнулся. – Мама очень гордится своей ванильной орхидеей. Мало кому удается вырастить ее за пределами субтропиков.
– Я не слышала, как ты подошел. Война, видимо, научила тебя ходить бесшумно.
Он кивнул.
– В этом ты права, Пенни… Извини. Теперь тебя нужно называть Пенелопа, не так ли? – Он прошелся по черно-белым плиткам и аккуратно чмокнул ее в обе щеки.
– Пен подойдет, – охотно предложила она, а затем, к его удивлению, покраснела. – Надеюсь, ты не против, что я зашла?
– Ну что ты, – легко солгал он, не желая ее обидеть. – Ты оживила в остальном скучный день. Я имею в виду, скучный день в офисе. Здесь довольно неплохо.
– Ну почему бы тебе не насладиться им?
– Что ты имеешь в виду?
– Давай устроим пикник.
Алекс пришел в замешательство.
– Э… Мне надо подписать…
– Ой да ладно, Алекс. Мне давно хочется нормально пообщаться с тобой, – сказала она, стоя совсем близко к нему. – Я все откладывала это в течение нескольких месяцев, потому что ты все время, похоже, был занят.
Он посмотрел на нее в недоумении.
– Пен, у меня очень много работы…
– Знаю, знаю. Твоя мать, Брэмсон… Все говорят, что ты по уши увяз в работе, но тебе же надо подышать свежим воздухом, иначе совсем пропустишь весну.
– Ты говоришь совсем как моя мать, – сказал он и подумал, а не имела ли та какое-то отношение к приходу Пенни.
– Ты должен жить, Алекс, иначе какой был смысл возвращаться?
Он беспомощно усмехнулся.
– Ты уверена?
– В чем? Ты пикник имеешь в виду?
– Нет, в том, что пришла именно ко мне? Я думал, что ты просто сделала вежливый жест, потому что моей матери не оказалось дома.
Он заметил тень смущения на ее лице.
– Я приехала именно к тебе. Я только что сказала, что пыталась поймать тебя неделями, но все никак не удавалось. Я знала, что Сесили сегодня нет: она навещает Смит-Картеров, – добавила она, потому что он молчал.
– Судя по всему. Хм…
– Ну что, пойдем? – спросила она, указывая на корзину. – Я пришла подготовленной.
– Я вижу.
– Давай. – Она вывела его из теплицы. – Сними свой неудобный галстук и пиджак, надень свитер, и пойдем. И не говори, что тебе нужно работать, потому что никто не должен работать в такой день, как сегодня.
Она была права. И в знак согласия с тем, что говорила ему мать, он решил, что может позволить себе выходной. Документы подождут. Никто не умрет. Страна не развалится.
– Дай мне пару минут.
Мадлен вытянула свои длинные ноги, и Иди с удивлением заметила, что тело ее подруги занимает все длину французской кровати, а ноги свисают с краю. Лежащий у нее на руках Томми причмокнул, и Иди видела, что ее подруга тоже влюблена в этого ребенка.
– Ни Англия, ни Франция мне не подходят, – протянула Мадлен.
– Мадлен, мы точно как супружеская пара, не так ли? Живем вместе, путешествуем вместе, вместе растим Томми.
– Осторожно. – Француженка зевнула. – Люди начнут болтать.
– Меня это не волнует. – Иди откинулась назад, положив голову на подушку соседней кровати. – Я чувствую себя совсем другой.
– Ты о чем?
– Эти последние несколько месяцев показали мне, что я должна прекратить тосковать по Тому и ждать, что он вернется в мою жизнь…
Мадлен ждала.
– И спасти себя.
– От чего?
– О, сама не знаю. Всю жизнь надо мной доминировали мужчины. Мой отец, мой брат, старейшины, Бен… даже Том, хотя Том по крайней мере относился ко мне как к своему партнеру во всем. Теперь пришла моя очередь позаботиться о себе. Мне не нужен мужчина, чтобы чего-то добиться. – Иди потянулась через пространство между их кроватями, вложила палец в ручку Томми и улыбнулась, когда он схватил его маленьким кулачком и сразу же потащил ее палец к губам. – Вот маленький мужчина в моей жизни, и он полностью зависит от меня. Он – моя жизнь. Он и мой салон.
– А Том?
– Я не теряю надежды. Но последний раз я видела его жарким августовским днем. И вот мы здесь… новой весной… в Париже. – Она пожала плечами. – Я должна прекратить искать его на каждой улице. Я высматриваю его в автобусах, заглядываю в такси. Любой высокий темноволосый человек напоминает мне о нем. Я больше не могу так жить. Том не оставил бы меня сознательно, и поскольку нет никакой информации о нем, никаких записей ни о ком похожем на него в больницах или в морге, значит, единственный логический вывод – сбылся мой самый большой страх.
– Его память вернулась, – закончила Мадлен за нее. – Странно, если это правда, что он совсем не помнит тебя.
