Она посмотрела на него, сразу же помрачнев.
– И что?
– Я просто не могу вспомнить. Сейчас у меня не самый простой период.
– Ты любишь кого-то еще?
Алекс пожал плечами. Он решил быть честным.
– Я ничего не чувствую. Пустота.
Она поглядела на него с искренним сочувствием.
– После публикации фотографии в газете несколько дней назад никто не звонил?
– Никто. Ну, если не считать адвоката, который предложил свои услуги, пользуясь смертью моего отца как поводом возобновить якобы старые связи. Он не упомянул про статью, но это было в тот же день, это слишком очевидно. – Он презрительно хмыкнул. – И еще звонили из полиции и сказали, что один парикмахер в Лондоне, кажется, меня узнал и позвонил в местный участок, но, когда его стали расспрашивать, выяснилось, что ничего полезного он не знает. Он не знал ни имени клиента, ни откуда он, ни куда собирался – только вспомнил, что стриг и брил кого-то, похожего на человека в газетной статье, которую он увидел через плечо клиента. Все, что он смог сообщить полиции, это что человек пришел в свой день рождения и что он собирался его отпраздновать. Это все, что он знал. Они вели настолько незначащий разговор, что он не мог сообщить ничего существенного.
– Ну вот. Это, безусловно, был не ты. У тебя день рождения в феврале, если не ошибаюсь.
– Именно.
– Более того, ты не любишь праздновать дни рождения.
– Ты слишком хорошо меня знаешь. Просто совпадение. – Он вздохнул. – Мама потребовала, чтобы я перестал копаться в прошлом.
– Я могу понять ее, Лекс. Ты снова вернулся к ней. Разве что-то еще имеет значение для нее? А если у тебя была какая-то любовь, та женщина, несомненно, узнала бы тебя и связалась с тобой. Может, тебе стоит признать, что в твоем прошлом нет никакой особой тайны? Ты провел много времени в больницах, ты был болен, какое-то время, возможно, находился на попечении какой-нибудь семьи, но это не обязательно означает, что тебе есть из-за чего переживать.
Он поник.
– Ты говоришь так, словно это легко… словно я могу просто продолжать жить своей жизнью.
– А почему нет? Никто не заявил, что узнал тебя. Просто будь Алексом Уинтером, вернувшимся солдатом.
Он подумал, что она права. Действительно, для молоденькой девушки Пенелопа Обри-Финч была очень зрелой. И он бы соврал, если бы не признал, что она красива и с ней весело.
– Мне хорошо с тобой, – сказал он со вздохом.
– Значит… ты даешь нам шанс?
Алекс мягко улыбнулся.
– Я точно схожу с тобой на балет.
Ее озабоченное лицо просияло и озарилось счастливой улыбкой.
– Для начала.
– Давай выпьем за новое начало, – сказал он и сам в это поверил.
Глава 19
Август 1921 года
Две женщины стояли у двери салона и долго молчали.
– Ты молодец, Иден. Все просто прекрасно.
– Ты уверена?
– Абсолютно! – воскликнула Мадлен. – Это как если бы я вошла в лучший парижский дом моды. Ты уловила парижский дух. И при этом он очень… очень современный. Я не знаю ни одного модного салона в Париже, который бы выглядел так, как твой.
– В смысле?
– Строгие, смелые, чистые линии. Ни унции… какое бы слово подобрать? Хм, знаешь, когда взбиваешь яичные белки.
– Безе? – ошеломленно предложила Иди. – Пена?
– Да! В твоем салоне ничего не пенится, не переливается через край, все в меру.
Иди обожала акцент Мадлен.
– Ну, может быть, потому, что я сама такая.
– Это правда. Я так люблю тебя, Иден. И твои клиенты тоже полюбят.
Иди все еще не была в этом уверена.
– Цветовое решение?
– Ты была права. Никогда больше не буду сомневаться в твоем вкусе. Я помню, что настаивала на тропических цветах, которые сейчас в моде, но, похоже, твое сдержанное решение лучше. Как это называется?
– Монохром. – Ей пришлось повторить это, потому что Мадлен смотрела на нее с недоумением. – Я никогда не бывала в Нью-Йорке, но видела фотографии и хотела добиться этого стиля.
– Ах, в один прекрасный день мы поедем туда и отпразднуем твой триумф. А пока все просто идеально. Зеркала божественны. С ними салон кажется в два раза больше.
– Правда же? – Иди обхватила себя руками.
– Думаю, что женщины будут приходить сюда только за тем, чтобы посмотреть салон и похвастать друзьям, что они работают с самым модным дизайнером Лондона. Это смело, Иден. Я декорировала достаточно домов и знаю, что большинство таких салонов стремится создать ощущение женского будуара. Но ты… – Она покачала головой.
– Что? – спросила Иди, которая хотела услышать все.
– «Валентайн» выглядит как укромный уголок, но это уголок будущего.
– Будем надеяться, я не переборщила. Не хотелось бы отпугнуть потенциальных клиентов.
Мадлен покачала головой.
– Все захотят увидеть его.
– Возможно, мне стоит брать плату за вход, – сказала она со смешком. – Чтобы вернуть деньги Тома.
– Не Тома. Твои, – мягко поправила Мадлен, при этом строго посмотрев на нее. – Прошел год, Иден.
