Христианская демократия в современной Франции — страница 9 из 25

Христианская демократия на исходе XX века

Глава перваяЦСД в годы президентства Ф. Миттерана (1981–1995)

Возрождение автономии и испытание барризмом (1981–1988)

В 1980-е годы Франция окончательно прощается со «славным тридцатилетием» и прежними доктринальными установками. Страна привыкает жить в кризисе и в условиях небольшого экономического роста. Вместе с тем это «годы изменения», связанные с ожиданиями от прихода левых к власти. С социокультурной точки зрения период 1980-х годов будет отмечен интенсивным снижением или потерей смысла нескольких «старых» конфликтов, которыми питалась общественная жизнь долгое время. Наступает эпоха заката интеллектуалов, господство «видеосферы» (Р. Дебре), медийного пространства. Переход социалистического правительства П. Моруа к «политике суровости» в 1982–1983 гг. символически означал признание законов рыночной экономики, равно как и «школьный кризис» 1984 г. имел следствием уход «школьного вопроса» в традиционном понимании из дискуссий между правыми и левыми (хотя отдельные его аспекты продолжали будоражить общественное мнение). Наступление «республиканского консенсуса» привело к появлению нечто вроде совместного и неотчуждаемого достояния левых и правых. Франция постепенно стерла свои принципиальные линии раскола, чему начало положила жискаровская идея управления из центра. В то же время неспособность государства решить проблемы занятости и избежать «социального исключения» стала источником кризиса политического доверия[618].

В конце XX века три поворота могут служить временными ориентирами. «Первый пролегает в 1981–1983 гг., когда левые со своими ценностями приходят к власти, затем утрачивают ее почти сразу в течение двух президентств Франсуа Миттерана, разделенных двумя сосуществованиями с правыми. Второй охватывает период 1989–1992 годов, с празднованием французами двухсотлетия своей революции, падением Берлинской стены, которое легитимирует крах коммунизма на Востоке и мельком дает возможность увидеть единый мировой рынок, робким «да» Европе Маастрихта. Наконец, можно предположить, что 1997 год с неожиданным возвращением левых, подъемом дискуссий и надеждой на экономический подъем, станет отметкой другого времени», – пишут французские историки Ж.-П. Риу и Ж.-Ф. Сиринелли[619].

Во Франции, затронутой непрерывными изменениями в экономике и зажатой в своей социальной структуре, беспомощность правого или левого правительства решить актуальные проблемы надолго ослабляла оба фланга, вызывало нечто вроде разочарования избирателей в их программах. В итоге, по сравнению с фронтальным столкновением 1981 г. чередование у власти, начиная с 1986 г., не гарантирует твердой поддержки общественного мнения. «Политическое дерегулирование», по словам Ж.-Ф. Сиринелли, к тому же осложнилось развитием экстремизма. Не случайно в 1980-е годы широко обсуждается тема «французской исключительности» или «культурной исключительности», занимает центральное место вопрос национальной идентичности (на фоне процессов американизации европейской культуры и формирования феномена «мир-культуры» – гибридного продукта городской цивилизации и «планетарной деревни», начала эпохи массовой иммиграции)[620]. Начавшись в сугубо культурной или интеллектуальной среде, эти процессы вскоре приходят в политику.

Перемены в политической сфере соседствуют с изменениями в ментальной, особенно в области религии. Ж.-Ф. Сиринелли отметил «глубокую модификацию норм и ценностей», произошедшую в 1980-е годы: изменение поведений и чувствования (sensibilite) перед лицом требований времени, ритма жизни общества, рождения, смерти, сексуальности, труда, брака[621]. Ослабляется роль религии как нормативного регулятора моральных представлений и поведения личности, завершается секуляризация массового сознания. Чувствительный удар по прежней системе ценностей нанесли перемены в области сексуальных и семейных отношений. Свободное сексуальное поведение стало своего рода социальной нормой. Но на этом фоне прослеживается стабильность отношения французов к приоритетной роли семьи в системе жизненных ценностей (95 % опрошенных в середине 1980-х годов). Но в рамках «новой» семьи существенно меняется распределение семейных ролей. Сдвиги в семейных отношениях тесно связаны с изменением представления о роли женщины (приток их на рынок труда, эмансипация)[622].

Эволюция в социальной жизни затронула даже те слои населения, которые некогда считались оплотом консерватизма, ударив прежде всего по религиозным и традиционным представлениям о внутренней структуре обществе. Консервативная часть общества оставалась встревоженной столь стремительной эволюцией, не в силах ей воспрепятствовать. Традиционная роль женщины в семье и обществе, некоторое оправдание естественных неравенств, роль школы в формировании личности и воспитании («школа должна дать прежде всего чувство дисциплины и усилия»), опасения по поводу массовой иммиграции, протесты против падения нравов и т. п. – все это стало почвой для консервативных движений. Но даже церковь в эти годы признает «позитивные характер рынка и предпринимательства», хотя и настаивает на их ориентации к «общему благу». Даже слово «капитализм» более негативно воспринимается неверующими (62 %), чем практикующими католиками (44 %). Конкретные предпочтения зависят от уровня интеграции в католицизм йот социализации (69 % практикующих католиков происходили из семей, в которых мать или отец были правыми). Но в целом, они остаются чувствительными к проблемам частной школы и синдикализма, безработице, социальной защиты, подпольной иммиграции, модернизации страны, социального неравенства и европейской интеграции[623].

Широта дехристианизации, начавшейся в предшествующие десятилетия, была символом углубления кризиса церкви, что показывают многочисленные опросы. Они дают немного различающиеся цифры, но все показывают одну и ту же тенденцию. К середине 1980-х гг. сокращается до 79 % доля французов, считавших себя католиками. Среди них 53 % нерегулярно выполняли церковные обряды, лишь 37 % посещали мессу каждое воскресенье. Опрос, проведенный в сентябре 1986 г., дает 80 % французов, причисляющих себя к католикам. Но процент регулярно практикующих католиков неумолимо снижается: с 24 % в 1965 г. до 11 % в 1986 г. К весне 1994 г. процент католиков снизится до 67 % при росте числа «без религии» с 15,5 % в 1986 г. до 23 % в 1994 г.[624] К середине 1980-х годов политико-религиозная карта Франции утрачивает свое значение. Отчасти это было следствием секуляризации и массового ухода жителей из деревень в города, но также и господства городского уклада (в том числе и в деревне), постепенного разрушения традиционалистской почвы (укоренение католической и антиклерикальной культур), общего роста мобильности населения. Между тем политические предпочтения католиков не сильно поменялись. Если в 1966 г. 88 % католиков, регулярно посещавших мессу, поддерживали правые партии, то в 1986 г. их процент изменился не сильно – 86 %. Но политический выбор католиков стал более гибким, неоднозначным, потенциально открытым влево[625]. Электорат стал более мобильным, изменчивым, что в наибольшей мере ощутили центристские партии. «Самой удивительной чертой, – пишет Ж. Превота, – является постепенный переход к левым меньшинства католических избирателей: если мы обратимся к опросам, реализованным в течение тридцати лет, то этот отход католиков от правых затрагивает главным образом нерегулярно практикующих людей. В декабре 1965 г., дате первых президентских выборов всеобщим голосованием, 55 % регулярно практикующих избирателей высказываются за генерала де Голля и только 7 % за Франсуа Миттерана. Перемещение католических голосов клевым усиливается во время президентских выборов 1974 г., выигранных с небольшим разрывом Валери Жискар д’Эстеном. Оно снова эволюционирует накануне парламентских выборов 1978 г.: опрос декабря 1977 г., осуществленный на основе выборки ста регулярно практикующих католиков, объявляет о 74 % голосов в пользу правых и 23 % в пользу левых. Эта эволюция проявляется во время президентских выборов 1988 г. (28 %)». Между парламентскими выборами 1986 г. и 1997 г. правое большинство (ОПР-СФД) теряет двенадцать пунктов (от 54 % к 42 %) среди избирателей-католиков. Это снижение больше благоприятствует Национальному фронту, намерение голосовать за который у католиков растет с 8 % в 1986 г. до 17 % в 1997 г., как и Социалистической партии – с 24 % до 26 % соответственно»[626].

Меняется сам характер политического дискурса партий. Если в первые послевоенные десятилетия главным была защита республики, служение республике, во имя которой жертва имела смысл (во время оккупации, деколонизации, национальных кризисов), защита территории, то к 1970-м годам политика оказалась привязанной к экономическим и культурным требованиям. Это давление стало непреодолимым в момент, когда стала фактом экономическая стагнация и углубилась европейская интеграция, потребовавшая передачи части национального суверенитета. В 1980-е годы уходят в прошлое два глобальных видения мира – голлизм и коммунизм. Противостояние двух моделей сменяется более прозаичными опасениями риска роста безработицы, требованиями социальной трансформации во имя безопасности, противодействием авторитарным и ксенофобским тенденциям, инерцией средних классов, неспособностью избирателей выбрать между социал-демократией и экономическим либерализмом, безразличием к политике[627]. Вступление в партию или профсоюз потеряло свой традиционный смысл, хотя и осталось как элемент политической социализации. Иными словами, классическая политика, которая создавала во Франции цемент национального сообщества, перестала быть отражением «французских страстей», стала безразличной для большинства избирателей, принадлежащей «другому» миру, не являлась уже главным признаком идентификации.

На этом фоне возрастает значение «европейской ставки». В 1960-е годы европейская интеграция была просто дополнением восстановления, модернизации и международного величия страны. В 1970-1980-е годы ЕЭС все еще рассматривалось как продолжение национальной истории и средство преодоления исторических раздоров. Но с этого момента европейская политика приносит свои плоды. Французы теперь убеждены, что Европа поможет сохранить мир, повысит уровень жизни, образования, стимулирует конкурентоспособность предприятий, поможет в борьбе с безработицей и «исключением», улучшит государственную безопасность, социальную защиту. Но этот консенсус касается преимущественно «социальной Европы». 1990-годы показали, что политически Европа остается разделенной. Европеизация экономики и нравов оставила позади институты, историю, национальную идентичность[628].

После двойного поражения правых на президентских и парламентских выборах в мае-июне 1981 г. социальные демократы оказались в непростой ситуации. Их дальнейшие действия зависели от новой расстановки политических сил, от того, сумеет ли СФД, созданный для поддержки президента В. Жискар д’Эстена, пережить свое поражение и приспособиться к оппозиционной роли. В то же время победа левых, как быстро выяснилось, не несла никакой угрозы существующим институтам. Чередование 1981 г. не поставило под сомнение голлистскую систему: президент, избираемый всеобщим голосованием (таковым теперь был Ф. Миттеран), опирающийся на абсолютное большинство в парламенте (победа левых на парламентских выборах), назначивший премьер-министра, согласно собственному выбору (им стал П. Моруа)[629]. Однако для центристов такая констатация несла определенную опасность, в силу того, что с победой левых укрепилась биполярная логика режима. Можно согласиться с мнением политолога С. Сюра, что в 1981 г. «не существует больше ни парламентского, ни муниципального, ни департаментского центризма» в силу торжества биполярной логики. При этом «исчезновение центра как политического пространства никоим образом не ведет к исчезновению центристов и центризма»[630].

Внутри СФД ситуация и равновесие сил были нарушены. Один из главных полюсов федерации – республиканцы – толкали ее к союзу с голлистами. На этом фоне центристы, не отрицая необходимости такого союза, вновь заговорили о своей автономии, которая виделась не столько как разрыв с СФД, сколько как поиск новых политических компромиссов вокруг центра. «СФД находится в оппозиции. Но он также утверждает себя в качестве силы предложения для современной Франции. Центр не есть правая. Он является демократическим, социальным и европейским. Он защищает принципы свободной экономики, общества ответственности. Он борется с этатизмом. Он больше, чем социал-коммунизм, способен гарантировать уважение свобод, обретение занятости, социальный прогресс и сохранение уровня жизни»[631], – отмечал партийный орган социальных демократов. Социальные демократы стремились показать, что победа левых сил явилась не результатом влияния идей, предложенных французскому обществу социалистами или коммунистами, или популярностью их программ, а следствием просчетов бывшего большинства. Следствием такой оценки стал постепенный пересмотр организационных структур, обновления программных установок и идеологических ориентиров.

Социальные демократы приняли активное обсуждение политики социалистов, подвергая критике некоторые решения и формулируя собственные инициативы. Но их критика носила по ряду моментов весьма сдержанный характер в отличие от партнеров по оппозиции. Подвергались обструкции лишь самые спорные проекты правительства, например, проведения национализаций, ряд социальных реформ. Социальные демократы, как и другие партии оппозиции, указывали на риск, который представляет девальвация франка, способная вызвать рост бюджетного дефицита, кризис покупательной способности и ослабить позиции франка в европейской валютной системе. Ж. Барро считал, что рост обязательных отчислений представляет «серьезное посягательство на политику занятости», ведет к «охлаждению потребления» и спаду инвестирования, а значит, к сокращению найма на работу[632]. Но в отличие от официальной негативной реакции СФД социальные демократы позитивно отнеслись к решению Ф. Миттерана отменить смертную казнь. В итоге 369 депутатов (из которых 21 депутат СФД, в том числе Б. Стази, Ж. Барро, П. Меньери) голосовали за законопроект против 113 (из них 40 депутатов СФД)[633]. Однако если речь шла о концептуальном положении их программы, социальные демократы становились непримиримыми по отношению к своим оппонентам. Примером, могут служить дискуссии о судьбе частной школы и о проектах министра образования А. Савари. Причем политические аргументы тесно переплелись с религиозными убеждениями. «Если преподаватели частных школ прямо зависят от государства, как и их государственные коллеги, то, что логично для последних, не будет таковым для первых, которые имеют иной статус. К тому же, если главы учреждений будут назначаться государством, то мы перейдем от частной школы к государственной, а это невозможно»[634], – утверждал Ж. Барро.

