Тем временем отца Игнатия сновасморил сон. Впрочем, и на сей раз он был недолог – спустя минут десять,растолкав безмятежно дремавшего на стуле отца протоиерея, епископ вручил емупод подпись указ о запрещении его в священнослужении и направлении враспоряжение настоятеля Спасо-Преображенского кафедрального собора, протоиереяБогдана Руденко. Тем же указом временно исполняющим обязанности настоятеляСвято-Лазаревского храма назначался тамошний второй священник, отец ПетрОдинцов. После того, как отец Игнатий нетвердой рукой вывел свою подпись навладычнем указе, епископ вызвал водителя и велел отвезти священника…не назад вцерковь, а к нему домой.
***
…Кое-как совершив восхождениена пятый этаж крупнопанельной «хрущевки», отец Игнатий нашарил в кармане курткиключи и медленно открыл дверь. Как же он боялся возвращаться сюда! И все-такине избежал этого!
В квартире все оставалось так,как в тот день, когда отец Игнатий покинул свое жилище с твердым намерениембольше никогда не переступать его порога. Стол, уставленный пустыми бутылками,стопками и тарелками с заплесневелыми остатками поминальной трапезы. Горшки сзасохшими цветами на подоконнике. А на стене – фотография его матушки, егоненаглядной Лизоньки. Они прожили вместе почти тридцать лет, прожили так,словно у них были одна душа и одно сердце. И, хотя Господь не дал им детей, онивсе-таки были счастливы. Потому что любили друг друга. Эта любовь наполняла ихжизни радостью и смыслом. Но теперь Лизонька спит непробудным сном в могиле заалтарем Свято-Лазаревского храма…почему только в сказках беззаветно любящиедруг друга люди умирают в один день?
Впрочем, завтра утром онпойдет к ней… Постоит у ее могилы, помолится об ее упокоении. А потомподнимется к себе в кабинет и сядет у окна. Оттуда, сверху, хорошо виденсвеженасыпанный холмик с крестом, покрытый увядшими цветами… Он будет смотретьна него и пить, пить до тех пор, пока не впадет в тупое пьяное полузабытье…чтоеще теперь ему остается? Нет Лизоньки – и ему не для чего и незачемжить.
Отец Игнатий, не раздеваясь,повалился на диван, повернувшись лицом к стене. И вскоре забылся тяжелым,мучительным сном, в котором он вслепую блуждал по каким-то темным подземнымлабиринтам в поисках Лизоньки. Во тьме он спотыкался и, падал, и снова вставал,цепляясь за скользкие стены, по которым сочилась вода, и звал ее по имени в надежде,что она услышит и отзовется. Но ответом ему было лишь эхо его собственногоголоса, гулко раздававшееся в непроглядной, беспросветной темноте…
***
Наутро отец Игнатий отправилсяв Свято-Лазаревский храм. И с порога почувствовал неладное. Потому что свечницаОльга, которая прежде при его появлении сразу же выбегала из-за прилавка, низкокланяясь и прося благословения «дорогого отченьки», сейчас сделала вид, чтопогружена в чтение Псалтири. Уборщицы, чистившие подсвечники, покосились былона него…и еще усерднее занялись своим делом. Похоже, все эти женщины в открытуюигнорировали того, перед кем еще вчера благоговели и заискивали. Но еще болеенеприятный сюрприз ожидал отца Игнатия, когда он подошел к дверям своегокабинета – там был вставлен новый замок. Но почему? И кто мог это сделать?
Пока отец Игнатий раздумывалнад этим, откуда ни возьмись, явился прислужник Вася.
-Здравствуйте, батюшка! Вы котцу Петру пришли? – поинтересовался он. – А он еще не пришел…
-Кто это сделал? – гневно вопросилотец Игнатий, указывая на запертую дверь.
-Это отец Петр так благословил.– не без ехидства ответствовал Вася. – Он же теперь у нас настоятель. Вот он ивелел сменить замок, и церковную печать у старосты забрал… Да что с Вами,батюшка? Может, запивочки Вам принести?
Кажется, он говорил что-тоеще, но отец Игнатий уже не слышал его. Господи, как же так? Не прошло и суток,как Владыка отправил его под запрет, а бывшие подчиненные уже дают ему понять:отныне в этом храме он – персона нон грата6. А ведь все эти людибыли его духовными детьми…скоро же они забыли об этом! Зато как быстро вошел вроль власть имущего отец Петр! Хотя он еще не настоятель, а всего лишьисполняющий обязанности такового. И тем не менее, он уже по-хозяйскираспоряжается в Свято-Лазаревском храме, спеша изгнать оттуда отца Игнатия. Иявно позабыв, что в свое время именно отец Игнатий ходатайствовал передВладыкой Поликарпом о рукоположении иподьякона Петра Одинцова в священный сан…Что ж, как видно, правду говорят: хочешь узнать человека – надели его властью.
-Вот запивочка, батюшка. –вернул его к действительности голос прислужника Васи.
Тот же подносик, тот же красныйплат. Однако когда отец Игнатий поднял его, то увидел под ним обшарпанныйкорец, на донышке которого поблескивала розоватая водица…
Ни говоря ни слова, отецИгнатий вышел, почти выбежал из храма.
