– Должно быть, это плохая новость, – продолжала она, – иначе с чего бы тебе вести себя так странно?
Он раздражал ее своим молчанием.
– Свернуть на Брайтон-роуд?
Он кивнул.
– Как хочешь. Мне все равно.
Да, она догадывалась, что за этим последует. Пен свернула на главную дорогу, которая вела прямо в Сассекс, и нажала на газ. Может быть, он сможет быть счастлив, если ничего не скажет ей сегодня вечером. Она увезет его на край света от всех его проблем.
– Чья это? – спросил он в неловкой тишине, указывая на приборную панель.
– Ну, думаю, что будет моей.
– Ты что, ее купила?
– Собираюсь. Она принадлежит другу моего отца. Он уже подумывает о новой. Никогда не думала, что он согласится ее продать, но он согласился.
Алекс ничего не сказал.
– И что ты об этом думаешь?
– Она подходит тебе, Пен.
– Да, мне тоже так кажется. Прекрасная, но немного опасная, да?
– Ну, я бы не так тебя описал, но… – Он не договорил и уставился в темноту за окном, проносящуюся мимо.
– Я так больше не могу, – сказала она вдруг и свернула с главной дороги, когда они проезжали мимо Кроули. Алекс едва заметил, что она изменила направление. Она ехала куда глаза глядят, пока не увидела лесок, и направилась к нему.
Ночь за городом была очень холодной, и, несмотря на их шарфы и теплые пальто, она знала, что ледянящее чувство внутри не имеет никакого отношения к зимней ночи. Она рассмеялась в неловкой тишине черного болота, которое растянулось вокруг.
– Что смешного? – спросил он.
– Фамилия Уинтер, лед в душе[5].
Алекс удивил ее, выйдя из машины и хлопнув дверью.
– Что ты делаешь? – воскликнула она. – Алекс? Алекс! – Она выскочила за ним, мучаясь в своих атласных туфлях на каблуках, которые тонули в жидкой грязи. Пен поплотнее закуталась в шубку, беспомощно глядя на силуэт человека, которого она любила, который стоял один и, казалось, злился. Если бы не свет автомобильных фар, она бы и вовсе не смогла его разглядеть. – Дорогой, пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Что бы ни случилось, мы можем разобраться вместе и справиться с этим. Тебе нужно отложить свадьбу, верно?
Он развернулся и зашагал обратно к машине.
– Да, – сказал он решительно, непривычно жестким голосом. Она боялась его сейчас, потому что знала, что все, что он хочет сказать, причинит ей боль.
И только сейчас, в свете фар, стоя к нему лицом, Пен заметила, что его щека повреждена, а глаз опух.
– Боже! Алекс, что случилось?
Он коснулся щеки и печально кивнул.
– Я вспомнил свое прошлое, Пен. Это его часть.
Она покачала головой, напуганная тем, что означает его признание.
– Послушай, – сказала она умиротворяющим тоном. – Я вижу, что ты расстроен и что-то произошло, но я не возражаю, если придется отложить свадьбу. Такие вещи случаются. Ты деловой человек, глава огромной империи, и сейчас трудные времена. Я понимаю это и никогда не буду усложнять тебе жизнь, Алекс. Мы можем отложить свадьбу. Лето тоже прекрасно подходит, или, дорогой, давай просто забудем обо всем этом и тихо распишемся где-нибудь.
Он бросил ей предостерегающий взгляд, но она не поняла, что это значит, и продолжала:
– Я серьезно. Давай просто распишемся, Алекс. Забудем о высшем обществе, шумных церемониях и всей этой помпезности. Меня даже не волнуют сказочные платья. Давай просто забудем, что Иден Валентайн существует и…
– Я не могу, – сказал он так, словно задыхается.
Она моргнула. В душе она вопила от отчаяния, но внешне продолжала спокойно и сдержанно смотреть на Алекса.
– Что ты не можешь? – спросила она.
Он безнадежно покачал головой, и его голос звучал надломленно.
– Все это, Пен. Я не могу расписаться. Мне стыдно признаться, но я не могу любить тебя так, как тебе нужно и как ты на самом деле заслуживаешь, потому что ты прекрасна. Ты заслуживаешь гораздо большего. Я не могу жениться на тебе.
Она ненавидела себя за то, что даже в этот ужасный момент, когда он отказывал ей, она чувствовала жалость к нему за те муки, которые вынуждали его это сделать. Она видела, слышала, насколько больно ему было говорить все это, но он все равно был готов оскорбить ее самым ужасным образом. Пен задрожала. Она не чувствовала ничего, кроме раны от его жестоких слов, которая начала кровоточить.
– Но почему, Алекс, почему?
– Ты сказала забыть, что существует Иден Валентайн.
Она ошарашенно покачала головой.
– Что связывает милую Иден со всем этим?
– Все.
– Все? – повторила она, и это заставило его пуститься в объяснения.
– Сегодня вечером я вспомнил кое-что настолько важное, настолько ужасное, но в то же время удивительное, что едва могу дышать.
Она ждала, опираясь на воображаемую скалу в опасной близости утеса, представляя, что смотрит в пропасть.
– Видишь ли, Пен, – нерешительно начал он, слова застряли у него в горле.
– Просто скажи, Алекс, – сухо потребовала она.
– Я уже женат.
Слова были как тяжелые дубинки, оглушившие ее.
