задать девушке еще один вопрос, как вдруг:
-Ты что тут делаешь? – на порогемемориальной кельи стояла мать Анна. –Ты где должна быть? Где твое послушание!Двести поклонов!
-Простите-благословите! –испуганно пискнула Татьяна и выскочила из кельи.
-Она тут не при чем, матушка.Это я ее попросила рассказать об отце Михаиле. – вступилась за провинившуюсяпослушницу Нина Сергеевна.
-Не ее это дело – о немрассказывать! – проворчала староста. – Тоже мне, нашлась рассказчица: без годунеделю назад крестилась! Небось, эта дура Вам наплела невесть чего…
-Что Вы, матушка! – несдавалась Нина. – Она мне ничего и не рассказала. Вы, говорит, лучше матушкуАнну расспросите. Она, мол, еще самого отца Михаила в живых застала…
-Еще бы нет! – подтвердиласразу подобревшая староста. – Как-никак, он был моим крестным. Я у него сматушкой Таисией часто гостила. А мамушка моя, покоенка, при нем в хоре пела.Когда же отец Виктор стал настоятелем, он ее назначил церковной старостой. Онее очень уважал. Потому-то и благословил, чтобы ее похоронили за алтарем. Невсякому такая великая честь выпадает. Вот пойдемте-ка, покажу Вам ее могилу.Там и для меня место приготовлено…
Действительно, рядом с ужезнакомыми Нине гранитными надгробиями отца Михаила и его матушки, за высокой,едва ли не в человеческий рост металлической оградкой, увенчанной по верхуострыми шипами, виднелся памятник из мраморной крошки с крестом наверху итабличкой: «Бестужева Мария Федоровна. 1901-1973 гг. Душа ея во благихводворится». Судя по фотографии на памятнике, мать Анна являлась точной копиейсвоей покойной родительницы: то же суровое лицо, сжатые в ниточку губы,подозрительный взгляд из-под нависших бровей. Нетрудно было догадаться, что обестаросты походили друг на друга не только обличьем, но и нравом. И в будущем импредстояло вместе почивать вечным сном за алтарем Никольского храма.
-А скажите, матушка, -полюбопытствовала Нина Сергеевна. – откуда у отца Михаила и его матушки такиезамечательные памятники? Похоже, их на заказ делали… Наверное, это прежнийнастоятель их поставил? Говорят, он очень почитал отца Михаила…
-Нет, это еще сам батюшкаМихаил их поставил. - процедила староста, и Нина поняла, что этот разговор ейпочему-то крайне неприятен. – Незадолго до того, как это случилось… И надписисам сочинил. Он прозорливый был, вот и знал, что все так будет…
-Что будет? – как можно болеенаивно вопросила Нина Сергеевна, не подозревая, к каким последствиям приведетее любопытство
-А то, что было! – вскинуласьстароста, и глаза ее яростно полыхнули. – Вот уж правду говорят: не делай добра– не получишь зла! Он-то его как родного воспитал! А он возьми да сбеги с этойМашкой! Да что он в ней нашел? Ох, прости-помилуй, Господи! Искушение-то какое!И зачем Вам понадобилось любопытствовать? До греха довели… Ох, «положи,Господи, хранение устом моим…»
Старуха вперевалку побрелапрочь, продолжая ворчать на ходу. Нина Сергеевна благоразумно последовала заней. Впрочем, перед этим она на всякий случай обошла гранитные памятникикругом. И обнаружила, что одна из граней у каждого из них не гладкая, ашероховатая. Похоже, что прежде там были какие-то другие надписи, позднеезачищенные. Вот только какие именно?
Увы, ответить на этот вопрос,похоже, было некому…
***
Нина решила не возвращаться вдом у кладбища, а отправиться в Сосновку. Прежде всего, чтобы немногоразвеяться. А заодно и поразмыслить по дороге над всем увиденным и услышаннымсегодня. Ибо история смерти отца Михаила действительно, оказалась весьмазагадочной.
В самом деле, почему незадолгодо гибели старый священник распорядился сделать на своем надгробии надпись,гласившую, что он принял смерть от руки ближнего? Выходит, он знал, кто хочетего смерти? И, вероятно, подозревал, что этот человек пожелает ускорить еенаступление… А потому решил заранее указать на своего будущего убийцу. Но когоон имел в виду? Сына Василия? Или кого-то другого?
Однако тут Нине вспомнилось,как старые прихожане собора, возле которого был похоронен друг отца Михаила,Владыка Леонид, рассказывали ей, что покойный епископ завещал высечь на своемнадгробии: «Дети, любите Церковь, веруйте в Бога». Но по требованию властейэту, уже было сделанную, надпись заменили на другую: «Заповедь новую даю вам, далюбите друг друга» (Ин. 13, 34). В таком случае, вполне возможно, что и намогиле отца Михаила сначала была какая-то другая эпитафия… В таком случае,каков был первоначальный текст? И кто и с какой целью изменил его? Почему-тоНине казалось, что зачищенные надписи на задней стороне надгробий четыГерасимовых являются ключом к разгадке тайны гибели отца Михаила. Впрочем,безвозвратно утраченным.