***
Тем же вечером он сидел вкабинете своего давнего друга, соборного настоятеля, отца Богдана Руденко, ивел с ним задушевную беседу:
-Да ты не журись, друже. –утешал его отец Богдан. – С кем не бывает…и конь о четырех ногах, аспотыкается. Конечно, зря ты Владыке надерзил. Ну да ладно – Господь милостив.А насчет этого отца Петра…помнишь, я еще когда тебя предупреждал – будь с нимпоосторожней. В тихом омуте сам знаешь кто водится… Тут мне моя бухгалтершасказала, что он отчего-то в последний месяц к уполномоченному зачастил…вот исмекай, чего ради. Да, и среди Апостолов не без Иуды… Ну нехай! Перемелется,мука будет. Главное, не отчаивайся. Не теряй надежды.
-Полно, отче. – тяжело вздохнулотец Игнатий. – Не на что мне больше надеяться. Конченый я человек. Слышишь –конченый…
***
Спустя час после этогоразговора, на вечерней службе, отец Игнатий в подряснике, без наперсногокреста, стоя на середине собора, читал шестопсалмие. А тамошние прихожане,особенно пожилые люди, с удивлением смотрели на него, силясь понять, с чего быпочтенный протоиерей, настоятель одного из городских храмов, вдруг угодил, таксказать, из попов в дьячки. И, позабыв о молитве, шепотом делились своимипредположениями на сей счет.
Впрочем, следующий день принесновую пищу для их пересудов. Потому что отец Игнатий вдруг исчез неведомо куда.Он больше не появлялся ни в соборе, ни в каком-то другом из городских храмов.Проходили дни, недели, месяцы, а об отце Игнатии не было, как говорится, нислуху, ни духу. Низложенный настоятель Свято-Лазаревской церкви пропал, будтововсе не бывал…и вскоре оказался забыт всеми. Впрочем, разве такая участь неждет со временем и каждого из нас?
***
А тем временем отец Игнатий,по вековому обычаю русского человека, отчаянно, хотя и безуспешно, топил своегоре в вине. Вскоре он стал завсегдатаем городских винно-водочных магазинов ипивных ларьков, где обретал все новых собутыльников и товарищей по несчастью,среди которых получил прозвище «батек». Впрочем, чаще всего отца Игнатия можнобыло встретить в рюмочной под названием «Якорь», что стояла на самом берегуреки Кузнечихи, отделявшей город Михайловск от его пригорода - Соломбалы. Этопитейное заведение называлось так не случайно. Потому что его посетителями былипо большей части моряки и работники расположенной по соседству с ним базытралфлота. Но отец Игнатий зачастил в «Якорь» отнюдь не из-за любви к морскойромантике. И не случайно там он всегда старался занять место у окна,выходившего на реку Кузнечиху. Ведь отсюда он мог видеть высившийся наддеревьями, что росли на противоположном берегу реки, голубой шпиль колокольниСвято-Лазаревской церкви. Дорога туда теперь была ему заказана. Но кто моготнять у него последнее утешение – смотреть на церковь, где он прослужил почтидвадцать лет, и возле которой теперь спала в могиле его Лизонька? И вспоминатьо ней…
…Однажды под вечер, походя к«Якорю», отец Игнатий услышал жалобный собачий вой, или скорее, визг. Оногляделся по сторонам и увидел, как у помойки, на задворках «Якоря» собралосьнесколько забулдыг. Один из них держал в руке обрывок веревки, другой конецкоторой был привязан к шее рыжего мохнатого песика той породы, которую в народеназывают «двортерьер». А остальные самозабвенно пинали дворняжку ногами.Похоже, их забавляли визг несчастной собачонки и ее отчаянные, но безуспешныепопытки избежать очередного пинка…
-Что вы делаете? А ну,прекратите! – закричал отец Игнатий, грозно надвигаясь на участников расправы.
Те с недоумением уставились нанего.
-А тебе-то что? – откликнулсяодин из них. – Давай, вали отсюда! Твоя что ли, собака?
-Моя. – ответил священник. И,подойдя к человеку, державшему в руке веревочный поводок, и глядя ему в глаза,повторил уже тверже. – Моя.
-Ладно! – тот махнул рукой,выпустив веревку. – Пошли отсюда, мужики. Забирай эту падаль…дур-рак!
Они ушли, а отец Игнатий всестоял, глядя на распростертое на асфальте безжизненное тельце рыжего песика. Ичувствуя себя последним дураком. В самом деле, на что ему сдалась эта чужаясобачонка? Мало ему своих проблем! И вот теперь ему придется решать еще однупроблему: что делать с дохлой собакой? Ведь похоже, что она и впрямь сдохла…
Чтобы убедиться в этом, отецИгнатий склонился над дворняжкой и коснулся рукой левой половины ее груднойклетки, где, как он полагал, должно было находиться собачье сердце. И вдругощутил слабое биение: тук, тук, тук… Выходит, пес жив? Странное дело – отецИгнатий обрадовался этому. А он-то полагал, что после смерти Лизоньки навсегдаутратил способность чему-либо радоваться…
Он ощупал грудную клетку и лапысобаки. Неожиданно рыжий песик заскулил от боли и открыл глаза. А затемпопытался лизнуть своего спасителя в руку…
На глаза отца Игнатиянахлынули слезы. Он позабыл о собственном горе, об обидах, нанесенных емулюдьми – он думал лишь о том, как помочь этой несчастной, беззащитной собачонке. Ведь сейчас она просила его о помощи. Так вправе ли он отказать ей вэтом…он, которому уже не в силах помочь никто из людей?
Отец Игнатий взял собаку на