– Врачи сказали Тому, что сознание может странно реагировать на черепно-мозговые травмы после контузии на войне. Все, что мы знаем, это то, что его память о том, кем он был, вернулась, но он потерял память о том, кем он стал.
– У меня из-за тебя голова идет кругом, – призналась Мадлен.
– Все это кружится у меня в голове, как ужасная карусель, и на этот раз я решила сойти.
Мадлен села лицом с подруге, прижимая к себе ворочающегося Томми, который потягивался и зевал.
– Это большая перемена, Иден.
– Вы с Томми теперь моя семья. – Она взяла ребенка, который заулыбался ей. – Посмотри на эти две маленькие жемчужины, – с гордостью сказала она, показывая на крошечные прорезывавшиеся зубки. – Он никогда не жалуется.
– Томми спокойный и неприхотливый, это точно, – согласилась подруга.
– Так же, как и его отец, который, я считаю, сейчас со мной через нашего сына. Этого должно быть достаточно. Если Том вернется, это будет счастье, но мое сердце не может больше выносить эту боль. Я собираюсь отдать все силы салону и воспитанию Томми. Вот так.
– Браво, Иден, – сказала Мадлен, потянувшись, чтобы обнять ее.
Иди грустно улыбнулась.
– Ты спасла мне жизнь, и приезд сюда уже помог мне взглянуть на все по-другому.
– Иден, моя дорогая, ты сама спасла себя, найдя в себе мужество взглянуть правде в глаза.
– И вот мы здесь, – сказала Иди, вставая. Она нежно поцеловала темную головку сына. – Париж, – мечтательно сказала она. – Ты везучий малыш, Томми. Уже путешествуешь так далеко. Боже, какая была спешка. Не могу поверить, что мы чуть не опоздали на поезд. Никогда в жизни я так не бегала на каблуках. Думала, что потеряю шляпу.
Мадлен захихикала, вспоминая.
– Мы, должно быть, выглядели очень забавно – как две кинозвезды, несущиеся по платформе, требующие, чтобы проводник остановил поезд… и наш ребенок! Во всяком случае, в следующий раз мы будем достаточно богаты, чтобы путешествовать стильно – на скором поезде «Бритиш Пульман», – и они дождутся нашего прибытия.
– В следующий раз, Мадлен, мы с Томми отправимся в Стамбул на Восточном экспрессе, – заверила Иди.
– Вот как ты заговорила. А сейчас нам приходится довольствоваться обычным поездом и квартирой моего стареющего друга.
– Да, а кто такой господин Фабо? Только не говори, что бывший любовник.
Мадлен подняла бровь.
– Он был любовником, однажды.
– Я знаю, что ты говоришь такие вещи, чтобы шокировать меня. Это больше не работает.
– Ты теперь другой человек.
– Это правда, – вздохнула она, присоединяясь к Мадлен у окна, прикрыв глаза Томми от пронзительно яркого солнечного света. – Я чувствую себя так, как будто прожила несколько жизней: жизнь дочери моего отца и сестры брата, затем жизнь партнера моего отца, его помощницы и его друга. – Она помолчала. – А потом жизнь влюбленной женщины… жены, теперь – матери. – Ее голос слегка дрогнул. – Не волнуйся. Я отказываюсь быть сентиментальной в Париже!
– Иден, я бы больше беспокоилась, если бы ты держала все это в себе. Я предпочитаю, чтобы ты выражала свои чувства. Кроме того, это очень по-французски.
– Ну, могу понять, почему ты выбрала Париж. Здесь все шикарно. Даже эта квартира. Не могу даже представить, сколько она стоит.
Мадлен огляделась вокруг.
– Целое состояние, как говорят у вас в Англии. Ничто в этом районе не стоит дешево.
– Этот паркет такой красивый, – сказала Иден, скидывая сандалии, чтобы почувствовать мягкую древесину под ногами. – На самом деле все в этой квартире, от позолоты до великолепных романтичных ставень, идеально соответствует моему стилю.
– Отлично, тогда используй его!
– Когда мы встречаемся с мадемуазель Вероникой?
– Завтра в десять. А сегодня весь день в нашем распоряжении. Вы оба готовы?
– Я не хочу тратить ни секунды на сон. Кроме того, я не хочу видеть сны. Там меня ждет Том.
– Значит, выспимся, когда умрем, – объявила Мадлен, и обе рассмеялись.
– Мадлен, ты так добра ко мне. И спасибо за коляску.
– Не стоит благодарности. Все мои старые друзья в любом случае мне задолжали. Давай наденем наши лучшие платья и прогуляемся по Люксембургскому саду. Томми любит свежий воздух, а тебе покажется, что ты умерла и попала в рай. На самом деле нет, так ты будешь чувствовать себя, когда увидишь Версаль. Поторопись! Сегодня, возможно, мы услышим Кики.