– Я узнал об этом час назад. Один адвокат пришел ко мне в клуб и, скажем так, нашел способ быстро вернуть мне потерянные воспоминания.
Пен было плевать на его вернувшуюся память, ее волновало только имя женщины, которая вернулась вместе с ней.
– И женщина, на которой ты женат, жива?
– Да, – мрачно ответил он. – Думаю, что у нас, наверно, даже есть ребенок.
– В Англии?
– В Лондоне.
Из горла ее вырвались сдерживаемые рыдания.
– Я ее знаю? – выдавила из себя она.
Он опустил голову.
И тут наконец ее захлестнул гнев. Вся злость и разочарование, копившиеся долгие годы, начиная с юности, когда она видела, как Алекс кутил и встречался с женщинами старше ее, а потом он уехал в университет, нахлынули на нее. И когда казалось, что он наконец вернулся домой, он ушел от нее на фронт, а затем пропал на войне… И все же она ни секунды не верила, что Алекс погиб. Это ее любовь, ее вера, ее одержимость вернули его домой. Теперь ярость придала ей сил, и она зарычала, как раненый зверь.
– Я сказала…
– Ее зовут, – перебил ее он, едва сдерживая свой собственный гнев, она никогда не видела его таким раньше, – Иден Валентайн.
Прошло несколько ужасных мгновений, прежде чем до нее дошел смысл этих слов.
– Моя Иден? – наконец прошептала она, не в силах пошевелиться.
– Моя Иден, – возразил он дрогнувшим голосом, вся ярость ушла. – Прости меня, – сказал он таким ласковым тоном, что ей стало еще больнее от его нежности. – Тут нет ничьей вины. Виновата судьба – я потерял ее, нашел тебя, причинил тебе боль, потому что любил вас обеих. Пен, она вышла замуж за человека, который не помнил даже своего имени. Когда ему предложили выбрать имя, он выбрал Том, возможно, это был отголосок воспоминаний об отце, которого он забыл. Они стали мистером и миссис Валентайн, которые жили в коттедже на окраине Эппинга.
Пен вспомнилось, как Иден с безграничной нежностью говорила о муже, которого звали Том. Пен закрыла рот руками, чтобы не закричать, но глаза ее заливали слезы, превращая Алекса в размытый силуэт.
Он кивнул.
– У нас было немного денег, но были мечты, и мы шли к ним. Иден была беременна, когда я… – Он покачал головой и откашлялся. – Сегодня я заходил в салон! – простонал он. – И не встретил ее.
– Она говорила о тебе сегодня, – сказала Пен наконец чуть громче, чем шепотом. – Сказала, что ей жаль, что не удалось увидеться с тобой. – Она позволила тошнотворному ощущению безжизненности заполнить ее, когда новая мысль кольнула ее, точно острая игла. Ее жених был отцом ребенка Иден…
Он издал звук, который издает человек под пытками, и отвернулся.
– Это я виноват. Это все моя вина! О, Пен…
Пенелопа Обри-Финч услышала мимолетный звук свадебного хора и увидела обнаженного Алекса Уинтера в своих объятиях, но видение тут же сменилось на Иден Валентайн в свадебном платье, которое та сшила для нее. Нечеловеческая мука пронзила ее тело и вывела из оцепенения. Ей казалось, что она слышит, как рвется ткань.
«Так вот что такое разбитое сердце», – отстраненно подумала она, словно все это происходило не с ней.
– Ну, нельзя быть двоеженцем. – Это прозвучало натужно и безжизненно. – Ты собираешься с ней развестись, Алекс?
Растерянное выражение у него на лице сменилось отчаянием. Она знала его слишком хорошо и окончательно поняла, что потеряла его.
– Я люблю ее, Пен. Я люблю ее так, как ты любишь меня. Это нездоровое чувство, возможно, даже глупое, но ты ничего не можешь с этим поделать, и я тоже. Я просто не знал об этом.
– Она тоже, могу тебя заверить. Она говорит о Томе все время, даже попросила меня поднять за него бокал, когда мы будем ехать на Восточном экспрессе, потому что они планировали отправиться в это путешествие с Томом. Теперь я понимаю, о чем ты хотел со мной поговорить. – Она невесело рассмеялась, и ее смех вышел резким и необычно циничным. – Теперь я бы предпочла, чтобы ты умер при Ипре. Я не знаю, как жить с тем, что ты любишь другую.
Он потянулся к ней, но она отшатнулась к машине.
– Мне очень жаль, что я не могу любить тебя, Пен.
В отчаянии она глубоко вдохнула холодный воздух и, проваливаясь каблуками в сырую землю, попыталась забраться обратно в машину. Наконец, хлопнув дверью, она увидела, как Алекс, опустив плечи, двинулся к машине, но не могла этого вынести. Не могла вынести его близости, не хотела снова видеть его подавленное лицо, не могла больше жить с его жалостью. Она не хотела больше слышать его нежный голос у себя в голове или видеть его пальцы, включающие печку в машине или поправляющие шарф. Ей снились эти пальцы на ее обнаженном теле… внутри ее… Ей не нужен был этот новый мир – пустой и безрадостный – без Алекса. И мысль об Алексе и Иден Валентайн, настоящей миссис Уинтер, отравила ее кровь, словно яд. Вязкий и токсичный, он двигался по ее венам, заражая каждую клеточку ее тела невыносимой болью.