Вдобавок, она никак не моглаотделаться от мысли, что, по известной французской поговорке, в этой загадочнойистории замешана женщина. Вернее, девушка. Некая «Машка», иначе говоря, Мария,с которой Василий бежал из Сосновки. Оставив там другую юную особу, котораястрастно любила его. А потом возненавидела его той лютой, неукротимойненавистью, в которую столь часто перерождается отвергнутая любовь. Так чтодаже состарившись и став монахиней, она все-таки не простила ему то, чтокогда-то давно, «на заре туманной юности», он предпочел ей другую…
Дочь местного партийногоактивиста, которую звали Марией. Комсомолку и колдунью. Ту, что вложила в рукиобезумевшего от любви к ней Василия отцовское охотничье ружье, ставшеевпоследствии главным вещественным доказательством убийства отца Михаила иэкспонатом его мемориальной кельи… Сломанное ружье без затвора. Конечно, в своевремя коллега Нины Сергеевны, писатель Антон Чехов, сказал, что если по ходудействия пьесы на сцене появляется ружье, то оно непременно должно выстрелить.Но имел ли место в сей житейской драме пресловутый ружейный выстрел? Или еговсе-таки не было? Как не было и убийства.
Ведь и впрямь странно, чтоВасилий, застрелив отца, не попытался скрыться с места преступления. Напротив,он побежал к отцу Виктору и сельскому фельдшеру, умоляя спасти отца Михаила.Они были первыми, кто увидел священника мертвым. Правда, отца Виктора ужедавно не было в живых. А вот что сталось с фельдшером? Конечно, шансов отыскатьего было весьма немного. Однако, вспомнив о том, что попытка – не пытка, НинаСергеевна решила все-таки заглянуть в местный медпункт. Хотя бы для того, чтобыубедиться: она напрасно потеряет время.
***
Медпункт села Сосновкиоказался одноэтажным деревянным зданием, выкрашенным в тот же голубой цвет, чтои кресты на местном кладбище. Несмотря на субботний день, дверь его былаоткрыта, и Нина Сергеевна из любопытства решила зайти внутрь.
Она шла по коридору,пропитанному знакомым ей больничным запахом лекарств и хлорки, и разглядывалавыцветшие плакаты на стенах, а под ногами у нее поскрипывали половицы.Неожиданно приоткрылась дверь, мимо которой проходила Нина, и в коридорвыглянула худенькая пожилая женщина в белом халате и медицинской шапочке, судяпо всему, медсестра:
-Вы на прием? – спросила онаНину Сергеевну. – К Матвею Ивановичу?
Нина уже хотела сказать «нет».Но, мельком разглядев сидящего в кабинете сухощавого, сурового на вид старика,промолвила:
-Да.
Разумеется, она понимала, чтопоступает глупо. Ведь если за тридцать лет, прошедших со дня смерти отцаМихаила, на приходе в Сосновке успело смениться два священника, то бессмысленнобыло ожидать, что подобного не произошло и с местными фельдшерами. Хотячеловеку, сидящему перед Ниной Сергеевной, на вид было лет под семьдесят.Поэтому, произведя в уме нехитрое математическое действие, она все-таки решиларискнуть.
Тем временем фельдшер,прихлебнув крепкого чаю из стоявшего перед ним давно не мытого стакана вжестяном подстаканнике, обратился к Нине Сергеевне:
-Здравствуйте. Присаживайтесь,пожалуйста. Ну, что Вас беспокоит?
-Видите ли, уважаемый МатвейИванович… - Нине Сергеевне было немного не по себе под пытливым взглядомстарика. – меня зовут Нина Сергеевна. Я врач-невролог из Н-ской больницы. Апришла к Вам по одному делу…
-По какому такому делу? –нахмурился фельдшер. – Вы что, не на прием пришли?
-Скажите, пожалуйста, это Выздесь работали в шестидесятые годы?
-Простите, а с какой целью Выэто спрашиваете? – Матвей Иванович еще больше нахмурился и резко отодвинулстакан с чаем на угол стола.
-Просто тогда у вас в селезастрелили одного священника…
-Да что за бред! – возмутилсяфельдшер. – Кто Вам наплел такой ерунды?
-Мне так в здешней церквисказали… - теперь Нина Сергеевна понимала, что не зря пришла на медпункт. И,кажется, догадалась, как ей удастся разговорить сурового старика.
-Они еще не того наскажут! –отрезал Матвей Иванович. – Привыкли народ дурить, вот и дурят. Вранье все это!
-Но ведь говорят же, что егосын застрелил. – не унималась Нина. – Из-за девушки… Даже будто бы ружье нашли…Только я в это не верю.
Фельдшер снова потянулся кстакану с чаем.
-И правильно делаете, что неверите. Простите мою резкость, уважаемая… Нина Сергеевна, да только, еслихотите знать, как раз я тело этого попа и осматривал. Так вот: никто в него нестрелял.
-Тогда кто же его мог убить? –спросила Нина.
-Никто его не убивал. –ответил Матвей Иванович. – Если хотите знать, от чего он умер, могу сказать: отинфаркта. У него уже давно стенокардия была. А в последние месяцы ему совсемплохо стало. Что не назначу – все без толку. Тогда я ему посоветовал поехатьполечиться в областную больницу. Может быть, тогда бы он и дольше прожил… Да онотказался: мол, нельзя ему храм бросить. Правда, думается мне, причина нетолько в этом была. Похоже, боялся он чего-то…
-А что, разве у него быливраги? – поинтересовалась Нина Сергеевна.
-Ну, я их церковных дел незнаю. – Матвей Иванович опять нахмурился. – Да с таким нравом, как у него был,врагов нажить недолго. Редкой честности был человек: что на уме, то и на языке.