Как и подавляющее большинство партий новой оппозиции, период с осени 1981 г. ЦСД посвятил внутреннему обновлению. Социальные демократы снова вспомнили об автономии центра, тем более что оппозиционный центризм был в очередной раз реальным фактом. В этот момент на поверхность всплыли все прежние ментальные страхи христианской демократии – боязнь чрезмерного усиления голлизма, присутствие коммунистов в правительстве и опасение ультралиберализма, к которому быстро эволюционировали республиканцы.

Осенью 1981 г. в рядах ЦСД обозначились три основных подхода: выход из СФД, утверждение своей оригинальности в рамках СФД и всей оппозиции, борьба с монополией республиканцев в рядах СФД. За каждым из подходов стояла группа лиц из числа руководителей и активистов партии. Жесткое противостояние развернулось на съезде ЦСД 29–31 мая 1982 г. в Версале, когда за пост председателя партии впервые конкурировали сразу три кандидата – П. Меньери, Ж. Барро и Б. Стази[635].

Б. Стази, «типичный центрист», представлявший левое крыло партии и пользовавшийся популярностью среди активистов, не исключал возможности сотрудничества с социалистами и выступал за сохранение центристской идентичности. В его подходе речь шла о возобновлении старых традиций реформаторского движения. «Мы должны усилить центр внутри СФД, а не вовне», – утверждал он. Б. Стази критично относился к намерению В. Жискар д’Эстена единолично воплощать СФД, считая это недооценкой существующих тенденций, и призывал к временному успокоению президентских амбиций. Им предусматривалась также возможность создания единой организационной структуры с радикалами и частью социалистов и выход из

СФД[636]. В целом, автономистская тенденция, выражаемая Б. Стази, была созвучна настроениям многих рядовых членов партии. Например, председатель федерации департамента Верхняя Савойя И. де Ла Шанони отмечал: «…необходимо, чтобы ЦСД имел автономное существование, собственную стратегию, средства выражения, руководителя и команду людей, которые выступают под нашими цветами, чтобы наделить ЦСД определенными позициями по крупным финансовым, экономическим, социальным, школьным, административным вопросам или по европейской и международной политике»[637].

В отличие от Б. Стази, П. Меньери, бретонец и католик, сторонник частной инициативы, бывший министр сельского хозяйства жискаровского правительства, опиравшийся на партийных нотаблей, настаивал на необходимости для социальных демократов остаться в СФД. Он указывал, что в данной политической ситуации нет никакой надежды расширить большинство к центру, так как социалисты не склонны пойти на «идеологическую реконверсию». При этом он подчеркивал абсурдность систематического противостояния между правыми и левыми, призывал к толерантности, открытости, справедливости и солидарности. П. Меньери считал, что в ЦСД соседствуют два течения. Одно – либеральное – является близким по духу и поведению к Республиканской партии, другое – социал-демократическое – стремится претворить в жизнь идеологию центризма. П. Меньери не исключал возможности перехода партии на неоконсервативные позиции, хотя и утверждал, что ЦСД будет выражать оригинальное течение «социальной демократии»[638]. Впоследствии он признал, что в 1982 г. именно молодые члены ЦСД, среди которых в особенности Ф. Вайру, подтолкнули его к выдвижению собственной кандидатуры на пост председателя ЦСД в противовес Б. Стази. «Я должен признать, – отмечал П. Меньери, – что Бернар Стази имел больший стаж политической деятельности, чем я. Кроме того, пресса приняла его сторону: она хвалила его открытый, «реформистский» темперамент, противопоставляя его моему предполагаемому «жискардизму»… После нескольких месяцев активной кампании голосование на съезде в Версале было крайне напряженным. Чтобы покончить с репутацией жискардиста, которую мне создали журналисты, я воспользовался своим первым выступлением в качестве председателя, чтобы заявить, что я не связан по рукам и ногам»[639].

Ж. Барро, «социальный персоналист», убежденный католик, противник лаицизма, социалистов, сторонник социальной рыночной экономики, синтеза между деголлевским видением государства и христианско-демократическим ценностями, наоборот, защищал доктринальную чистоту ЦСД. Он, как и Б. Стази, не исключал возможности сближения с социалистами и даже голосовал за некоторые законы нового правящего большинства. Но такое сближение, по его мнению, могло произойти лишь при выполнении социалистами определенных условий[640].

31 мая на решающем голосовании П. Меньери был избран председателем ЦСД 525 голосами против 447 голосов, поданных за Б. Стази. А. Дилижан был переизбран генеральным секретарем (заменен на Ж. Барро в мае 1983 г.)[641]. П. Меньери получил поддержку большинства депутатов и некоторых федераций, особенно с запада страны, а также молодых активистов во главе с Ф. Байру. Малоизвестный рядовым членам партии, он между тем имел репутацию эффективного министра-технократа. Не случайно Б. Стази назвал его «кандидатом нотаблей и жискардистов». Цель нового председателя была предельно ясна и проста: не ввязываться в войну за президентство республики, а методично работать над обновлением партии и ее укоренением в регионах, что позволит увеличить число депутатов и больше влиять на политику страны[642]. Итоговая резолюция съезда гласила: «ЦСД подтверждает свою волю осуществлять политику, основанную на экономическом реализме, социальной солидарности, плюралистичной демократии, европейском строительстве, безопасности свободного мира. ЦСД желает быть важной и автономной политической силой в центре французской политической жизни, для того чтобы корректировать крайности биполяризации и предлагать новую политическую линию, находящуюся на службе не идеологий, а человеческой личности и ее сообщества. ЦСД противостоит разрушительной политике большинства, находящегося у власти, которое нагромождает дефицит, разрушает экономику, увеличивает безработицу, ставит валюту в рискованное положение и лишает французов всякой надежды на подлинный социальный прогресс. Захвату бюрократии он противопоставляет динамизм ответственности. Сектантству классовой борьбы он противопоставляет терпимость, сотрудничество, братство. ЦСД будет выступать за союз прежде всего со своими партнерами по СФД, затем с силами оппозиции и всеми гражданами, приверженными защите свобод»[643].

Первые итоги внутреннего обновления ЦСД можно представить, исходя из социологического анализа, проделанного К. Исмаль применительно к СФД. В 1983 г. руководители оппозиционных партий утверждали об обновлении порядка 30 % партийных аппаратов. Исходя из этого, можно говорить о приходе в политику нового поколения христианских демократов. Был отмечен некоторый рост числа членов ЦСД в департаментах Верхняя Луара, Марна, Нор, Атлантические Пиренеи и в Бретани[644]. Численность ЦСД, согласно данным его руководства, оценивалась в 1981 г. на уровне 30 тысяч, с ростом к 1984 г. до 43 тысяч. Но, по мнению К. Исмаль, цифры эти выглядят завышенными, и реальная численность партии составила порядка 25 тысяч членов[645].

Но первые результаты имели больше влияние на функционирование и персонал партии, нежели на ее стратегию и доктрину. ЦСД также мало проводил митингов, как и в предшествующие годы, а его съезд был посвящен в основном внутренним проблемам. Социальные демократы оставались привязанными к формам прямого активизма и встречам с членами и симпатизирующими. Публичные мероприятия и праздники из-за плохого финансирования были редки. В электоральной стратегии приоритетным осталось выдвижение на первый план «марки» СФД. Поэтому все их кандидаты сначала представляли себя как кандидатов СФД и только затем называли себя центристами[646]. Сравнивая ситуацию в оппозиционных партиях, К. Исмаль считает, что если ОПР желало своего укоренения именно на низовых уровнях, то партии СФД, особенно РП и ЦСД, видели ситуацию в ином свете: «Потому что, стремясь или нет к обновлению, эти партии продолжают организовываться вокруг национальных и местных депутатов. Реальность организаций зависит, следовательно, от существования таких депутатов и от их воли объединить вокруг себя членов или активистов. Но нотабли остаются крайне осторожными в отношении активистов, считая их беспокойными или безответственными»[647], – пишет К. Исмаль.

ЦСД, как и другие партии СФД, продолжал в этот период опираться на «новые» средние слои, которые под названием «центральной группы» описал в своей книге «Французская демократия» В. Жискар д’Эстен. Об этом свидетельствует выдвижение на первый план таких ценностей, как свобода, ответственность, ассоциированные с обладанием собственностью[648]. 27 % избирателей ЦСД составляли женщины (в основном домохозяйки или пенсионерки). По-прежнему высок был удельный вес средней возрастной категории о 35 до 54 лет, что свидетельствовало о динамизме партии. Среди избирателей доминировали представители либеральных профессий, высших и средних кадров, сферу услуг, но в меньшинстве остались фермеры, торговцы и ремесленники, преподаватели, служащие и рабочие (удельный вес рабочих в северных федерациях ЦСД не превышал 11 % при общей их доли в этих районах в 45 %)[649]. Таким образом, социо-профессиональный состав ЦСД приближался и выравнивался с составом электората других партий СФД, прежде всего республиканцев.

Проблемой для ЦСД оставалось отсутствие национального лидера. Бывший глава социальных демократов и председатель СФД Ж. Леканюэ неизменно проигрывал в опросах другим лидерам оппозиции. Если в июне 1981 г. его популярность среди избирателей составляла порядка 21 %, то затем она снизилась и держалась в течение нескольких месяцев на уровне 16–17 %. Новые лидеры партии– Б. Стази, П. Меньери или Ж. Барро почти не фигурировали в опросах. Некоторую компенсацию центристы получали за счет поддержки кандидатур С. Вей (ее популярность составила в июне 1981 г. 39 % и взлетела до 51 % к октябрю 1983 г.) и Р. Барра (его популярность среди избирателей колебалась от 20 % в июне 1981 г. до 26 % в октябре 1982 г., но с осени 1983 г. также пошла вверх, составив 42 %)*.

Трудными в этот период стали отношения с бывшим президентом В. Жискар д’Эстеном. Для социальных демократов, как и других партий бывшего большинства, было характерно «персонализирование» поражения Жискара на президентских выборах 1981 г. Чтобы не допустить утверждения лидерства Жискар д’Эстена, вернувшегося на политическую сцену, руководство ЦСД настояло на переносе национального съезда СФД с октября на ноябрь 1982 г. ЦСД считал, что жискаровская страница уже перевернута. Социальные демократы в лице П. Меньери потребовали, чтобы съезд рассматривал только проблему подготовки к муниципальным выборам, и предложили отложить обсуждение вопроса о структуре СФД и определении кандидата партии на президентские выборы[650]^[651]. Лидер ЦСД снова четко обозначил, что его партия будет стремиться быть «левым крылом оппозиции» и вновь занять «территорию левого центра»[652].

В течение 1983–1984 гг. социальные демократы стремились закрепить свою автономию в рядах оппозиции. Особенно явно это проявилось в период избирательных кампаний на муниципальных и европейских выборах. Во время муниципальных выборов 1983 г. только ЦСД и С. Вей категорически отвергли возможность любого соглашения с НФ, даже на местном уровне. Б. Стази выражал опасения по этому поводу: «Я опасаюсь, что проблема этого альянса будет ставиться с все большей остротой в будущем. Я опасаюсь, как бы мы не были вовлечены в хитросплетения»[653].

На муниципальных выборах 6 и 13 марта 1983 г. ЦСД несколько стабилизировал свои позиции. Социальные демократы потеряли Шательро (его мэром была избрана социалист Э. Крессон), но вернули мэрию Эперне и победили в таких городах как Рубе, Безье, Сет, Аннеш, Понтиви и Бишейме. По итогам выборов, ЦСД контролировал теперь 19 городов с населением более 30 тыс. жителей[654].

Период 1983–1984 гг. прошел для социальных демократов под знаком активного участия в дискуссиях по проблемам частной школы и поворота политики социалистов к «жесткой экономии». Во время муниципальных выборов 1983 г. «школьный вопрос» приобрел явную политическую окраску. Оппозиция одержала победу в 20 городах, левые муниципалитеты которых отказались финансировать частные начальные школы и заключать с ними контракты[655].

В начале мая, а затем в июне 1983 г., ЦСД выразил твердое желание видеть два списка оппозиции на европейских выборах, объясняя его тем, что один список привел бы к «уменьшенным» результатам, что выдвижение двух списков «абсолютно не противоречит необходимости союза оппозиции»[656]. 30 июня 1983 г. политическое бюро СФД приняло решение сформировать собственный список на европейские выборы, но при этом одобрило соглашение с голлистами и создание «Союза оппозиции за Европу»[657]. Однако позже бывший министр жискаровского правительства С. Вей выступила за единый список оппозиции. 23 января 1984 г. политический совет ЦСД принял резолюцию, одобряющую участие центристов в списке С. Вей (241 – «за», 110 – «против»)[658]. Это решение внесло серьезную смуту в ряды СФД, вызвав бурные дискуссии и шквал взаимных обвинений. Только после серии благоприятных опросов общественного мнения, проведенных по заказу СФД зимой 1984 г., руководство Союза и его политическое бюро склонились в пользу общего списка оппозиции на европейских выборах. 2 февраля 1984 г. национальный совет СФД окончательно высказался в пользу единого списка оппозиции. На европейских выборах 17 июня 1984 г. ЦСД по итогам голосования получил 7 мест из 20, доставшихся СФД (среди них П. Пфлимлен, который становится третьим председателем Европейского парламента)[659].

