– Это несправедливо.
– Вот как? Ты же не любишь ее, Лекс, правда?
Он виновато поднял плечо и посмотрел на свои руки.
– Она долго ждала, мама, продолжала искать меня, когда остальные потеряли надежду. Она доказала свою любовь. Со временем я смогу ее полюбить, разве нет?
Сесили поджала губы.
– Я буду очень внимательным к ней.
– Но отсутствующим.
– Нет. Я обещаю, что если…
– Я имею в виду здесь, – сказала мать, указав на сердце.
Алекс глубоко и печально вздохнул. Покачал головой.
– Я не в состоянии отпустить прошлое. Я пытался уйти с головой в работу – думал, что это поможет мне отвлечься. Пытался посещать все общественные мероприятия Пен, но мне они поперек горла. Я съездил на рыбалку в Шотландию, надеясь, что одиночество и тишина помогут мне вспомнить. И я просто чувствую себя одиноким. Я даже занялся садоводством – ты заметила?
– Клэрри показал мне твои новые розы.
– Сам не знаю почему, но я вспоминаю какие-то розы, и я думал, что, возможно, если я посажу розы и буду за ними ухаживать, что-то всплывет. Но ничего не происходит. Теперь я пришел к выводу, что нужно начать с нуля. Я тоскую не по жизни, а сам не знаю по чему. Так что я намерен построить новую жизнь и постараюсь быть счастлив, иначе было бы лучше погибнуть в окопах вместе с остальными солдатами.
– Не говори так.
– Я мертвый здесь, мама, – показал он, как она сама перед этим, на сердце и увидел, что мать поморщилась от его честности. – Я не могу этого объяснить. Я не люблю Пен так, как следовало бы, но она мне ужасно нравится, и я уверен, что могу сделать ее счастливой, если соглашусь сделать то, чего она хочет. Она прямо жаждет стать моей женой. И я ничего не могу с этим поделать. Сказать что-либо, кроме «да», означает больно ранить ее, так что у меня нет выбора. Так почему бы и нет? Это вполне может сработать.
– Но ты можешь и сломать ей жизнь.
Он пожал плечами. Это выглядело скорее беспомощно, чем бессердечно.
– Разве есть бо́льшая мука для женщины, чем безответная любовь?
– Что, по-твоему, я должен сделать? – неожиданно взорвался он, встав и опершись на каминную полку, и сердито посмотрел на нее. – Я пытаюсь угодить всем. Свадьба с Пен даст мне какой-то фундамент, на который я смогу опереться. Мне надо хоть с чего-то начать.
– Это не пойдет тебе на пользу, – только и сказала она.
– Я не могу угодить себе. Мне ничего не пойдет на пользу, потому что я сам не понимаю, что мне надо. Эта боль должна прекратиться. – Алекс вынул из кармана красный платок.
Сесили нахмурилась.
– Что это?
– То, что меня не отпускает. Но даже не спрашивай, что это значит.
Мать моргнула, глядя на красный квадрат с вырезом в форме сердца посередине.
– Это может не значить ровно ничего.
Он кивнул и вздохнул.
– Или значить очень много.
– Но никто не дал о себе знать за последние два года.
– Именно! Поэтому я и допустил сближение с Пен.
Сесили приняла смиренное выражение.
– Я пришел к выводу, что могу потратить еще несколько лет, мучаясь из-за того, что забыл целый кусок своей жизни, – сказал он, проводя пальцем по вырезу на платке, – а могу просто жить. Пенелопа предлагает мне такую возможность.
– Звучит как-то не очень обнадеживающе.
– Но с Пен это так не ощущается. Нам хорошо вместе.
– Полагаю, тебе нужно мое благословение? – спросила она.
Он наклонился и поцеловал мать в щеку.
– Как тебе май для свадьбы?
Она улыбнулась, но ему не понравилось, что она кажется такой же грустной, как у него самого было на душе.
– Ну, дорогой, нет никаких сомнений, что Ларксфелл лучше всего выглядит весной.
Всю дорогу в автобусе Томми сидел на коленях у Иди.
– Привет, красавчик, – сказал кондуктор, потрепав Томми по волосам. – Вы уверены, что вам не стоило поехать на такси?
Она улыбнулась, понимая, что, вероятно, выглядит необычно, но для нее это был консервативный наряд. По крайней мере, фасон. Возможно, оранжевый цвет ее в остальном простого платья был слишком ярким и бросался в глаза, и то, что она дополнила его лентой цвета фуксии на летней шляпе, не смягчало эффекта.
– Голдерс-Грин, пожалуйста.
– Прекрасный день для поездки туда, – сказал он, оглядывая пустую верхнюю часть автобуса. – Но рановато для большинства – воскресенье.
Она вежливо улыбнулась и взяла билеты.
– Да, я подумала, что Томми понравится.
Наконец в автобус вошли новые пассажиры.
– Желаю хорошо провести время, – подмигнул он.
Она кивнула, прижимая Томми к себе.
– У тебя все в порядке? – прошептала она, целуя его в теплую, пухлую щечку.
Он радостно кивнул. Томми мало разговаривал, но она к этому привыкла. Возможно, в этом он пошел в отца, иногда думала она.
Она прижалась к нему щекой и посмотрела туда, куда зачарованно уставился Томми: на ряды автобусов и автомобилей, проезжавших мимо.
– Лошадка, – отметил он.
