все Мирталис! Она подослала к нему убийц!
Мы думали, что наш планудался. Но вчера мои соглядатаи донесли – этот человек жив. Мало того: ондобивается нашего ареста. Я немедленно покинул дом, прихватив с собой и девчонку.И отправился к Мирталис в надежде, что она посоветует, как нам спастись. Ведьвсе это случилось по ее вине!
-Придумай что-нибудь! – умоляля ее. – Иначе мы погибли!
В ответ она усмехнулась:
«-Ты глуп, как осел, раб! Погибли не мы, а ты. Я сама выдам тебя. И скажу, что ничего не знала о твоихтемных делишках. Мало того: что ты бежал от меня и объявился лишь теперь, впоисках защиты. Тебе не удастся ни оправдаться, ни уличить меня: кто станетслушать беглого раба? А под пытками ты сознаешься в чем угодно…жалкий трус!Тебя живьем скормят зверям на арене цирка. А мне ничего не будет».
-Разве я мог снести такуюобиду? Если бы она не назвала меня трусом и не угрожала мне, я бы ее и пальцемне тронул. У меня не было выхода… Ведь я так боюсь пыток! Я так боюсь умирать!Поэтому я предложил Мирталис помириться. И прибавил, что придумал некий планнашего спасения. А сам дал ей яду…им был отравлен Аттилий Кальв. Егоприготовляла Мирталис… Она сама во всем виновата! Так почему же я долженотвечать за ее дела?! Я невиновен! Смилуйтесь! Я не хочу умирать!
Я смотрел на него… Конечно, японимал – передо мной – опаснейший преступник, отравитель и братоубийца. Да, яне мог чувствовать к нему любви. И считать его невиновным. Однако в тот миг японял, насколько жалок этот трусливый человечек, валяющийся в ногах у римскогоофицера и слезно умоляющий о пощаде. Он вызывал гадливость и презрение. Но нененависть. А прежде я думал, что враг заслуживает только ненависти… НесчастныйКварт! Не будь он так самолюбив, он имел бы свободу, достаток и счастье. Но онзахотел нечестным путем добиться большего и вместо этого стал рабом жестокой,коварной женщины, преступником, живущим в постоянном страхе перед неминуемойрасплатой. Теперь же ему вскоре предстояло расстаться с последним, что у негоеще оставалось – с жизнью.
…Несчастный Кварт!
***
Несколько дней послеслучившегося я провел в заботах о Ромуле. А еще – в приготовлениях к похоронамКириона. Это был мой долг перед ним. Ведь Кирион ценой своей жизни спас моюневесту. А я-то презирал его, думая, что передо мной – бывший раб илипреступник! Позднее я узнал, что именно Кирион указал воинам, пришедшимарестовать Кварта, дорогу к дому Мирталис. Видимо, он успел выследить своихпогубителей еще до того, как попал ко мне… Увы, слишком поздно я узнал, чемобязан Кириону, и понял, как виноват перед ним! Единственное, что я смогсделать – это похоронить его так, как подобает погребать знатных людей иблагодетелей. И в память о нем назвать своего старшего сына Кирионом.
Что до Ромулы, то явыхаживал ее вместе со своей старой нянькой, вольноотпущенницей Еванфией,которая жила неподалеку от нас62. К счастью, девушка быстрооправилась от всех ужасов, что ей довелось пережить. Когда же ей стало легче, япервым делом отправился к Марку. Ибо должен был поблагодарить его и ВладыкуУрвана за наше спасение. Однако, когда я пришел к Марку, его не оказалось дома.Но я без труда догадался, где смогу найти своего друга-христианина. И неошибся. Он был за городом, в катакомбах, вместе со своими единоверцами иепископом Урваном.
Я дождался, когда они закончатмолиться. После чего подошел к епископу и упал перед ним на колени. Никогдапрежде я, врач и римский гражданин, не преклонял колен ни перед кем из людей.Но этому человеку я был обязан жизнью. Хотя в свое время и отказался принятьего веру.
-Встань, Луций. – произнесВладыка Урван, касаясь моей головы. – Благодари не нас, но Господа. Это Он спасвас.
Я хотел было напомнить ему,чем кончилась наша последняя встреча. И что сейчас мне стыдно за это. Ноепископ опередил меня:
-Помнишь наш разговор, Луций?Ведь ты так и не ответил мне тогда… Готов ли ты идти путем жизни? Готов ли тыстать христианином?
-Владыко, я хотел бы сделатьэто. – ответил я. – Но…ведь я так и не смог полюбить своих врагов, как братьев.Я так и не решился идти путем жизни. Я оказался слаб и малодушен. И потомунедостоин стать христианином.
Епископ Урван немного помолчал.А потом ласково произнес:
-Господь наш Иисус Христосприходил в мир для таких, как ты, Луций. Для тех, кто считал себя неправедниками, а недостойными людьми, нуждающимися в спасении и помощи. Да исказать по правде, каждый из нас в этой жизни лишь учится жить по Христовымзаповедям. Ведь христианами не рождаются, сын мой. Ими становятся.
…Теперь, на склоне лет, могусказать: он был прав. Вот и я до сих пор лишь учусь жить по заповедямХристовым. Сколько раз мне это не удавалось… И мне стыдно и больно сейчас вспоминатьоб этом. Но я помню слова Святого Апостола Павла о силе Божией, котораясовершается в человеческой немощи (2 Кор. 20, 9). И надеюсь не на свои силы, ана милость Господню.