На съезде ЦСД в Тулузе (1984) Н. Меньери подтвердил выбор социальных демократов: союз с ОПР и пребывание в СФД. Кроме того, на съезде обсуждались ряд доктринальных тем: ограничение государственных расходов, снижение административных принуждений, борьба с централизацией, адаптация социального страхования и определение семейной политики, вопросы образования, гарантия плюрализма, свобода информации, европейская интеграция[660].

Дебаты на съезде прошли на фоне крупных манифестаций в стране, в которых участвовала правая оппозиция. Сначала 1984 г. начались массовые протесты защитников «свободной школы» против реформы образования: 22 января в Бордо, 29 января в Лионе, 18 февраля в Рене, 25 февраля в Лилле, 4 марта в Версале. Мобилизация родителей детей, обучающихся в частных школах, была практически тотальной: 86 % из них были готовы подписать петицию в пользу частной школы, 62 % участвовать в демонстрациях[661]. 24 июня 1984 г. в Париже прошла крупная демонстрация в защиту частного образования (участвовало почти 500 тысяч человек). 12 июля проект закона о частном образовании был отозван по инициативе президента.

Осенью 1984 г. на фоне ухудшения социально-экономической ситуации социальные демократы поднимают в дискуссиях проблему бедности. Они фиксируют внимание на проблеме финансирования социальных фондов, выбора их пользователей, их бюрократизации. ЦСД считал, что проблемы необходимо решать на местном уровне, например, через коммунальные бюро социальной помощи, посредством разделения средств между государством и коммуной, через дополнительные отчисления в 1 % с доходов[662].

В то же время некоторые проекты социалистов были позитивно восприняты и использовались правой оппозицией. В особенности, это касается децентрализации. По словам Ф.-Ж. Дрейфюса, благодаря принятию закона о децентрализации социальные демократы в определенной мере будут вовлечены в тесное взаимодействие с новой властью, поскольку в период с 1982 по 1985 гг. их представители возглавляли генеральные советы в 21 департаменте[663]. В целом, уже на кантональных выборах в марте 1982 г. оппозиция завоевывает 8 департаментов и руководит 64 генеральными советами из 100, а в марте 1985 г. на частичных выборах получает контроль еще над 7 советами[664].

Одновременно с политическими манифестациями и борьбой за автономию внутри оппозиции социальные демократы оказываются перед еще одной проблемой – что делать с возвращением в политику бывшего премьер-министра Раймона Барра. Но в отличие от Жискара этот вопрос был решен положительным образом. Еще в сентябре 1982 г. Б. Стази на съезде СФД говорил о необходимости выдвижения и поддержки кандидатуры Р. Барра. По его мнению, идеи и позиция Р. Барра представляли «исторический шанс для ЦСД»[665]. С весны 1983 г. социальные демократы вступают в барристский период своего существования. Их поддержка Барра вписывалась в тенденцию «сдерживания» Жискара путем выдвижения противовеса, способного стать центром притяжения для различных политических сил. Кроме того, поиск президентского кандидата проистекал из логики смысла существования партии. Особенностью данного периода является то, что ЦСД пытается найти такого кандидата вне своей партии, используя известность Р. Барра как трибуну для изложения собственных позиций. Но выбрав Р. Барра, социальные демократы оказались в зависимости от его успеха, обстоятельств, являющихся внешними по отношению к внутренней жизни партии[666]-

Из лидеров христианской демократии его активно поддерживали П. Меньери, Ж. Барро, Ф. Байру, Б. Боссон, Б. Стази. Им удалось повести за собой центристов, и ЦСД практически единодушно поддержал Р. Барра сначала на уровне отдельных лидеров, а затем уже на уровне официальных инстанций. Ж. Барро говорил тогда: «Желание Барра мобилизовать усилия страны, его преданность демаршу истины, его международный масштаб, все способствовало тому, чтобы мы сблизились с ним»[667]. Позднее Б. Стази не без пафоса отмечал: «Это мой кандидат. Он есть и будет кандидатом для значительного большинства французов, которые увидят в нем генерала де Голля 1958 года, то есть того, кто успокаивает страсти, того, кто объединяет»[668]. Делегат съезда ЦСД в Тулузе И. Бернар-Реймон говорил: «То, что де Голль и МРИ не могли сделать вместе, мы, может быть, имеем шанс реализовать завтра с Барром»[669].

Поддержка Р. Барра со стороны ЦСД была обусловлена двумя основными причинами: ЦСД не хотел быть партией В. Жискар д’Эстена и ему в тот момент были чужды его амбиции; Р. Барр казался ему менее «рейганистским» в своих социально-экономических взглядах. По мнению Б. Роше и В. Лион, исследователей ЦСД, это был прагматичный альянс. Р. Барр рассчитывал на мобилизацию избирателей в департаментах, где было сильным влияние центристов и региональных элит, а также в католически настроенных регионах (например, в ноябре 1987 г. 40 % регулярно практикующих католиков собирались голосовать за Р. Барра[670]). ЦСД же выступал за создание нового большинства «вокруг центристского полюса». Более того, провозглашая себя «барристским», ЦСД рассчитывал в дальнейшем на возможность создания крупной центристской партии[671]. В то же время, несмотря на определенную близость социально-экономических концепций христианских демократов и Р. Барра, в их доктринах оставались различия, продиктованные давними политическими спорами между христианской демократией и либерализмом (например, по поводу роли государства в социально-экономической жизни, трактовки институтов, избирательной системы, эволюции нравов, отмены смертной казни, проявлений социальной солидарности и др.)[672].

ЦСД развивал аргументы против возможного сосуществования в двух направлениях: убеждение общественного мнения, что логика институтов требует, чтобы глава государства подал в отставку, если народ отказывается дать ему большинство; утверждение, что условия, необходимые для оздоровления страны, не будут созданы с точки зрения качества (неизбежный конфликт между президентом и правительством) и количества (слишком краткий интервал времени между 1986 и 1988 г.)[673]. Но с приближением срока парламентских выборов и увеличением шансов правой оппозиции на победу колебалась и позиция партий, входящих в СФД. Теперь П. Меньери утверждал, что готов проголосовать за доверие правительству сосуществования, но при условии определения имени будущего премьер-министра, пользующейся доверием программы и реальных возможностей применения заявленных мер[674]. Но в ноябре 1985 г., вопреки своему предыдущему заявлению, П. Меньери снова говорит об отказе центристов участвовать в правительстве нового большинства под властью президента Ф. Миттерана, но оговаривает, что конечное решение будет зависеть от масштаба поражения левых партий на выборах[675]. В конце января 1986 г. П. Меньери вновь заявил о возможности участия представителей своей партии в правом правительстве[676].

Под влиянием выступлений лидеров оппозиции, в том числе и самого Жискара, позиции противников сосуществования постепенно смягчаются. Первыми обеспокоенность проявили социальные демократы, вдруг осознавшие, что в случае успеха оппозиции на парламентских выборах и начала опыта сосуществования они могут оказаться вне власти из-за своей непримиримой позиции. Ф. Байру в передовице партийного издания ЦСД отмечает, что позиция его партии по отношению к возможному сосуществованию эволюционирует. Он позитивно оценивает недавние выступления и комментарии В. Жискар д’Эстена в пользу сосуществования. Эволюцию ЦСД в этом вопросе он считает обусловленной институциональным обстоятельством (опасение обострения ситуации и конфликтов в случае отказа от сосуществования и тем самым изменение самой концепции президентства) и необходимостью экономического оздоровления страны[677].

Трудно однозначно судить о влиянии социальных демократов на разработку совместной программы оппозиции для парламентских выборов. Однако можно с уверенностью заметить, что принятие новой программы ЦСД, озаглавленной «Желать», в 1987 г. свидетельствовало о стремлении добиться включения ряда пунктов (особенно, социальной программы) в общую платформу и политику правительства. Также, можно констатировать, что помимо социальных и европейских вопросов в других аспектах совместной платформы влияние социальных демократов было слабым, а в некоторых отсутствовало вовсе. Например, по вопросу иммиграции в совместной платформе ОПР-СФД одержала верх точка зрения республиканца А. Гриоттерэ, призвавшего «обратить в обратную сторону миграционные потоки», ограничивая приток и предоставление гражданства для иностранцев. Тогда как точка зрения Б. Стази о мультикультурном обществе, т. е. мирном сосуществовании на французской земле сообществ различного происхождения, была отброшена[678].

Парламентские выборы 16 марта 1986 г. принесли победу правым и открыли первый опыт сосуществования правого парламентского большинства и правительства во главе с Ж. Шираком и левого президента. По итогам парламентских выборов ОПР имело 155 мандатов, СФД – 131, ФСП – 212, ФКП – 35, НФ – 35. Собственно ЦСД получил 47 мест (45 в метрополии и 2 от заморских департаментов), а по итогам прошедших одновременно региональных выборов контролировал 4 региональных совета. В сумме правая оппозиция могла набрать абсолютное большинство (286 депутатов ОПР и СФД + 5 от «различных правых»)[679].

Социальные демократы согласились на участие в правительстве, вопреки прежней позиции, решив сложную дилемму. П. Фавье и М. Мартен-Ролан отмечают, что если бы 41 депутат СФД отказал в поддержке правительству Ж. Ширака, то сосуществование вряд ли стало бы возможным. Хотя, с другой стороны, они рисковали тогда «быть обвиненными в том, что играют на руку Франсуа Миттерану», что было также несовместимым с недавним статусом оппозиционной партии. Поэтому 17 марта 1986 г. П. Меньери, Р. Монори, Ж. Барро и Б. Стази окончательно приняли решение участвовать в правительстве Ж. Ширака. К тому же тот пообещал выделить им три министерских поста, из которых один был зарезервирован за главой ЦСД[680].

Условиями своего вхождения в правительство Ж. Ширака ЦСД выставил уважение своего «барристского обязательства», отказ от своего замыкания только на социальных постах, информирование о главных приоритетах правительственной деятельности[681]. Р. Монори был назначен министром национального образования, П. Меньери – министром оснащения, жилья, обустройства территории и транспорта. Кроме того, в правительстве ЦСД имел также двух делегированных министров (в том числе Б. Боссона по европейским делам) и трех государственных секретарей.

Осуществив такие «завоевания», центристы стали требовать от Р. Барра их признания или, по крайней мере, права «конструктивной критики». ЦСД опасался увидеть своего кандидата в «догматическом тупике», что в некотором роде означало отход от первоначального выбора. В то же время желание ЦСД стать связующим звеном коалиции не встретило однозначного понимания со стороны ее участников. Например, республиканцы не признавали ЦСД в качестве равноправного партнера. Ощутимый удар по амбициям социальных демократов нанесло поражение Б. Стази на выборах главы комиссии по иностранным делам в Национальном собрании, случившееся по причине простого отсутствия многих депутатов ОПР и отрицательной позиции РП в момент голосования (был избран социалист Р. Дюма)[682].

Что касается деятельности министров-центристов в правительстве Ж. Ширака, то можно отметить следующие факты. Прежде всего, это изменение «закона Кийо», проведенное П. Меньери (в частности сроков аренды жилья, условий расчета, налоговых послаблений при строительстве нового жилья, выделение жилищных ссуд и т. п.), либерализация промышленной политики идр.[683] Также, несмотря на враждебное отношение Ж. Ширака, Б. Боссон открыто поддержал планы принятия рамочной программы «технологическое исследование и развитие» и программы по передвижению европейских студентов «Эразмус», выступил, как и Ф. Миттеран, в пользу увеличения вдвое бюджета структурных фондов ЕЭС. Как следствие, Б. Боссон, являясь одним из активных деятелей оппозиции, имел в своих начинаниях полную поддержку президента Республики и генерального секретаря Елисейского дворца Ж.-Л. Бьянко[684]. Весной 1988 г. Р. Монори представил план реформы образования, который включал: «увеличение числа бакалавров, развитие технологических и профессиональных цепочек, переоценку карьеры преподавателей, набор трехсот тысяч учителей на основе знаний и способностей, установление связующих звеньев между частной и государственной сферой, выплата заработной платы по заслугам, введение пособия семьям для снабжения учащихся первого цикла необходимым, увеличение стипендий второго цикла, усиление автономии и ответственности глав учреждений, которым поручено стимулирование педагогического коллектива, переговоры с местными коллективами, обсуждение со служащими, ориентация лучших профессоров к наиболее трудным классам и звеньям, эксперимент по ликвидации районирования»[685].

Однако период первого сосуществования важен для ЦСД другим, нежели осуществление министерского опыта. Во-первых, социальные демократы по-прежнему стремились не допустить дальнейшей либерализации своей доктрины, особенно под влиянием волны приватизации и либеральных реформ, осуществленных правительством Ж. Ширака. Во-вторых, они стремились не допустить своего окончательного подавления более сильными партнерами по коалиции и сохранить «барристское» лицо. Это впоследствии подтверждал и сам Р. Барр: «Разумеется, ЦСД меня поддерживал: Жак Барро, Пьер Меньери, Бернар Стази, Боссон, Альфандери… Когда они вступили в правительство сосуществования Жака Ширака в 1986 году, они мне ясно сказали, что они будут за меня, если я буду кандидатом в 1988 году»[686]. Однако другое его признание говорило о глубине проблемы и сложности отношений с политическими партиями: «По своей сути, я одинок»[687]. Во время недавнего коллоквиума, посвященного истории СФД, два непосредственных участника событий тех лет, подтвердили «одиночество» Р. Барра. Приведем эти свидетельства. Ж.-П. Суассон так ответил на вопрос, почему СФД не стал партией Барра: «Потому что Барр был противоположностью главе партии!.. Валери Жискар д’Эстен знал свою электоральную карту, Франсуа Миттеран тоже, кантон за кантоном. Раймон Барр едва умел отличать департаменты». И другое свидетельство Ф. де Сесмэзона: «Почему Раймон Барр не был главой СФД? Потому что никто не хотел его как главу, этого не надо даже скрывать!»[688].