Она кивнула.
– Забыла тебе сказать. Вчера вечером Томми сделал свои первые шаги.
– И я это пропустила? – Мадлен была искренне разочарована.
– Я не ожидала, что это произойдет так скоро. – Она пожала плечами. – Вчера вечером в парке он играл на траве рядом со мной, подполз к скамейке и просто ошарашил меня, Мадлен, встав на ножки, и стоял, пошатываясь, несколько секунд. Я была так потрясена, что не могла шевельнуться. А потом он повернулся и так победоносно улыбнулся мне, что я не смогла сдержать слез.
Мадлен озадаченно покачала головой.
– Я могу только представить, каково это – быть матерью и испытывать сильнейшие чувства к своему ребенку.
– Он так напомнил мне Тома в ту триумфальную минуту. Та же самая обворожительная улыбка. А потом, когда я позвала его, он отпустил скамейку и, хотя для него это была целая миля, шатаясь, пошел ко мне и упал, только когда добрался до меня.
– Жаль, что меня там не было.
Иди сжала запястье своей подруги.
– Ты была. Ты всегда с нами. Теперь его, конечно, не остановить. Бедная Луиза, она с ним замучается.
– О, твоя няня любит его. Она говорила мне, что ждет не дождется, когда он начнет ходить, – сказала Мадлен, отходя от двери, чтобы поправить шарф, висящий в витрине.
– Лулу, как ее называет Томми, просто святая. Я благодарю судьбу за тот день, когда Тильда познакомила нас. Она без ума от Томми.
– Я заметила… Трудно себе представить, что она с тобой уже почти год.
Она мягко улыбнулась Мадлен. Последний раз она обнимала Тома примерно в это время год назад. Это казалось невозможным. Случались дни, когда ей казалось, что это было только вчера. А потом наступали моменты, как сейчас, когда она отстранялась от повседневных забот и всего, что ее отвлекало, и понимала, что пролетели недели, даже месяцы с тех пор, когда она последний раз плакала ночью или проводила день, отдавшись своей печали.
– Томми – счастливый малыш. Вот и все, что имеет значение. И я люблю свою работу.
– Что еще нужно для счастья? – сухо спросила Мадлен.
Она не могла обмануть свою лучшую подругу.
– Жаль, что у меня нет его фотографии, – пробормотала она, – потому что с каждым днем его черты расплываются немного больше в моей памяти.
– Вот и хорошо, – сказала Мадлен. – Возможно, теперь ты будешь готова возобновить отношения с господином Леви.
– Бедный Бенджамин. Он тоже святой.
– Никакой он не святой, Иден. Просто влюбленный. И он был бесконечно терпелив с тобой.
Иди кивнула, слегка нахмурившись.
– Да. Но Бен изменился. Не так давно он считал, что мое место – в детской или за плитой.
– Ой, да ладно. Я думаю, что он красив, свободен и явно без ума от тебя. – Она взяла Иди под руку, и они прогулялись по салону. Иди провела рукой по кушетке, которую придумала сама, выбрав ткань, а затем заказав деревянную основу. Круглое сиденье, которое выглядело как четыре кожаных стула, соединенных вместе, было ее любимой вещью в салоне, и она сама сшила подушки для него, украсив их крошечными перламутровыми пуговицами как дань невестам, которые будут сидеть здесь и смотреть, как Мадлен демонстрирует ее платья.
– Ну, он чрезвычайно гордится тем, чего ты добилась… Дай ему шанс, Иден.
Ей вдруг подумалось: а что, если Бен подтолкнул подругу на этот разговор?
– А когда он сюда заходил?
– В тот день, когда ты закончила весенне-летнюю коллекцию и рано ушла домой. В тот день, когда ты злилась, что не привезли шторы, а Томми стошнило на фиолетовое платье.
Иди рассмеялась.
– Как я могу забыть тот день! – Она взяла папку, перевязанную лентой. – Кажется, что тут вся моя жизнь, – призналась она, развязывая ленту, чтобы еще раз посмотреть эскизы. – Все мои мечты прямо здесь, на этих рисунках.
– На бумаге они выглядят очень изысканно, Иден, и, как только ты их сошьешь, женщины потекут сюда рекой. Она улыбнулась. – Мне нравится вот это, – показала она.
– Вечеринка прошла даже лучше, чем я надеялась, – вздохнула Иди.
Неофициальное открытие салона «Валентайн», находившегося на углу Кингз-роуд и Слоун-сквер, дало возможность замужним и незамужним женщинам Лондона посетить коктейльную вечеринку и поиграть с тканями, выкройками и цветовыми сочетаниями, а также полюбоваться несколькими свадебными платьями, в которых прошлась по черно-белому ковру с геометрическим рисунком модель салона, Мадлен Делакруа.
– Том так удачно выбрал это место, – продолжала она. – Сначала мне казалось, что неразумно открывать салон в гигантской тени «Питер Джонс». – Она покачала головой. – Теперь я убедилась, что его выбор был идеален. – «Питер Джонс» – самое популярное место среди женщин из Белгравии, Найтсбриджа и Челси. Том не мог не понимать, что независимо от того, каким крошечным будет мой магазин, покупатели огромного универмага не могут не заметить «Валентайн».
– Признаю, твой муж был умным человеком.