***
…Потом мы еще долго говорили сепископом Урваном. А под конец он сказал:
-Твоя мать была бы очень радаузнать, что Бог услышал ее молитвы. И что ее сын скоро тоже станет христианином.
-Что? – изумился я. - Неужелимоя мать была христианкой? А я и не знал этого…
-Да, она была христианкой. –сказал Владыка Урван. – Хрисия крестилась за четыре года до смерти. Мне выпалачесть быть ее духовным отцом. Если бы ты знал, как глубока и сильна была вератвоей матери! Как она хотела, чтобы и ты познал Христа! Как молила об этомГоспода! И вот теперь это сбылось, Луций. Вы с матерью снова обрели друг друга.В Господе нашем Иисусе Христе.
Я смотрел на епископа, веря ивсе-таки не веря его словам… И вдруг прямо за его спиной заметил знак, нарисованныйна стене. Греческая «тау». Или наша римская буква «т». Точно такой знак былначертан в спальне моей матери, над ее изголовьем. Теперь я понял, что онозначал. Изображение Креста Христова. Значит, моя мать и впрямь былахристианкой.
***
Вы спросите, что произошло совсеми нами дальше? А вот что. Через несколько месяцев после нашего разговора сВладыкой Урваном он крестил меня. А потом и Ромулу. Она захотела, чтобы мы былинеразлучны во всем. Да, мы с нею не только супруги, но и брат и сестра во Христе.И нас соединяют не только узы брака, но и вера. Что может быть крепче такогосоюза?
Вскоре после нашей свадьбы мыс Ромулой отпустили на свободу Сильвана и Домнику. Однако наши бывшие рабы решилине расставаться с нами. Сейчас они тоже – муж и жена. И вместе служат в приютедля бедных, который мы открыли в бывшем доме Аттилия Кальва. Дело в том, что,живя со мной на Косе, Сильван хорошо изучил медицину. Теперь он – известный вРиме врач. Особенно его любит простонародье. Потому что Сильван, помня о годах,проведенных в рабстве, особенно жалеет обездоленных людей: бедняков и рабов.Таких, каким когда-то был он сам.
С Руфом мы продолжали дружитьдаже после того, как я крестился. Ведь разве разница в вере может прерватьнастоящую дружбу? Конечно, сперва он искренне недоумевал, с чего бы это вдругмне вздумалось креститься? Но однажды, в очередной раз заявившись ко мне вгости, Руф вдруг сказал:
-Вот что, дружище! Гляжу я навас, христиан, и завидую вам. Какие вы счастливые! Всегда радуетесь, всехлюбите, на чужое не заритесь…не то, что мы! Слушай, я тоже хочу так жить! Научименя вашей вере!
Знаете отца Руфа, которыйсейчас служит диаконом при Владыке Урване? Скажу по секрету, это и есть мойдруг Руф… А об остальном спросите у него сами…
Вот и подошел конецповествованию о моих приключениях. О чем же еще вам поведать, друзья? Пожалуй, напоследокрасскажу еще вот о чем.
После того, как Ромулаобрадовала меня тем, что ждет ребенка, мы решили переоборудовать одну из пустующихкомнат в детскую. Мы обошли весь дом в поисках подходящего уголка. И зашли вспальню моего отца. Туда, где на стене была нарисована Атлантида, гибнущая вморской пучине.
Сколько времени я не решалсязаглянуть в эту комнату! Потому что боялся вновь увидеть кошмарную картину, когда-тонаписанную моим обезумевшим отцом. Но удивительное дело: сейчас я смотрел нанее без всякого страха. Что случилось? Почему смерть вдруг перестала ужасатьменя? Картина осталась прежней, даже краски на ней ничуть не потускнели…Выходит, это я стал другим?
К моему изумлению, Ромуларазглядывала картину с любопытством. Но, как и я - без страха.
-Неужели ты не боишьсясмотреть на это? – удивился я.
Вместо ответа Ромула подошла ккартине. И, приподнявшись на цыпочки, в самом ее верху провела пальцем двелинии. Одну – сверху вниз. Другую – справа налево. Изображение Креста. А потом,не говоря ни слова, с улыбкой посмотрела на меня. И тогда я понял, чтопроизошло с нами обоими. Мы перестали бояться смерти так, как боялись еепрежде, когда еще были язычниками. Потому что теперь стали рабами и чадамиГоспода Жизнодавца, Который Своей Крестной смертью даровал нам надежду навоскресение и жизнь вечную.
НАСЛЕДНИКГЕРОЯ
«Как пошли наши ребята
В красной гвардии служить –
В красной гвардии служить –
Буйну голову сложить!»
(А. Блок. «Двенадцать»)
«…А после рассудят, кто трус, кто герой,
Что было всерьез, и что было игрой.
А после ответят на сложный вопрос:
Где правда, где шутка, где шутка всерьез».
(Джеймс Крюс. «Мой прадедушка, герои и я»1)
В истории семьи Гуркиных неимелось ничего примечательного. Это было самое обыкновенное семейство москвичейво втором поколении, предки которых еще до войны перебрались в столицуоткуда-то с берегов Белого моря, и с тех пор жили там, позабыв о своейпресловутой «малой родине» и почти ничего зная о своих северных родственниках.Лишь два-три раза в год: на Новый год, Первомай и дни рождения Николай Гуркинобменивался открытками со своей одинокой и бездетной двоюродной бабушкой,