В вопросе политической стратегии вступление социальных демократов в правительство Ж. Ширака в марте 1986 г. поставило их перед сложным выбором: либо следовать в рамках СФД за правительственным курсом, либо остаться на «барристских» позициях. Ж. Леканюэ попытался примирить оба выбора, отмечая в те дни: «В ближайшем будущем, сосуществование. Нам не следует проявлять аттантизм. Мы заключили пакт. СФД должен быть силой правительства союза, и мы должны поддержать его в сосуществовании. Ситуация будет различаться в зависимости от простого успеха или триумфа. С тех пор, как мы не создали список с Барром, ориентация против сосуществования больше не уместна»[689]. В течение апреля 1986 г. позиции центристов неоднократно уточнялись. ЦСД продолжал указывать на противоречивый характер сосуществования, на приоритет экономического оздоровления, но при этом подчеркивал и свою поддержку правительства[690]. Одновременно П. Меньери говорил о необходимости подготовить «президентский проект» и даже намекал на возможность первичных выборов внутри СФД[691].

Социальные демократы неустанно подчеркивали, что несмотря ни на что продолжают оставаться «барристами», выступая за множественность предвыборных кандидатур, заявляли о враждебности президентским амбициям Жискар д’Эстена и выдвигали различные условия одобрения правительственной политики[692]. С этого же времени ЦСД начинает активно подталкивать Р. Барра к заявлению о своей кандидатуре на предстоящие через два года президентские выборы, хотя сам Р. Барр «разыгрывал карту молчания» по этому поводу. Он отказался в этот период от политической агитации, но не смягчил тональность своих оценок правительственной политики[693].

Одновременно ЦСД пытался «устранить» возможных конкурентов в лице Жискара и особенно лидера республиканцев Ф. Леотара. В ходе острых дискуссий в течение лета-осени 1986 г. между социальными демократами и республиканцами ЦСД удалось добиться фактического дезавуирования идеи выдвижения Леотара кандидатом от оппозиции на президентских выборах. Газета «Котидьен де Пари», поддерживавшая центристов, с удовлетворением констатировала: «ЦСД спас СФД одновременно от смешного и от столкновения, прекратив президентоманию. Мы придумали правила игры и навязали перемирие»[694].

В ноябре 1986 г. в Меце состоялся съезд ЦСД, ознаменованный принятием новой программы «Желать. Будущее центра» и рассмотрением вопросов отношения к правительственной политики и политической стратегии.

Съезд в Меце является важным пунктом в эволюции программных установок христианской демократии. Ранее, вступив в СФД, социальные демократы оформили свое присоединение к «передовому либерализму». Это присоединение имело следствием приспособление христианской демократии к социально-экономическим и культурным изменениям во французском обществе, принятию системы институтов V Республики. В то же время часть программных установок была сохранена (например, приверженность частной школе, широкой системе семейных пособий, моральным ценностям, пропорциональной системе выборов, опоре на т. н. «промежуточные корпуса» электората). Все это обрело форму некоего сосуществования с жискардизмом, а по ряду аспектов почти не противоречило ему. Однако с приходом социалистов к власти этот консенсус оказался под угрозой. Два вызова, с которыми столкнулась христианская демократия: фронтальное столкновение с социалистической концепцией общества и противостояние ультралиберализму голлистов и республиканцев. Эти вызовы вызвали к жизни новые дискуссии и стремление найти свое место между двумя крайностями. Вместе с тем, новая идеологическая ситуация имела следствием завершение присоединения христианской демократии к умеренному либерализму. Взгляды Р. Барра и политическая стратегия социальных демократов, нацеленная на сотрудничество с барризмом, способствовали формированию новой программы. С июня 1983 г. пресса ЦСД публикует серию теоретических досье, призванных прояснить позиции социальных демократов по ряду важных аспектов социально-экономической жизни. Доктринальная ревизия осуществляется ЦСД сначала на съезде в Тулузе (1984), а затем на съезде в Меце (1986), где была принята новая платформа.

Можно выделить несколько ключевых пунктов доктринального дискурса социальных демократов в первой половине 1980-х годов.

Во-первых, т. н. «социальное сознание». В перспективе парламентских выборов 1986 г. социальные демократы актуализировали и дополнили манифест «Привести в действие Францию»[695], принятый еще в 1983 г. после обновления руководства партии. В его преамбуле фиксировались их ключевые ценности: свобода, солидарность, ответственность, прогресс, верность традициям. Декларировалась историческая преемственность ЦСД – «линия Сийона и Сопротивления». Свобода мыслилась как противопоставление коммунистической концепции общества, где она, по мнению социальных демократов, отсутствовала. Но основной акцент делался на понятиях солидарности, прогресса и социальной справедливости. «Солидарность осуществляется прежде всего внутри семей, ассоциаций, сообществ, где завязываются основополагающие отношения, которые формируют ткань человеческой жизни», – утверждалось в документе. Прогресс, по мнению социальных демократов, «не отождествляется с движением истории». Он «выражает порыв человека к своему будущему, его способность преобразовывать свои мечты в намерения, свои намерения в предприятие, свое предприятие в успех. Прогресс есть прежде всего прогресс сознания, результатом которого является экономический и социальный прогресс». Что касается социальной справедливости, то она означала перераспределение доходов, компенсацию семейного бремени и предохранение от рисков болезни, старости, безработицы. Поэтому социальные демократы не принимали «ультралиберальной критики обязательного отчисления», но подчеркивали, что ЦСД «не отделяет социальную справедливость от экономической эффективности»[696]. Отсюда формулируется лозунг: нет социальной справедливости без экономического роста.

Социальная справедливость также трактовалась как два возможных и желаемых направления политики: семейная политика и борьба с социальным неравенством («социальным исключением»). П. Меньери отмечал, что солидарность влечет за собой «требование ответственности по отношению к чрезмерным неравенствам, которые могут быть результатом рыночной экономики». Поэтому социальные демократы отвергали любое «исключение» как противоречащее достоинству человека. Сама проблема неравенства увязывалась П. Меньери с проблемами безработицы и доступа к образованию и информации. «Переоценка профессионального образования, университетской системы, конкуренция и плюрализм в образовательной системе – вот средство борьбы с неравенством», – пишет он. По его мнению, концепция социальной экономики идет гораздо дальше простой коррекции крайних неравенств. Она требует солидарности по отношению к жизненным рискам – болезни, пенсии, семейного бремени, а также справедливого равновесия между конкурентоспособностью и требованиями солидарности. Все это проявляется как на уровне индивидов, так и на уровне регионов и национальной политики (обустройство территории, охрана окружающей среды, образование и т. п.). Необходимо избегать любых монополий и корпоративизма. Необходимо проводить политику, которая способствует развитию индивидуальной ответственности. Наконец, важным элементом социальной рыночной экономики должно стать перераспределение полномочий, что составляет понятие субсидиарности[697].

Традиционной темой для христианских демократов осталась семейная и социальная политика. ЦСД выступал за создание единого семейного пособия, изменяющегося в зависимости от числа детей. Социальные демократы выступали за свободный выбор врача и медицинского учреждения (частного или государственного), за «либерально организованную медицину». В вопросе пенсий ЦСД считал, что необходима «адаптация условий выхода на пенсию, смягчающая соотношение между продолжительностью отчисления, возрастом выхода и размером пенсии». По его мнению, выход на пенсию после 60 лет увеличивал бы размер пенсии. ЦСД предложил ввести три уровня пенсий: базовая общая пенсия, пенсия, выплачиваемая предприятием дополнительно, личная пенсия, основанная на накоплении[698]. В плане семейной политики, по мнению социальных демократов, необходимо проводить «воспитательную акцию» с целью предотвращения абортов и реабилитации семейных ценностей. ЦСД предложил увеличение семейных пособий в случае рождения третьего ребенка и «нейтральность государства» в вопросах воспитания детей[699].

Во-вторых, переосмысление концепции и роли государства, что было навеяно влиянием барризма. В манифесте «Привести в действие Францию» отмечалось: «Сегодня существует широкий консенсус в признании того, что в последние годы влияние государства на национальную жизнь было чрезмерным. Социальные демократы утверждают, что государство должно не только выполнять свои традиционные регулирующие функции – дипломатия, оборона, безопасность, правосудие, – но также заботиться об основных экономических равновесиях и гарантировать защиту наиболее слабым, которую рынок не гарантирует»[700]. Но мнения лидеров партии часто колебались. Председатель ЦСД П. Меньери подчеркивал, что для него не идет речь о том, «чтобы перейти в клан твердых либералов или рейганистов»[701]. Один из руководителей партии Б. Стази утверждал, что «Маркс, наконец, умер» и провозглашал наступление периода «полного отвержения государства». По его словам, «государство должно остаться гарантом национального единства, актором определенного социального регулирования, мотором экономической инициативы», но «эта реакция могла бы также принять форму социального реванша», а экономическая стратегия должна основываться на «синергии между государством и рынком», на открытости в европейском масштабе[702]. Р. Монори в проведении экономической политики призывал «освободить все цены, ввести потолок налога на доход и снизить тяжесть двойного обложения капитала», а также провести денационализацию банков и предприятий конъюнктурного сектора[703]. По его мнению, государство и местные коллективы должны «помогать, поддерживать проекты, но ни в коем случае не кормить предприятия». Государство должно перестать вмешиваться во все сферы, сосредотачиваясь только на инвестициях в технологии, поддержку научных и прикладных исследований, адаптацию образования, предоставлять помощь в переоборудовании отраслей и предприятий, находящихся в упадке. Р. Монори считал свободу предпринимательства «ключом для либералов», но подчеркивал, что для социальных демократов эта свобода должна соседствовать с требованиями солидарности, «ценности, которую революционеры предпочитали определять словом “братство” и которую наши современники охотно называют “социальной связью”»[704].

Собственно в экономической области манифест ЦСД предлагал восстановить свободу цен, отменив «архаичные положения» ордонанса 1945 г., провести разгосударствление национализированного сектора, сначала банков и страховых обществ, а затем промышленных предприятий. Экономическая политика правительства должна способствовать адаптации предприятий к современным условиям, повышению заинтересованности рабочих, заключению с помощью государства контрактных соглашений[705]. На предприятии социальные отношения должны «развиваться в направлении прямого участия каждого рабочего в создании условий труда, четкого определения ответственности каждого и избегании любой путаницы в осуществлении иерархической власти и роли профсоюзов»[706]. Целями экономической политики должны стать умеренные государственные расходы, сокращение бюрократии, более справедливое налогообложение, сокращение отчислений с предприятий и доходов. Необходима новая промышленная политика (временное и «побуждающее» государственное вмешательство для помощи, например, в модернизации, реконверсии, инвестировании и инновации) и развитие сельского хозяйства в рамках общего рынка[707].

В платформе «Желать» социальных демократов барристское влияние прослеживается более явно. Признается регулирующая роль государства в вопросах обустройства территории, принятии наиболее важных решений, особенно в социальной области, но при этом отмечается необходимость большей ответственности с его стороны за производительность, внедрение новых технологий, снижение расходов. Причинами продолжения экономического кризиса социальными демократами объявляется политика социалистов, направленная на стимулирование потребления, а не на инвестирование. Отсюда, по их мнению, проистекают основные трудности: обремененность долгами предприятий, меньшая эффективность труда, неприспособленность образования и исследований к требованиям международной конкуренции, высокие государственные отчисления, недостаточность накоплений[708].

Один из руководителей ЦСД – Б. Дюрьё считал, что государство сегодня должно стать «катализатором общества инициативы». Противостояние сторонников большего и меньшего государства сегодня кажется более идеологическим и теологическим, чем реальным. Сегодня вопрос ставится о «лучшем государстве». Это означает новое определение места государства в обществе и его задач, улучшение системы управления и отношений с гражданами. Поэтому «опекунское государство должно уступить дорогу партнерскому государству», так же как и «управляющее государство» должно стушеваться перед «государством-гарантом», а «планирующее государство» перед «регулирующим государством». Государство должно обеспечивать стабильность правил экономической и социальной деятельности, поощрять инвестирование в материальные объекты, исследования, профессиональное образование, создавать стабильную экономическую и финансовую обстановку для инноваций и предпринимателей (вопросы бюджета, социального режима, валюты и ценообразования)[709].

Таким образом, в программных документах социальных демократов роль государства обосновывается его экономической эффективностью, делается выбор в пользу открытой, свободной и децентрализованной экономики, личной инициативы, определяются рамки социальной ответственности предприятий.

В-третьих, концепция децентрализации, которая в программных документах социальных демократов выглядела как реализация следующих задач: наделение регионов и департаментов «своим собственным предназначением» (региону – роль экономического вдохновителя и профессионального образования, департаменту – роль управления основными административными и социальными службами), передача им части государственных полномочий, деконцентрация системы национального образования (в пользу регионов и департаментов), разделение финансовых полномочий, развитие контрактной политики[710]. Социальные демократы в целом позитивно оценивали реформу 1982 г., осуществленную социалистами. Они считали, что эта реформа сделала реальным усиление власти президентов региональных советов и местных собраний, сделала префектов только координаторами государственных служб и лишила их административного и финансового контроля над местными собраниями, расширила полномочия местных органов власти. Негативными последствиями реформы ЦСД считал бюрократизацию ее процесса, трудности с трансфертами из-за перегруженности этой функцией государства, увеличение расходов и задолженности местных коллективов. Поэтому реформа должна быть улучшена и углублена через уточнение разделения полномочий и избежание дублирования функций, обуздание расходов, оздоровление налогообложения и финансирования (рост финансовых полномочий должен соотноситься с ответственностью местных органов), прозрачность деятельности и информирование избирателей[711].

