-Это тиганы и угнетатели! (Ну игорластая же баба эта Дора! Это надо же при таком росточке этакий голосищеиметь!) Товагищи! Вливайтесь в наши гяды богцов за свободу! Отныне тот, кто былничем, станет всем! Свегнем могучей гукою гнет вековой навсегда! Да здгавствуетг-геволюция!
Вот оно что! Выходит, у настеперь новая власть… И, кто к ней примкнет, тот жить будет всласть… Что ж, этопо мне. Пожалуй, вольюсь-ка я в их ряды…
Да только отец Яков меняопередил. Вышел вперед, повернулся к нам да как крикнет:
-Не слушайте, чада, этихсмутьянов! Не доведут они вас до добра! Помяните мое слово – не доведут!
-Взять его! - огрызнуласьДора. Тут ее люди к попу подбежали, да поволокли к сараю, что на берегу стоял.По народу ропот пошел…
Тут я баб растолкал, шагнул кней и говорю:
-Возьмите меня к себе! Я тожехочу бороться против тиранов!
А она мне в ответ:
-Именем геволюции назначаю тебяздешним комиссагом.
Ну что, разве я не правильносделал, что влился в эти самые ихние ряды? Кто я раньше был? Степка-шалопай. Атеперь я комиссар Степан Гуркин! Был ничем, а стал всем!
В тот же день мы всех здешнихтиранов и ис…экс-плататоров под замок посадили. К попу для компании. Старосту,кабатчика, а в придачу – деда Акима. На всякий случай. Чтобы лишнего неспрашивал. И порешили потом судить их всех революционным судом. А я женилсяреволюционным браком на поповской дочке, Машке. Ну, ясное дело, силой взял… А чтотакого? Теперь я комиссар, чего хочу, то и делаю. Моя воля, моя власть!
9 мая. Эх, весело быловеселье, да тяжело похмелье! Эта Дора со своими у нас в Ильинском весь деньпробыла. И такую революцию они учинили, что хоть святых выноси. Кабак и лавку вчистуюразграбили, да и в дома побогаче заглянули, а, что понравилось, с собойприхватили. Поди не отдай – попадешь под замок, как тиран и эксплуататор, а тои пулю в лоб схлопочешь… Под конец же так перепились, что стали песни горланитьпро то, как «деспот пирует в роскошном дворце, тревогу вином заливая», датолько того не ведает, что над ним уже вздымается рука роковая… На все селослышно было, а Дору-комиссаршу - слышнее всех! Ну, я им тоже, как мог,подпевал. Как говорится, к волкам попал – по-волчьи вой и с ними волчьи песнипой… А наутро «Термидор» вверх по реке ушел. Товарищ Дора сказала: идемосвобождать жителей Михайловской губернии от тиранов и эксплуататоров. Я былоповерил. Однако на другой день мимо нашего села английский военный корабль прошел.Экая силища! Только вот к чему бы господ инглишменов в наши края понесло? Да,пока я на этот счет мозгами раскидывал, один из наших мужиков меня опередил:
-Братцы! Так он же за тем«Помидором» гонится! Ох, и всыплют же они им – мало не покажется!
-Поделом ворам и мука! –поддакивают другие. – Ишь, освободители выискались! Отец Яков-то прав оказался:нет от них ничего хорошего! Смута одна!
-Только кабы нам англичанепотом не припомнили, что мы их тут у себя привечали… - робко проблеял кто-то. –Может, пока не поздно, выпустим батюшку и прочих? Авось они, если что случится,о нас перед англичанами словечко замолвят…
-Это дело! – соглашаютсямужики. - Только мы еще умней сделаем: попа, лавочника и старосту выпустим, авместо них этого комиссара голоштанного под замок посадим. А, как нагрянут кнам на обратном пути англичане, им его и выдадим. Вот, мол, отдаем вам самогоглавного смутьяна, делайте с ним, что хотите. Только нас не троньте.
…И вот теперь сижу я подзамком, жду, когда они меня англичанам выдадут. Эх, пропала твоя головушка,Степка Гуркин! Зачем я только связался с теми смутьянами?
15 мая. Поутру к нам англичаненагрянули. Так наши их всем селом встречали. Кабатчик со старостой хлеб-сольихнему самому главному поднесли. Поп с дьячком и певчими им навстречу с иконамида хоругвями вышел. Я это все в щелку видел, из того сарая, куда они меняпосадили. Потом вынесли они со своего корабля убитых – человек семь. Да,видать, досталось им от Доры на орехи… Англичанин что-то нашему попу черезпереводчика сказал и даже рукой помахал, как в храме кадилом машут. А тотголовой кивнул пошел к церкви. За ним убитых понесли. Похоже, отца Яковапопросили их отпеть, а он и согласился. Значит, задержатся у нас англичане.Все! Конец мне пришел!
Я даже со страху Богумолиться стал…отродясь так не маливался… Господи, помоги! Только бы они меня неубили! Господи, помилуй!
Тут-то они за мной и явились,и потащили к этому ихнему самому главному. Смотрю, стоит такой костлявый старикв английской форме. Глаза у него злющие-презлющие, губы поджаты, как у старойдевки. Как увидел он меня, так аж побагровел от злости. А потом закричал:
-Ты есть ред6комиссар? Отвечайт, сволочь! Сейчас мы будем тебя расстреляйт!