– Большая, правда? И сильная, как ты, – сказала она, глядя, как он широко улыбается, показывая белые зубки, которым она уже потеряла счет. Он так быстро растет…
Томми кивнул. Он повернулся на коленях, чтобы посмотреть на пробегающую лошадь, и она увидела его счастливое открытое лицо и в очередной раз почувствовала, как тает ее сердце. «Как бы мне хотелось, чтобы ты увидел его», – подумала она.
– Знаешь что, Томми? Благодаря тебе я хочу быть лучше во всем. – Он не понял ее и во все глаза разглядывал лошадь. Его дыхание пахло сахаром от трех желейных конфет, которые она позволила ему выбрать и положить в карман, заставив произнести цвета вслух, пока он сосредоточенно выбирал их. Красный, зеленый и желтый, который он произнес как «зотый».
Именно так она хотела назвать канарейку, которую подарит ему на день рождения. В следующем году, возможно, щенка.
– Ты с нетерпением ждешь своего праздника?
Он застенчиво кивнул, а затем, к ее удивлению, крепко и смачно поцеловал ее в нос, оставив у нее на лице аромат желейных конфет. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются счастливые слезы. «И это гораздо приятнее, чем поцелуй Бена», – подумала она.
Иди поняла, что старое горе снова поглотило ее, когда увидела спящего Сола, которому недолго оставалось жить. Его лицо посерело, и он похудел раза в два с того дня, когда она видела его в последний раз. Он лежал в постели и казался пугающе маленьким, и, если бы не слабое затрудненное дыхание, она подумала бы, что жизнь уже покинула его.
– Разбуди его, – посоветовала Ирэн. – Он хотел. Ему будет приятно узнать, что ты здесь. Я сварю кофе. Давай, дорогой, пойдем с тетей Ирэн. – Жена Сола жестом предложила Иди зайти в спальню, уводя мальчика на кухню, но дело было не в неловкости – ей было страшно. Страшно вспоминать о своей прежней жизни – той, о которой она так долго старалась забыть.
Но она должна была найти в себе мужество.
– Сол… – прошептала она. Иди подошла ближе и взяла его за руку. Она была сухой, и кожа казалась тонкой, точно луковичная шелуха. – Сол, это я, Иди. Иди Валентайн.
Он пошевелился.
– Иди? – прохрипел он, и его веки затрепетали.
– Да, это я.
Сол повернулся к ней.
– Я думал, что это сон. Привет, красавица.
Она улыбнулась на его ласку, и на глаза навернулись неизбежные слезы – так жаль было хорошего человека и старого друга.
– Не плачь из-за меня, Иди. Все не так уж и плохо, дорогая. Мне не больно.
– О, Сол. Прости, что я так долго не приходила…
– Тише. Ты осчастливила этот день. – Он нахмурился. – Сейчас день?
Она невесело рассмеялась и посмотрела на окна, которые были занавешены тяжелыми шторами.
– Да.
– У меня от света болят глаза. Жаль. Хотелось бы выйти и посмотреть на небо.
– Не надо, Сол, – пробормотала она.
– Ирэн рассказывала, как отлично ты справляешься. Мы все очень гордимся тобой.
– Надеюсь.
– Я так сокрушаюсь, что потерял его, Иди, – прохрипел он, протягивая руку к ее руке.
– Я тоже. Я вспоминаю папу каждый день.
Он грустно улыбнулся.
– Я имел в виду Тома, – проговорил он таким слабым голосом, что ей захотелось позвать его жену и попросить ее поскорее принести Томми, чтобы он увидел ее прекрасного мальчика, но она не решилась отпустить его руку или отвернуться. – Я так долго хотел сказать это тебе.
Слезы хлынули у нее из глаз, и она бросила попытки их сдерживать.
– Он просто хотел купить тебе подарок.
У нее перехватило дыхание. Это была первая деталь, связанная с исчезновением Тома, которую она услышала о том страшном дне.
– В самом деле? Ты не говорил об этом раньше.
Сол с трудом дышал, пока говорил, но был полон решимости сказать все до конца.
– Я забыл. Я думал, что Эйб сказал тебе об этом. Мы старики, Иди. Память у нас не такая, как раньше. Том говорил, что уверен в себе. Он хотел доехать до Пиккадилли, но, когда мы подъехали, понял, что это слишком тяжело, поэтому я высадил его на Грин-парк.
– Я слышала об этом. Но так и не смогла понять, почему он не пошел с тобой на Севил-роу. Почему не остался с тобой. Почему сошел раньше. И пришла к заключению, что он испугался и решил отправиться домой на автобусе из центра, и тут у него началась паника.
– Ничего не мешало ему остаться со мной. На Роу тихо.
Иди кивнула, соглашаясь.
– Том мне недавно приснился.
Она фыркнула.
– Мне он снится все время. Ужасно, правда?
Ее сын выглянул из-за двери. Она заметила его и шепотом подозвала к себе.
– Сол… это наш маленький мальчик. Я назвала его Томми.
– Томми, – восхищенно и нежно повторил он.
– Скажи «привет» Солли, – прошептала она.
– Привет, Солли, – слегка картавя, повторил ребенок.
Сол усмехнулся.
– Ух ты, Иди. Он настоящий Валентайн, но я вижу Тома.
– Я тоже. Я рада, что ты так думаешь.
– Я кое-что вспомнил после этого сна. Это было, как если бы я снова там побывал. Я видел все так ясно, что мне казалось, я могу протянуть руку и прикоснуться к нему, вернуть его к тебе.