В-четвертых, образование. Ф. Байру отмечал, что французская образовательная система имеет двойной характер: гиперцентрализованное государственное предприятие с огромным числом функционеров, правил и статусов и частные, личные предприятия. Он констатирует, что «класс или курс, привилегированное место образования, должен остаться и останется любым способом пространством свободы». Для этого надо отказаться от «универсального принуждения» для всех, дать простор экспериментированию и непрерывному образованию, учитывать способности и развитие учащихся. Основными принципами должны стать педагогическая автономия, доступность образования, разнообразие школы и ее открытость[712]. Для частного образования, по мнению социальных демократов, свобода реализуется через равенство, например, в распределении бюджетных средств. Для государственного образования свобода означает свободный выбор учреждения. ЦСД предлагал децентрализацию и деконцентрацию образования (в национальной компетенции должны будут остаться программы, экзамены, дипломы, рекрутирование персонала), поощрение «лучших педагогических методов» и содействие карьере преподавателей, приглашение к работе профессионалов, предпринимателей, творческих людей или исследователей извне, стажировки преподавателей на предприятиях, французских или иностранных исследовательских центрах, образование в чередовании (ассоциация школы и предприятия)[713].

Традиционно пристальное внимание социальные демократы уделяли профессиональному образованию. Оно, по их мнению, должно соответствовать нуждам экономики и «не рассматриваться как промежуточное и статичное состояние между положением наемного рабочего и статусом безработного». Поэтому предприятиям надлежит при поддержке государственного финансирования обеспечивать непрерывное обучение своих работников[714]. Э. Альфандери писал, что профессиональное образование начинается в коллежах и лицеях, продолжается в бюро или на заводе. Его децентрализация, приближение к предприятию, адаптация отвечают таким образом нуждам рынка труда. Сегодня же разрыв между спросом и предложением является почти полным. Поэтому именно здесь децентрализация являлась бы наиболее плодотворной. Национальная и централизованная структура должна исчезнуть в пользу «гибкой системы, управляемой паритетным образом на местном уровне предприятиями, представителями рабочих и организациями профессионального образования». Это позволит любому безработному найти «центр приема», организацию образования и ориентации[715].

В-пятых, трактовка институтов. ЦСД предлагал улучшить функционирование институтов: ввести элементы пропорциональной системы на уровне регионов, расширить поле применения референдума по важнейшим проблемам общества или внешней политики (но инициатива должна принадлежать только президенту или абсолютному большинству членов обеих палат парламента), усилить контроль парламента над исполнением бюджета и соблюдением законов, расширить роль Сената, обеспечить государственное финансирование политических партий, ограничить совмещение мандатов[716]. В целом, его предложения не были направлены на пересмотр существующего режима и вписывались в рамки своего рода институционального консенсуса, сформировавшегося во французском политическом сообществе.

В-шестых, проблема иммиграции. Толчком к обсуждению данной проблемы стали муниципальные выборы весной 1983 г. и подъем крайне правой партии Национальный фронт, предоставление правительством социалистов права голоса иммигрантам. Социальные демократы в лице Б. Стази сформулировали свой подход. Б. Стази объявил иммиграцию «шансом для Франции». Он констатировал, что многие иммигранты хотят остаться во Франции. Несмотря на то, что в большинстве они сохраняют свою родную национальность, они становятся французскими гражданами, которые должны уважать законы и традиции, что вытекает из их принадлежности к национальному сообществу[717]. В доказательство он приводил опрос, опубликованный в журнале «Пуэн» от 10 октября 1983 г., согласно которому 72 % иммигрантов считают, что французы имеют к ним претензию из-за усугубления безработицы, 26 % иммигрантов отказываются интегрироваться во французское общество, сохраняя свой образ жизни, 25 % обеспокоены собственной небезопасностью, 45 % наблюдают усиление во Франции расизма и определяют французов как расистов (35 % не считают их расистами). В то же время 66 % удовлетворены своим образом жизни против 34 %, а 52 % хотели бы остаться во Франции, тогда как 45 % предпочли бы вернуться на родину[718].

Б. Стази указывал на кризис и экономические причины, повлиявшие на сознание французов и их отношение к иммиграции. По его мнению, укоренение иммигрантов увеличивает «число французов иностранного происхождения», что меняет природу проблемы. «По поводу сообществ иностранного происхождения, – писал Б. Стази, – речь не идет больше о желательности или нежелательности их присутствия. Проблема юридически урегулирована: она решается путем предоставления гражданства». Но способны ли французы осознать реальность «множественной Франции», принять сосуществование при равенстве прав и обязанностей с иммигрантами? Противоречие Б. Стази видел в наличии исламского фактора и приверженности светскости государства. Он считал, что при интеграции надо опираться на второе поколение иммигрантов по нескольким мотивам: молодежь, составляющая это поколение, имеющая французское гражданство, легче воспринимает ответственность и обязательства; эта молодежь лишена культурных ориентиров, оторвавшись от родной страны, но, еще не впитав культуру принимающей страны; наконец, по причине возраста. Однако Б. Стази принимал во внимание и культурные факторы, включающие невозможность воссоздания родной культуры и сохранения обычаев и традиций, европоцентризм во французском образовании, религиозный аспект, что может создавать трудности в иммиграционной политике[719]. В противовес политике ассимиляции Б. Стази предложил политику включения. Это позволило бы укрепить социальное единство нации и сохранить право на различие для иммигрантов. Политика включения имела бы две цели: объединение нации «вокруг ценностей, которые основывают французское сообщество», сохраняя национальное своеобразие, и уважение права на различие. Политика включения в рамках конкретных шагов предполагала бы строительство дешевого социального жилья, адаптацию в школе, приобщение к французской культуре. При этом Б. Стази считал, что Франция не может принимать иммигрантов в том же количестве, как это было до кризиса. Поэтому снижение миграционных потоков должно быть обеспечено «более строгим контролем на границах»[720].

Новым для социальных демократов стало включение в программу пунктов, касающихся культурной политики, что произошло под влиянием дискуссий и реформ в этой сфере как социалистов, так и правительства Ж. Ширака. В области культуры и коммуникации платформа ЦСД «Желать» предложила следующие меры: облегчение доступа к артистическому образованию, проведение политики сохранения и создания национального достояния, оснащение музеев и библиотек, поддержка бюджетных статей, касающихся меценатства и налоговых мер, содействие качеству аудиовизуального творчества и телевизионных программ, интенсификация усилий, посвященных распространению французского языка и культуры за границей, применение программы ознакомления с европейской культурой. В сфере коммуникации должно быть сохранено равновесие между государственным и частным сектором, обеспечена «реальная независимость государственной службы перед лицом политической власти» и через контроль над концентрацией медиа-групп, участие в создании европейского телевидения[721].

Наконец, во внешней политике традиционными приоритетами христианских демократов оставались европейская интеграция и закрепление роли Франции в мире. Социальные демократы приветствовали вступление в ЕЭС Испании и Португалии, а также заключение и реализацию Единого европейского акта и Шенгенского соглашения как необходимый этап на пути углубления экономической интеграции и реализации идеи единого европейского пространства[722]. В то же время социальные демократы активно реагировали на процессы, происходившие в Восточной Европе, в частности в Польше, где в 1981 г. было введено военное положение. В середине декабря 1981 г. по инициативе профсоюзов, основных политических партий (кроме ФКП) и организаций в защиту прав человека состоялись несколько демонстраций солидарности. Правая оппозиция указывала на отсутствие выбора у В. Ярузельского, оказавшегося перед угрозой советского вторжения. Ж. Леканюэ задавался вопросом: «Как ФСП еще может после этого оставаться союзником коммунизма?»[723]. В свете этого темы советской угрозы и западной солидарности занимали центральное место в заявлениях многих лидеров СФД (и социальных демократов в частности). Раздавались даже отдельные призывы порвать дипломатические отношения с СССР и организовать «блокаду» его союзников в Восточной Европе, равно как и занять жесткую позицию против левых тоталитарных и авторитарных режимов в странах третьего мира[724].

Важным для определения политической стратегии стало выступление Ж. Барро на съезде в Меце. Он отметил, что верность социальных демократов «барризму» не является «бездумным следованием», а скорее следствием близости целей и программных установок, в том числе и в «европейском обязательстве», но на деле речь шла все же об «автономной верности» в отношении Р. Барра, сохраняя самостоятельность в политических решениях[725]. Ж. Барро отметил, что в некоторых областях правительство все же не пошло дальше, как хотелось бы, но в целом высказал одобрение его действиям. Фактически это означало, что ЦСД признал некоторый успех сосуществования. В перспективе президентских выборов социальные демократы настаивали, что в первом туре обязательно должен быть кандидат от СФД, а во втором туре следует поддержать кандидата правого большинства. «Подготовка президентских выборов, – говорил Ж. Барро, – представляет для СФД и ЦСД шанс стать центристским объединением, прояснить и представить свое послание как подлинный, открытый и автономный центризм»[726].

Центристская иллюзия в этот период снова брала верх в дискурсе социальных демократов. В январе 1987 г. Ф. Байру подверг критике намерение Ф. Миттерана стать на президентских выборах кандидатом от всех французов и отметил маловероятность союза центристов и социалистов, поскольку последние не способны предложить «реальные политические решения» и создать новое большинство. По его мнению, «страна интеллектуально обосновывается в центре»[727]. Это утверждение выглядит примечательным в свете последующих событий, которые перевернули ситуацию среди центристов.

Как и в 1974 г., центристы стремятся быть в центре грядущей президентской кампании. В марте 1987 г. П. Меньери от имени ЦСД (заявление 28 марта политического совета ЦСД) заявляет о намерении вести собственную президентскую кампанию в пользу Р. Барра, но сохраняя при этом лояльность по отношению к Ж. Шираку. В ходе его заседания было снова подчеркнуто, что СФД должен быть представлен на президентских выборах одним кандидатом и таким кандидатом должен быть Р. Барр. Во втором туре ЦСД должен стать мотором объединения большинства[728].

С осени 1987 г. в партийных дискуссиях социальных демократов возникает идея «открытости центру», предложенная социалистами в расчете на президентские выборы. Центристы снова призывают не обманываться сосуществованием и отмечают, что первый тур президентских выборов определит того кандидата, который будет способен победить левого кандидата[729]. С начала января 1988 г. ЦСД более открыто пропагандирует эту идею. Но Ж. Барро не исключал готовности сотрудничать после президентских выборов с частью социалистов[730]. В рядах СФД вместо идеологического разделения по линии либералы / христианские демократы обозначилось тактическое разделение «барристы» / «антибарристы». Таким образом, появились тенденции, объединяющие социальных демократов, «барристов» из Республиканской партии и прямых членов СФД, с одной стороны, и большинство членов РП, радикалов, социал-демократов и жискардистов, с другой[731]. Уже в ходе избирательной кампании среди центристов прозвучала идея создания в парламенте автономной центристской группы, что могло бы гарантировать им свободу маневра. Тем более что к такой группе при случае могли бы присоединиться «барристы» из других партий, включая самого Р. Барра[732].

Итоги первого тура 24 апреля 1988 г. были удручающими для Р. Барра. Ф. Миттеран получил 34,09 %, Ж. Ширак – 19,94 %, тогда как Р. Барр лишь 16,54 %, не намного опередив кандидата Национального фронта Ж.-М. Ле Пена (14,39 %). В тот же день Р. Барр призвал своих сторонников голосовать во втором туре за Ж. Ширака. Во втором туре президентских выборов 8 мая 1988 г. Ф. Миттеран получил 54,02 % голосов избирателей и был избран президентом Франции на следующие семь лет. Ж. Ширак набрал 45,98 % голосов. Его поражение было стратегическим. 26 % голосов Ж.-М. Ле Пена во втором туре перешли к Ф. Миттерану, так же как голоса центристов и 14 % голосов, отданных в первом туре за Р. Барра. За Ф. Миттерана голосовала треть практикующих католиков (+5 % по сравнению с 1981 г.) и 45 % избирателей, располагающих себя в центре (+11 %)[733].

Социальные демократы от политики «открытости» к поддержке 3. Балладюра (1988–1995)

Поражение кандидатуры Р. Барра на президентских выборах 1988 г. вызвало новую волну колебаний среди центристов. Их кандидат потерпел поражение, по-прежнему сохранялось недоверие к голлистам как надежным союзникам, тем более что Ж. Ширак снова проиграл выборы. После победы Ф. Миттерана был поставлен вопрос о будущем правительства Ж. Ширака. Первоначально глава социальных демократов П. Меньери исключил любую идею об участии представителей ЦСД в новом правительстве. Проявляя внешнюю солидарность после поражения, многие депутаты и бывшие министры от ЦСД подчеркивали необходимость усиления своей идентичности, но оставаясь в рядах СФД. Руководство ЦСД объявило о намерении создать «Группу инициативы и размышления» для определения своей дальнейшей политической стратегии[734].

11 мая 1988 г. Б. Стази сформулировал четыре условия объединения оппозиции: 1) объединение центристских сил на основе общих ценностей и общего видения будущего страны, не исключая реформирования ради этого цели СФД; 2) отказ от всяких соглашений с крайне правыми; 3) конструктивная критика правительства («судить о правительстве по его действиям»); 4) формирование правительственной или парламентской альтернативы[735]. В том же духе высказывался в те дни П. Меньери, отвергая сотрудничество с Национальным фронтом и весьма осторожно оценивая перспективы сотрудничества с социалистами. П. Меньери говорил, что ряд центристов выступают за выход социальных демократов из СФД. Но он подчеркивал, что «никто не запрещает СФД акцентировать свою роль скорее в центре, чем сползать вправо». Он указывал, что «центр внутри СФД совершенно нам подходит»[736]. Таким образом, П. Меньери снимал с себя ответственность за возможный распад СФД и демонстрировал, что позиции социальных демократов находятся левее позиций Ф. Леотара и Республиканской партии.