Стою я перед ним ни жив, нимертв… Даже молиться со страху позабыл… Вдруг слышу голос отца Якова:
-Господин полковник, да какойон комиссар? Шалопай он, и все тут. Да еще и придурковат малость. Вот помолодости да глупости и связался со смутьянами. Сам, поди, не понимал, чтоделал. Вдобавок, зять он мне. Правда, не такого мужа я своей дочери хотел, да,коли уж Господь так судил, нужно его грех венцом покрыть. Собирался я всоседнее село за священником послать, а его до той поры велел в сарае запереть,чтоб не сбежал. Господин полковник, ради Бога, простите Вы его, дурака! А я ужза него ручаюсь…
Рядом с англичаниномпереводчик стоял, и все это ему по-ихнему повторил. И, как закончил, полковникухмыльнулся и заговорил что-то в ответ. А переводчик отцу Якову его словапо-нашему пересказал:
-Ладно! Раз ты, священник, занего просишь да за него ручаешься, так и быть, на первый раз прощаю! Только,чтобы впредь ему с красными якшаться неповадно было – после венчания всыпатьему хорошенько! За одного битого дурака двух небитых дают…кажется, так у васговорят?
Англичане, кто с ним был, аж сосмеху покатились. А дальше не помню, что было. Очнулся уже на дворе, когда меняводой окатили… А они стоят надо мной и хохочут…
20 мая. Вы думали, меня такпросто убить? Только иногда мертвые воскресают, чтобы мстить живым! Вот и я,Степан Гуркин, тоже вернулся! Чтобы отомстить и за то венчание, и за ту поркуперед всем селом! Нас много – целая эскадра! И у нас уже не пулеметы, а пушки!А ведет нас сам товарищ Вендельбаум!
…Я набрел на них после того,как бежал из Ильинского. Не помню, сколько я шел…кажется, несколько дней…толесами, то берегом. Пока не увидел, как по Двине мне навстречу плывет«Термидор». За ним несколько буксиров тянут баржу с пушками. А вокруг них снуюткакие-то люди. Я замахал руками и закричал…и полетел куда-то вниз, в темноту.
Сколько я без памяти лежал –не знаю. Только вдруг слышу чей-то голос:
-Похоже, это англичане его такотделали! Вот бедолага-то!
Открываю глаза, смотрю, надомной стоят двое. Только совсем незнакомые. Вроде, на «Термидоре» таких не было…Один молодой, рыжий, и лицо все веснушками усыпано. Похоже, из деревенских.Другой, постарше, чернявый, горбоносый, в круглых очках. А глаза у него узкие излые, как у того англичанина…нет, пожалуй, даже злее будут. Уставился он наменя и спрашивает:
-Ты кто такой? Как зовут?
-Комиссар села Ильинского. –отвечаю. – А звать меня Степан Гуркин.
Они переглянулись. Видимо,решили, что я вру или умом повредился.
-Комиссар, говоришь? – ехидноспрашивает чернявый. - И кто ж, позволь спросить, тебя комиссаром назначил? А?
-Товарищ Дора. – говорю. – Ониу нас в селе революцию устроили…
-Ишь ты! – усмехнулся чернявый.– Успела-таки эта дура дел наделать, пока мы ее не шлепнули… Так уж не к ней литы шел, товарищ комиссар? А то, смотри, можем тебя к ней отправить…так сказать,в штаб генерала Духонина7… Не желаешь?
Вот оно что! Выходит, убегал яот волка, да нарвался на медведя. Только одно и остается…
-Нет. – отвечаю. – Я не к ней,а к вам шел. Хочу вместе с вами англичан бить. И всех, кого вы велите. Хотьотца, хоть мать родную – никого не пожалею!
Похоже, мои слова чернявому понраву пришлись. И говорит он мне:
-Что ж, Степан Гуркин. Намтакие как ты нужны. Принимаю тебя в свой отряд. Отныне ты – красный боецреволюции, наш товарищ и собрат!
Ох, слава Богу, уцелел! А то ужбоялся – убьет меня этот чернявый… Когда же он ушел, спрашиваю я рыжего парня:
-Кто это такой был? Ну тот, чтосо мной говорил?
А он отвечает:
-Это сам товарищ ЕфимВендельбаум, командир эскадры «Меч революции».
И вот уже второй день я вместес ними плыву по Двине. Мы идем на Михайловск. Так приказал товарищ Вендельбаум.Завтра утром мы будем в Ильинском.
Хорошо вы тогда смеялись надомной, дорогие землячки! Да только последний смех лучше первого. То-то я завтрапосмеюсь, когда вы заплачете!
21 мая. Мы заняли Ильинскоебез боя: англичане уже ушли в Михайловск. Для острастки товарищ Вендельбаумвелел дать по селу пару залпов: избу Семена-кузнеца в щепки разнесло… Когда жемы высадились на берег, то первым делом арестовали старосту, лавочника, азаодно деда Акима, чтобы лишнего не спрашивал. Да еще с десяток мужиков, тех,что тогда хотели меня англичанам выдать. Я не забыл никого… Потом ихрасстреляли перед всем селом, как пособников интервентов. Один упал было, давскочил и ну бежать! Второй раз выстрелили – вроде, попали. Смотрим, а онзашевелился, стонет, ползти пытается… Ишь ты, сволочь, какой живучий! Тогдатоварищ Вендельбаум не спеша подошел к нему и выстрелил в голову… Отбегался,вражина!
Что до отца Якова, то спервамы его не нашли. Машка, дочь его, сказала, будто уехал он в соседнее село.Даже, когда товарищ Вендельбаум ей наган ко лбу приставил, то же твердила, покане упала замертво. Да мы ей все равно не поверили. Перерыли весь дом и наповети под сеном нашли-таки попа. Вернее, это я его нашел и наших позвал. Отнас не спрячешься!
-Что ж ты, тестюшка, от насхорониться вздумал? – спрашиваю я его. – А англичан с иконами встречал… Или они