Принимая идею «открытости», выдвинутую Ф. Миттераном во время своей избирательной кампании, П. Меньери и его сторонники в немалой мере исходили из важности сохранения Национального собрания (образца 1986 г.) до конца его легислатуры. Отказ от роспуска, по их мнению, позволил бы электорату в полной мере оценить «открытость». Кроме того, социальные демократы не преминули напомнить о некоторых своих программных целях. Одной из главных целей ЦСД оставалось подготовить Францию к введению единого европейского рынка в 1993 г. Другим важным условием присоединения ЦСД к «открытости» было стремление добиться введения элементов пропорциональной системы в существующую избирательную систему, чтобы сохранить свой электоральный вес, как и число своих депутатов. Наконец, имела место новая апелляция к старой политической идее – сотрудничать с социалистами без коммунистов[737]. Однако Ф. Миттеран отказался принять требования центристов. В итоге, социальные демократы не приняли участие в формировании переходного правительства М. Рокара. 14 мая 1988 г. Ф. Миттеран объяснил французам, что «открытость» не могла «реализоваться настолько широко, насколько я хотел», что премьер-министр не может собрать «солидное и стабильное парламентское большинство», и объявил о роспуске парламента[738].

Это решение Ф. Миттерана стало ударом по расчетам центристов. Выяснилось, что на деле политика открытости не была абсолютной необходимостью, поскольку никакое другое большинство не было возможным. Они отмечали, что среди министров фигурировали идеологизированные персонажи, а сам состав переходного правительства скорее символизировал закрытость. П. Меньери стремился подчеркнуть желание социальных демократов к независимости и остаться между тем в конструктивной оппозиции. Он призывал к сотрудничеству центристское, либеральное и голлистское течения. «Можно построить конфедерацию с этими течениями или дать им их автономию, подчиняя их дисциплине в верхах. Я склоняюсь ко второму решению. В рамках парламентских выборов мы будем иметь большое число единых кандидатур, там же, где будут две кандидатуры, дисциплина должна быть абсолютной»[739], – заявил он.

Парламентские выборы, прошедшие 5 и 12 июня 1988 г., принесли новые изменения в политическую ситуацию. СФД и ОПР образовали новую избирательную коалицию под названием «Союз объединения и центра» (URC). Однако центристы выставили большое число отдельных списков под эгидой «Союза центра». По итогам выборов ФСП получила 273 места, ФКП – 26, ОПР – 133, СФД – 89, «Союз центра» – 41[740]. Результаты выборов положили конец первому опыту сосуществования, внеся изменения в расклад сил в парламенте. Во время избирательной кампании и в первые дни работы нового созыва Национального собрания центристы разыграли второй раунд «открытости», утверждая свою автономию и рассчитывая, что социалисты, не имеющие абсолютного большинства, будут в них нуждаться для поддержки проводимой политики.

Социальные демократы объявили о создании отдельной автономной фракции в Национальном собрании под названием «Союз центра» (в нее вошло 42 депутата). Этому способствовало и назначение новым премьер-министром М. Рокара, фигуры чрезвычайно популярной у сторонников создания нового широкого центристского большинства и к тому же считавшегося достаточно умеренным социалистом. Кроме того, некоторые известные правоцентристские деятели, как, например, Ж.-П. Суассон, М. Дюрафур, Ж. Пеллетье, Л. Столерю и Ж.-М. Рош (все они были членами СФД), согласились войти в правительство М. Рокара, примкнув кт.н. президентскому большинству. Среди христианских демократов вновь возникли соображения на тему вариации «третьей силы». Но позиции ЦСД в таком раскладе оставались слабыми. Как отметила К. Исмаль, его потенциальные лидеры – Р. Барр и С. Вей – не являлись его членами. Избиратели ЦСД склонялись больше к союзу с Республиканской партией или голлистами и выражали похожие консервативные ценности. Перед центром все еще стояла проблема выбора. Продолжение тесного сотрудничества с РП и ОПР вело к принятию их идеологии и политическому тупику. В то же время соглашение с ФСП неизбежно ставило центр на умеренный фланг социализма (коалиция ФСП – центр или центр – ФСП)[741]. В итоге, после парламентских выборов последовало заявление поли-и хотели выйти за систематическое “да-нет”, приступать к голосованию случай за случаем, в зависимости от представленных законопроектов. По истечении нескольких месяцев Мишель Рокар попросил меня, чтобы мы перестали его поддерживать по причине того, что это создавало ему слишком много проблем с левым крылом Социалистической партии»[742]. Даже Ж. Леканюэ признавал, что истинная «открытость» предполагала равновесие двух партий (ЦСД и ФСП), организованное участие, а не индивидуальное присоединение[743].

В этот период в руководстве партии формируется группа молодых лидеров, поддержавших демарш обновления структур оппозиции, во главе с Д. Боди, Ф. Байру и Б. Боссоном. В конечном итоге, социальные демократы также оказались затронуты общим процессом обновления и оспаривания власти в СФД и ОПР, который разворачивался на фоне краха и разочарования в политике «открытости».

С лета 1988 г. в СФД вновь усилились центробежные тенденции. Все настойчивее стало звучать со стороны молодого поколения лидеров и самих партий требование новой реформы механизмов функционирования Союза. Апелляция к сепаратизму создавала в этот период привилегированный способ решения в СФД внутренних конфликтов. В этих условиях претензии на руководство СФД выдвинул бывший президент В. Жискар д’Эстен. По всей видимости, он был единственной фигурой, которая могла бы уберечь конфедерацию от возможного развала. Во время заседания политического бюро СФД В. Жискар д’Эстен выступил против автономистских тенденций центристов и предложил им следующее решение: он мог бы возглавить обновленный и коллегиально руководимый СФД. Это предложение нашло поддержку у сторонников Жискара в рядах Республиканской партии. В обмен П. Меньери предлагалось возглавить парламентскую фракцию СФД в Национальном собрании[744].

24 июня состоялось важное заседание политического бюро СФД, в ходе которого было зафиксировано решение о сохранении СФД и принята резолюция о необходимости определения центристской позиции и модернизации правил функционирования Союза. Наконец, было решено собрать 30 июня национальный совет для выборов нового председателя партии[745]. На этом совете 30 июня 1988 г. В. Жискар д’Эстен был избран председателем СФД вместо Ж. Леканюэ. В своем выступлении он определил четыре цели конфедерации: «Союз расположен в центре. Союз воплощает европейский социальный либерализм. Союз обладает амбицией стать стержнем будущего современного и мирного чередования, которое приведет к подлинной открытости. Союз практикует конструктивную и думающую оппозицию»[746]. Таким образом, были удовлетворены все основные амбиции социальных демократов: центризм, европеизм, социальное измерение и конструктивная оппозиция. Несмотря на то, что их представитель теперь больше не возглавлял СФД, центристы в нем доминировали, тогда как республиканцы, наоборот, тяготели к сепаратизму, разыгрывая карту привилегированного альянса с голлистами.

В августе 1988 г. Жискар инициировал реформу внутренних структур СФД, нацеленную на расширение представительства партий, и создал ряд рабочих комиссий по изучению социально-экономических и политических проблем страны. С конца октября 1988 г. в рядах СФД постепенно началась подготовка к предстоящим в следующем году муниципальным и европейским выборам. Многие его члены выражали вполне объяснимую тревогу по поводу планов ЦСД выставить автономный список на европейских выборах (о таких намерениях еще в конце августа заявила С. Вей[747]). Против такой стратегии резко выступила Республиканская партия во главе с Ф. Леотаром, подчеркивавшая, что единство СФД должно быть полным и проявляться на всех последующих выборах[748].

В этот период в рядах СФД продолжался кризис лидерства и расхождений между ЦСД и РП. Об этом свидетельствовали многочисленные первичные списки, только часть из которых была одобрена центральным аппаратом партии. Знаковым явлением становится увеличение числа «диссидентствующих» кандидатур, особенно на юго-востоке страны, зоне доминирования правых. В некоторых случаях кандидаты нарушали распоряжения руководства об отказе от альянса с НФ и включали его членов в свои списки, как это стало случаем в Лонгжюмо, Нантерре или Бобиньи. Наконец, муниципальные выборы продемонстрировали в некоторых местах победу политики «открытости» – списки Ж. Монье в Анже, Ж.-П. Суассона в Осере, А. Кариньона в Гренобле, Ж.-М. Роша в Меце и др. Это было важным в том плане, что в 1988 г. победу на парламентских выборах одержал только список Л. Столерю в Уазе. Между тем сама «открытость» теряет национальное измерение и концентрируется вокруг известных политиков[749].

В первом туре муниципальных выборов 12 и 19 марта 1989 г. правая оппозиция получила 54,1 % голосов, левые – 48,6 %. СФД с первого тура выиграл лишь в 16 из 45 своих муниципалитетов с населением более 30 000 жителей, тогда как ОПР в 18 из 38, а другие правые в 3 из 12. Во втором туре в 225 городах с населением более 30 000 жителей ФКП сохраняет 45, теряет 8 и выигрывает лишь 1 город (общий итог 46 городов), ФСП соответственно 54, 8 и 20 (общий итог равен 74 городам), СФД – 34, 11 и 10 (общий итог 44), ОПР – 38, 10 и 5 (общий итог 43 города), другие правые – 7, 5 и 2 (общий итог 9 городов). Всего левые теперь «владели» 129, правые 96 городами[750]. Муниципальные выборы 1989 г. знаменуют постепенный уход биполяризации с национального уровня и усиливают внимание к местным проблемам. Снижается их политическая ставка и ослабляется правительственное давление на ход самих выборов. Итоги муниципальных выборов почти не оказывают влияния на правительственную деятельность. Растет персонализация критериев электорального выбора. Мэры городов стали более автономными, динамичными, предприимчивыми и независимыми от различных форм давления.

3 февраля 1989 г. национальный совет СФД одобрил платформу конфедерации на европейские выборы «Строить совместно с СФД Европейский союз» и кандидатуру В. Жискар д’Эстена как главы списка[751]. Однако уже в марте разногласия в СФД относительно выдвижения общего или раздельного списка оппозиции вновь обострились. Социальные демократы, поддержанные Ф. Леотаром, выступили за создание собственного списка СФД. Для многих функционеров Союза намерения Жискара были достаточно ясны. Например, Б. Стази не без оснований отмечал впоследствии: «Амбиция Жискара – собрать больше голосов, чем список социалистов, является несколько краткосрочной. Мы хотим абсолютного большинства мест и эта цель более достижима с двумя списками. Необходимо, чтобы французы поняли, что мы оказываем оппозиции услугу, расширяя ее. Два списка не противостоят друг другу, они суммируются вместе. Мы хотим, чтобы победа оппозиции была более широкой… Жискар пользуется европейскими выборами как трамплином для будущих президентских выборов…»[752].

20 марта П. Меньери выступил с угрозой сформировать центристский список, если СФД и ОПР будут упорствовать в намерении выставить единый список. Он призвал предоставить избирателям «свободу выбора» между двумя раздельными списками, которые позволят оппозиции легко объединить свой электорат. П. Меньери первоначально встретил поддержку со стороны Ф. Леотара, но, что более важно, не нашел поддержки у сторонников обновления – Ф. Байру, Д. Боди и Б. Боссона, отказавшихся участвовать в таком списке[753]. В тот же день в интервью на канале «ТФ 1» С. Вей заявила о своем желании видеть «как можно более широкий центристский список», который она сможет снова возглавить[754].

Идея центристского списка активно обсуждалась в руководстве ЦСД в течение апреля 1989 г. Большинство его членов высказывалось в пользу П. Меньери как главы списка. Одновременно была отвергнута идея общего списка СФД-ОПР и списка, который могла бы возглавить С. Вей, на основании того, что она не принадлежит к ЦСД. Среди социальных демократов, впрочем, единодушия не было. Д. Боди, Б. Боссон и Ф. Байру предпочитали список СФД. «Правое» крыло ЦСД в лице Ж. Леканюэ и Р. Монори также склонялось к участию в списке СФД[755].

Тем не менее, 13 апреля 1989 г. национальный совет СФД одобрил общий список СФД – ОПР, ведомый В. Жискар д’Эстеном. Само решение принималось в атмосфере острых дискуссий между центристами и другими составляющими конфедерации. Национальный совет 49 голосами против 13 отклонил резолюцию, предложенную Ш. Мийоном, об утверждении списка оппозиции – «списка союза и обновления» – на «национальном конвенте (convention)». В связи с этим председатель ЦСД П. Меньери заявил о готовности сформировать «открытый список, чтобы дать выбор избирателям для сохранения шансов обновления»[756].

Эти дискуссии продолжились на проходившем 21–23 апреля 1989 г. съезде ЦСД в Лилле. Их итогом стало предоставление съездом мандата своему председателю на формирование «списка центра и обновления» на европейских выборах, которые должны были пройти 18 июня. На съезде ЦСД П. Меньери был триумфально (с 98 % голосов) переизбран председателем партии. Тогда же участники съезда, несмотря на возражения Ж. Леканюэ, 225 голосами против 8 и 2 воздержавшихся поддержали решение о создании автономного центристского списка во главе с Симоной Вей[757].

Такое решение вполне естественно ставило вопрос о дальнейших принципах существования СФД и пребывания в нем центристов. Во время внеочередного национального совета Республиканской партии 23 апреля Ф. Леотар выразил мнение, что список ЦСД приводит к «расторжению соглашения». В связи с этими событиями создание межфракционной группы ОПР – СФД – «Союза центра» по требованию Ф. Леотара и В. Жискар д’Эстена было перенесено на неопределенный срок[758].

Между тем, данное решение руководства ЦСД можно трактовать чисто идеологически. ЦСД, следуя христианско-демократической традиции, всегда оставался верным европейским обязательствам, выступая за политическую интеграцию Европы. В силу политических обстоятельств он до сих пор был вынужден участвовать либо в списке СФД (1979), либо в списке СФД-ОПР (1984). 1989 годи создавшаяся политическая ситуация давали ему шанс впервые сформировать собственный список[759]. Тем самым через формирование собственного списка и подтверждение своего европейского обязательства центристы утверждали свою идентичность. Продвигая идею собственного списка, социальные демократы выступали за усиление полномочий Европейского парламента, его законодательной власти, и Европейской комиссии, которая должна быть ответственной перед парламентом. «Если мы хотим видеть на горизонте Соединенные Штаты Европы, то мы должны встать на путь европейской политической ответственности, также как и сделать Европу близкой гражданам, а не сводить ее к Европе предприятий», – объяснял П. Меньери[760].

Партия остается в СФД и в оппозиции, но сохраняет свое членство в «Союзе центра». Декларировались приверженность партии экономическому оздоровлению страны, заботе о справедливости и социальном прогрессе[761].

22 июня 1988 г. Р. Барр объявил, что вступает во фракцию «Союз центра», а республиканцы Ш. Мийон и П.-А. Вильтзер объявили о создании в рамках парламентской фракции СФД «либерального, социального и европейского согласия», которое объединило бы 30 депутатов-барристов[762]. Однако барристская иллюзия в рядах социальных демократов понемногу исчезала. П. Меньери отметил, что ЦСД находится «на полпути между Жискаром и Барром», а Ф. Байру конкретизировал: «Мы по-человечески более близки Барру, но интеллектуально более близки Жискару»[763]. Р. Барр оставался влиятельной фигурой на политической сцене, но барристские структуры распадались и быстро исчезали.

Первоначально ЦСД, действительно, пытался играть заявленную роль. Он корректировал правительственную деятельность, оказывал институциональное давление посредством «мягких» и «острых» поправок к правительственным решениям, рассчитывая, что М. Рокар оценит расположение центристов. В стратегическом плане ЦСД высказывался за «крупную либеральную, социальную и европейскую партию» и за возможный альянс с социалистами. Одновременно ЦСД подвергал критике консерватизм идеологии и структур оппозиции, косвенно инициируя и поощряя процесс ее обновления[764]. ЦСД в те дни стремился подчеркивать свои характеристики и свою оригинальность – социальное и европейское измерение. «Я не был сторонником систематической оппозиции, – утверждал П. Меньери. – Традиция христианско-демократического течения состоит в том, чтобы поставить свои амбиции на службу своим убеждениям, сочетать искренность с прагматизмом»[765]. Не случайно в своем выступлении во время инвеституры правительства П. Меньери подчеркивал, что ЦСД остается в оппозиции и ответственным за будущее страны[766].

Между тем, партия была не лишена серьезных внутренних политических проблем. Ее исследователи Б. Роше и В. Лион выделили четыре группы таких проблем: 1) «органический недостаток» – недостаточная сплоченность, дисциплина, внутрипартийная демократия; в последнем случае существовала четко выстроенная иерархия, основывавшаяся на сыновьях нотаблей, некогда принадлежавших к МРП (Меньери, Барро, Боди, Боссон); крайний плюрализм в процессах принятия решений; 2) «стратегический недостаток», который подразумевает излишнюю концентрацию на личности Р. Барра, а затем на политике «открытости»; 3) «идеологический недостаток» – перед лицом «либеральной волны» ЦСД был вынужден защищать государство, его основные прерогативы, выступать за сохранение системы социальной защиты, за корректирование «вопиющих неравенств», не забывая при этом апеллировать к гуманизму; 4) «медийный недостаток»: лидеры ЦСД проигрывали медийным образам Ширака, Жискара и Леотара, исключение мог бы составить лишь Ф. Байру[767].

С лета 1988 г. «Союз центра» и ФКП, также заявившая о небезусловной поддержке правительства, использовали выгоду от создавшегося положения, создавая «альтернативное большинство» и разыгрывая шарнирную роль. Например, во время голосования по бюджету «Союз центра» и ФКП воздержались, чтобы «спасти» правительство; во время голосования по бюджету национального образования на 1989 г. «Союз центра» проголосовал против, а ФКП воздержалась, тогда как при голосовании по проектам выделения жилищных кредитов ситуация сложилась наоборот[768]. В октябре 1988 г. на референдуме по статусу Новой Каледонии ЦСД призвал поддержать правительственный законопроект и ответить «да». Но в ноябре 1989 г. во время голосования по бюджету центристы заняли отрицательную позицию[769]. Необходимо отметить, что центристская линия в целом не противоречила стратегии СФД быть «думающей» и конструктивной оппозицией, учитывая широкий плюрализм мнений и оценок среди партий конфедерации.

Позднее, характеризуя политику «открытости» и положение социальных демократов, П. Меньери вспоминал: «Скорее речь шла о попытке альянса между правым и левым центром, так как левое крыло Социалистической партии этому очень противилось. Мы создали автономную центристскую группу в Национальном собрании

На фоне этих дискуссий на европейских выборах 18 июня 1989 г. список В. Жискар д’Эстена получил 28,86 % голосов, тогда как список Л. Фабиуса – 23,61 % (самый низкий процент левых с 1981 г.). Ставка центристов на список С. Вей не оправдалась. Он набрал 8,43 % голосов. При этом число воздержавшихся от голосования французов достигло рекордной отметки в 51,11 %[770].

Итоги европейских выборов по-новому определили место центристов в политическом пейзаже Франции и предопределили дальнейшую эволюцию ЦСД. То, что центристский список С. Вей не набрал даже 9 % и проиграл спискам НФ (11,73 %) и экологистов (10,59 %), поставило перед ЦСД проблему выбора дальнейшей стратегии. ЦСД проиграл на одном из ключевых пунктов своей доктрины. Партия была разделена между сторонниками социал-демократии и сторонниками жесткой оппозиции. П. Меньери был вынужден лавировать, чтобы сохранить лицо[771].

На первый план снова вышли проблемы внутреннего функционирования партий оппозиции. Теперь П. Меньери присоединился к требованию Ф. Леотара по изменению внутренней структуры СФД, созданию крупной единой партии и введению принципа «один человек, один голос»[772]. По мнению П. Меньери, СФД должен стать «социальным и либеральным движением, располагающимся в центре». Это подразумевало, что с Жискаром он является слишком правым. Глава ЦСД отверг систему первичных выборов, предложенную голлистом Ш. Паскуа, поскольку она «отдаляет часть горожан и рабочих». Однако он не отверг сам принцип первичных выборов, предлагая иную систему, основанную на «совокупности местных депутатов и активистов, которые представляют различные политические течения, число которых было бы определено в зависимости от числа депутатов и парламентариев каждой»[773]. В ответ на съезд сторонников обновления в Лионе 24 июня 1989 г. спустя несколько дней, 27 июня, собирается заседания межфракционной парламентской группы ОПР, СФД и «Союза центра», на котором принимается решение об организации подготовки «генеральных штатов» оппозиции, посвященных крупным проблемам страны[774].

Первоначально ЦСД сдержанно относился к обновлению партийных структур оппозиции, хотя его молодые лидеры активно в нем участвовали. Кроме того, партии удалось в какой-то период оставаться вне дискуссий. Тем не менее, обновление пришло в ряды ЦСД тогда, когда оно фактически утихло во внешнем окружении партии. Инициатива в данном случае принадлежала Ф. Байру, Б. Боссону и Д. Боди. Б. Боссон так объяснял их демарш: «При V Республике невозможно эффективно думать о центре, расположенном между левыми и правыми. Эта мечта есть у нас, и с тех пор как мы отдаем себе отчет о невозможности ее реализовать, мы испытываем разочарование. Поэтому сегодня именно мы, центристы, находимся в оппозиции и нам необходимо найти сильное послание избирателям». По мнению Б. Боссона, центр не должен быть только «серединой», но должен иметь свои собственные идеи и свой дискурс[775]. Однако обновление было враждебно встречено ветеранами партии. Оценивая демарш сторонников обновления, Б. Стази иронично писал впоследствии: «Эти обновленцы, которые, потрясая своим свидетельством о рождении как кредо, хотят все перевернуть, громко выражают свое намерение революционизировать практику и идеи французской политической жизни и отправить на слом “стариков” (то есть оптом тех, кто находится в возрасте старше сорока девяти лет и не могут претендовать на принадлежность к горячей когорте “четверки”), но которые при первом нахмуривании бровей “старых” партий благоразумно возвращаются в строй, как если бы они хотели дать доказательство за свой счет, что решительно ничего невозможно изменить во французской политике»[776].

Центристы в целом положительно отнеслись к созданию СФД и ОПР «Союза за Францию», но опасались его «жискардизации». П. Меньери считал, что «Союз за Францию» является «избирательным картелем и не имеет призвания стать партией»[777]. Тем не менее, представители центристов (Ф. Байру, П. Меньери, Ж. Барро, Б. Стази) вошли в политическое бюро нового объединения, созданное 14 сентября 1990 г.[778]

В 1990–1991 гг. прошли генеральные штаты оппозиции. Несмотря на то, что их решения носили рекомендательный характер, их роль в формулировании программы правой оппозиции была велика. Дискуссии позволили сблизить программные установки партий, сгладить наиболее острые противоречия, представить французам альтернативу политике социалистов.

10 апреля 1991 г. между СФД и ОПР заключается предвыборное соглашение для региональных, парламентских и президентских выборов. Причем в ходе переговоров налицо проявилось изменение позиции «Союза центра». Если между центристами и М. Рокаром установились доверительные отношения, то они не скрывали теперь своей враждебности по отношению к новому премьер-министру Э. Крессон. П. Меньери вновь вспомнил о своем «сектантстве», «нетерпимости», «непорядочности» и «интеллектуальной строгости». Для центра завершается период «открытости»[779]. Смена правительства снова вела к логике столкновения между правыми и левыми, что не оставляло больше места компромиссам.

С трудом компромисс достигался и в руководстве ЦСД. П. Меньери во время перевыборов на пост председателя партии встретил соперничество со стороны мэра Тулузы Д. Боди, который не скрывал своего намерения возглавить центристское движение во время ближайшего съезда во имя обновления христианской демократии. Дискуссии развернулись накануне национального съезда ЦСД. В сентябре имело место первое обновление в руководстве партией. Вместо П. Меньери главой парламентской фракции «Союза центра» становится Ж. Барро. 11 сентября 1991 г. в Эперне на собрании руководства партии был заключен негласный компромисс, в результате которого на ближайшем съезде ЦСД избирателям должна быть предложена следующая формула: председатель П. Меньери, «исполнительный председатель» Д. Боди и генеральный секретарь Б. Боссон. Это соглашение получило одобрение Б. Стази, Ф. Байру и Ж. Барро, хотя Стази и Байру хотели видеть Д. Боди полновесным председателем партии[780]. Фактически данное решение ознаменовало переход к коллегиальному руководству партией.

11-13 октября 1991 г. в Ангулеме прошел VII съезд ЦСД. Негласный компромисс по структуре нового руководства партии обрел реальные очертания. П. Меньери был переизбран председателем партии с 73,7 % голосов, Б. Боссон– генеральным секретарем с 85,2 %, а Д. Боди избран исполнительным председателем с 65,5 % голосов. В связи с этим была осуществлена реформа устава партии, вводившая пост «исполнительного председателя» (одобрена 448 голосами против 372). В перспективе скорых парламентских выборов было решено укрепить связи с «Союзом за Францию»[781].

Оценивая итоги съезда, газета «Монд» писала, что и в этот раз «центристы выбрали не выбирать». В то же время сам компромисс вызвал много недовольства. Например, мэр Сен-Мало Р. Куано говорил, что «эти заготовленные заранее выборы не будут приняты ни одним из наших партнеров, ни противниками». Ф. Дуст-Блази также разоблачал эту «коллективную робость». «Подлинная ставка, – считал он, – это место ЦСД в будущей президентской кампании. Должны ли мы быть вечно отсутствующими абонентами? У нас четыре года, чтобы выдвинуть кандидата, но мы боимся». Многие делегаты съезда указывали на неопределенность полномочий Меньери и Боди относительно предвыборных консультаций и переговоров[782].

9 ноября 1991 г. открылся национальный совет СФД. Его целями были завершение организационных изменений в структуре конфедерации, решение вопроса автономии центристов и формулировка программных положений. Социальным демократам удалось добиться паритетного представительства в политическом бюро составляющих конфедерации и тем самым не допустить своей изоляции и исключения. В. Жискар д’Эстен был переизбран президентом СФД с 86,03 % голосов, генеральным секретарем – Ф. Байру. Оба также в соответствии с занимаемыми постами вошли в политическое бюро[783].

В период с зимы 1991 г. по осень 1992 г. наступает фаза стабилизации ЦСД. Реализуется прежняя политическая стратегия, нацеленная на отказ от сотрудничества с НФ и ФСП, сохранение союза ОПР/ СФД[784]. Более того, наступает некоторый разрыв с прежними союзниками по «открытости». 3 октября 1992 г. политический совет ЦСД решает сохранить автономную фракцию в Национальном собрании, но отказывается от любых перспектив сближения с Ж.-П. Суассоном и его сторонниками. П. Меньери называет Суассона, назначенного министром сельского хозяйства в новом правительстве П. Береговуа, «узурпатором» и вставшим на путь «личной авантюры»[785]. ЦСД пожинает плоды итогов ратификации Маастрихтских соглашений, подтверждая свои имидж европейской партии[786]. Наконец, к некоему знаменателю приходят доктринальные дискуссии.

В идейной эволюции французской христианской демократии этот период важен своим возвращением к истокам. Стихают жесткие идеологические баталии между марксистами и либералами, представлявшими две концепции развития общества. Вместе с ними уходит в прошлое ярко выраженный антикоммунизм христианской демократии. Под влиянием кризиса Франция постепенно погружается в пучину социальных проблем, сохраняя на первом плане в идеологическом дискурсе именно социальные отношения, столь дорогие сердцу христианских демократов. Отсюда проистекает некоторая актуализация дискуссий об отношениях между обществом и государством, гуманизме, социальной справедливости. Правда, этот «социальный реванш» оказывается под угрозой из-за подъема ультралиберализма и волны критики послевоенной модели социального государства. Д. Боди отмечал, что «после оспариваемой смерти идеологий и до ожидаемого возрождения идеалов мы пересекаем серую зону, созданную разочарованиями и растерянностью», наблюдаем истощение политической культуры, основанной на «исторических» линиях разлома, потому что эта политическая культура становится неспособной ответить на нужды и стремления современной Франции[787]. Наконец, в поле зрения французской христианской демократии по-прежнему находится идея европейской интеграции, которая приобретает реальное воплощение с реформированием институтов Сообщества и расширением географических и политических рамок «единой Европы».

19-21 октября 1990 г. в Сен-Мало прошел национальный съезд ЦСД, на котором были определены основные ориентации социальных демократов. Большое значение имело подчеркивание актуальности христианско-демократической мысли». В совместной декларации Ж. Барро и Ф. Байру отмечалось, что «видение человека, представленного в христианском послании», предполагает, что «всякое существо является уникальным в своей божественной искре, которую оно носит в себе». И далее они продолжали: «Мы не делаем это убеждение этикеткой. Каковы бы ни были их религиозные и философские убеждения, все люди, которые ставят себя в рамки демократического гуманизма, находят свое место в наших рядах». «Для ЦСД, – подчеркивал Ж. Барро, – центризм это убеждение, что человек может в определенный момент изменить историю: в отличие от марксизма и ультра-либерализма, которые помышляют о механической эволюции общества. Такой центризм, который мы стремимся практиковать, является желанием объединить, адаптировать общество к требованиям будущего, к нуждам человека и молодежи будущего…»[788]. В ходе съезда были закреплены следующие ориентации ЦСД: 1) строительство федеративной Европы; 2) модернизация институтов: восстановление роли парламента и равновесия властей и др.; 3) развитие регионов: преобладания регионов над департаментами, четкое определение компетенций и ответственности регионов, профессиональное образование в партнерстве с предприятиями, политика обустройства территории, равновесие между сельским и городским миром; 4) социальное развитие: управление децентрализованным социальным обеспечением с ответственными администраторами, пропорциональная структура пенсий (включая принцип капитализации), создания условий обучения для лиц, воспитывающих детей, чтобы вновь найти им рабочее место[789].

Но критикуя традиционную послевоенную роль государства в социально-экономических процессах, центристы оказывались в двусмысленной ситуации. С одной стороны, они не были готовы поступиться его социальной ролью, отстаивая по-прежнему социальные гарантии и защиту граждан от рыночной стихии. С другой стороны, они не в силах были противостоять (в том числе в силу политических причин) давлению критиков чрезмерного участия государства в экономических процессах. В этом плане актуализация дискуссий о «социальном изломе», на которую сделает ставку Ж. Ширак во время президентских выборов 1995 г., в некотором роде спасла центристов от необходимости окончательного выбора и позволила сконцентрироваться больше на социальных проблемах.

В начале декабря 1992 г. Э. Альфандери в рамках дискуссий о социально-экономической стратегии правой оппозиции сформулировал пять приоритетов ЦСД. Главной заботой должен стать «социальный излом». Необходимо принять меры в пользу строительного сектора и мелких и средних предприятий. Пять основных задач: «модернизация государства и государственного сектора, достаточное развитие производственного аппарата для создания мест, профессиональное образование молодежи, рост прямой заработной платы с бюджетизацией семейных отчислений, наконец, политика равновесия между городскими и сельскими зонами. Другие лидеры социальных демократов, например Ж. Барро, призвали активно бороться с «исключениями». Б. Боссон привлекал внимание к проблеме качества жизни. Ф. Байру поднимал вопрос о беспристрастности государства и введении принципа субсидиарности[790]. Водном из интервью Э. Альфандери призвал к продолжению такой стратегии в области отчислений: «Я предлагаю разрешить налогоплательщикам вычитать для длительного накопления ежегодную предельную сумму». Он предложил «дать преимущество длительному накоплению по отношению к ликвидному накоплению», что значило бы «ставить на будущее и инвестирование»[791].

В этот период имеет место также стабилизация электората социальных демократов. Наиболее наглядно это можно продемонстрировать на основании данных, полученных французскими социологами при анализе электората социальных демократов и республиканцев.

Прежде всего, различие проходило в подходе к ценностям и самоидентификации. 49 % избирателей ЦСД определяли себя как христианских демократов, 25 % как центристов, 8 % как европеистов, 3 % как либералов. Социальные демократы, допускающие возможность третьего пути между социализмом и консерватизмом, помещали себя в центр политической шкалы, с небольшими колебаниями относительно левого или правого центра.

Кадры ЦСД оставались приверженцами экономического либерализма, особенно в вопросе приватизации и социального дерегламентирования, но без явного крена в сторону ультралиберализма. Верные идее социальной рыночной экономики, активисты ЦСД требовали сохранения некоторых завоеваний государства-провидения и перераспределительных мер. Например, 53 % кадров ЦСД считали необходимым развитие добровольного страхования, заменяющего систему социальной защиты, 42 % принимали принцип связи местных налогов с уровнем дохода, 39 % были положительно настроены к упразднению налога на крупные состояния. 80 % кадров ЦСД выступали за приватизацию. В то же время кадры ЦСД помещали себя в срединную позицию (47 %) относительно роли государства в национальном плане. 40 % кадров ЦСД позитивно оценили бы восстановление смертной казни, 45 % требовали ограничения абортов, 56 % – выступали против распространения контрацепции. 92 % высказались против разрешения ношения религиозных (исламских) атрибутов в школе, 83 % – против предоставления права голоса иммигрантам, 45 % – против строительства мечетей в крупных городах для иммигрантов мусульманского происхождения. ЦСД, таким образом, остается в рамках культурного консерватизма, питаемого традиционной моралью и ценностями, а в общем плане – наследником христианско-демократической политической культуры.

В вопросе организации правой оппозиции также можно выявить некоторые расхождения. 84 % кадров ЦСД хотели превращения «Союза центра» в автономную парламентскую фракцию, 14 % выступали за ее функционирование в рамках фракции СФД, 53 % считали возможной более автономную стратегию ЦСД на парламентских выборах против 44 %, имевших противоположное мнение, только 50 % считали необходимым участие ЦСД в деятельности и стратегии «Союза за Францию», 48 % выступали за альянс между СФД и ОПР, но с сохранением идентичности каждой партии. По отношению к НФ 55 % кадров ЦСД призывает к борьбе с ним, 37 % – к отказу от любого политического соглашения с НФ[792].

Эволюция социологии ЦСД в сравнении с предшествующим десятилетием выглядела следующим образом (в %)[793]:

В это период ЦСД стремится развивать свои федерации, но сталкивается с более сильной нотабилитарной традицией в лице местных и национальных депутатов. ЦСД так и не изменил методов общения с избирателями. Во время избирательных кампаний он организовывал сравнительно мало митингов, а его съезды оставались сугубо внутренним делом. Попытки наладить взаимодействие активистов и избирателей, симпатизирующих партии, во время партийных мероприятий часто сталкивалось с финансовыми трудностями и слабым участием. Однако ЦСД удалось сохранить основы демократического функционирования партии[794].

В октябре 1992 г. прошли выборы нового председателя Сената (взамен уходящего А. Поэра) после обновления на 1 /3 его состава в сентябре. В первом туре Р. Монори одержал победу над всеми кандидатами, в т. ч. и над голлистом Ш. Паскуа. В итоге Р. Монори стал новым главой Сената (занимал этот пост до 1995 г.). Сами выборы были организованы в рамках соглашения ОПР и СФД о первичных выборах. Поэтому во втором туре Ш. Паскуа, занявший второе место по итогам первого тура, снял свою кандидатуру в пользу Р. Монори[795].

Правая оппозиция предпочитает в эти месяцы говорить о моральном, культурном и экономическом кризисе, охватившем французское общество вследствие действий левого правительства, преподнося свою альтернативу как шанс оздоровления. Однако ее единство было поставлено под сомнение вероятностью нового сосуществования. В январе 1993 г. Ф. Миттеран заявил, что останется на своем посту независимо от итогов парламентских выборов, посвятив себя внешней политике, защите институтов, защите солидарности и сохранению социальных приобретений. В ОПР склонялись к мысли, что в данных обстоятельствах не остается ничего иного, как уважать институты и принять сосуществование. В СФД же были очень враждебны новому опыту. Глава СФД В. Жискар д’Эстен утверждал, косвенно полемизируя с Ж. Шираком, что «если правые хотели бы отвергнуть сосуществование, то они должны были бы это сделать до выборов». 10 января 1993 г. П. Меньери заявил, что «новое сосуществование нежелательно для интересов страны и надо сделать все, чтобы оно не произошло». Центристы указывали, что если сосуществование будет иметь место, то оно, несомненно, будет конфликтным и будет препятствовать принятию необходимых решений для оздоровления страны[796]. 10 февраля 1993 г. ОПР и СФД представили проект «Союза за Францию».

На парламентских выборах 21 и 28 марта 1993 г. большинство голосов (44,1 %) и 2/3 мест в парламенте получили ОПР и СФД (соответственно 258 и 215 мест), другие правые – 36 мест. Социалисты и левые радикалы получили 67 мест, коммунисты – 23 места[797]. Социальные демократы (среди которых не переизбираются Б. Стази, Ж.-М. Каро и др.) добились 59 мест в новом парламенте, но их представительство составило только половину от представительства РП (1 Об)[798].

В начале апреля 1993 г. центристы выдвинули условием создания единой парламентской фракции СФД поддержку кандидатуры Д. Боди, вице-председателя ЦСД, на выборах председателя Национального собрания, что и было подтверждено на уровне руководства конфедерации[799]. Д. Боди выставил свою кандидатуру, но был забаллотирован[800]. После этого он обвинил Республиканскую партию в «предательстве», так как многие ее депутаты предпочли поддержать кандидатуру голлиста Ф. Сегёна. Данный инцидент послужил новым толчком к дискуссии о месте и роли ЦСД в новом большинстве. Ф. Байру, Б. Боссон и Э. Альфандери указывали, что этикетки центра уже недостаточно, что необходимо выйти за его рамки, сотрудничая с РП в рамках единой и солидарной фракции СФД. Хотя при этом Б. Боссон не скрывал своего антижискардизма и считал, что в такой ситуации СФД останется всего лишь «предвыборным альянсом»[801].

Тем не менее, не желая допустить ситуации 1988 года, В. Жискар д’Эстен пошел на определенные уступки. Парламентская фракция СФД получила название «Союз за французскую демократию и центр» и насчитывала 216 депутатов. В рамках этой фракции центристы создавали свою «подгруппу» – «Центристский союз» – из 59 депутатов с собственной структурой, бюро, финансовыми и материальными средствами. Ее главой стал председатель парламентской комиссии по финансам Ж. Барро, заместителями – Д. Боди и Ж.-Ж. Пест. «Центристский союз» существовал на автономных началах в рамках парламентской фракции СФД. Его задачами были укрепление во фракции СФД центристской тенденции и усиление связей между депутатами и министрами от ЦСД[802].

После своего прихода к власти правительство Э. Балладюра приступает к реформам. По закону от 8 июля 1993 г. правительство объявило о продаже в частную собственность основной доли еще находившихся в руках государства финансово-промышленных групп. В государственной собственности остались только железные дороги, метро, часть телевидения, некоторые угольные шахты. В соответствии с предвыборными обещаниями правительство выдвинуло на первый план задачу борьбы с инфляцией путем сокращения государственных расходов. Были уменьшены средства на нужды образования и здравоохранения. Правительство продолжило курс на расширение масштабов частичной занятости в стране. Облегчались условия вступления на рынок труда молодежи. Ограничивался въезд иммигрантов в страну. Правительство объявило, что намерено «свести иммиграцию к нулю». Французский банк получил независимость в своих полномочиях[803]. Однако наряду с очевидными успехами правительство Э. Балладюра познало и трудности. Уже с начала 1994 г. социально-экономическая ситуация начинает постепенно ухудшаться. В декабре 1993 г. был зарегистрирован новый рост безработицы, составивший 3 300 000 человек. Наконец, привела к мощным протестам попытка правительства ввести «контракт профессионального включения» (CIP), расцененный профсоюзами как намерение ввести оплату ниже гарантированного минимума[804].

Социальные демократы делегировали в новое правительство Э. Балладюра четырех министров (из общего числа 23): П. Меньери (министр юстиции и государственный министр), Ф. Байру (министр образования), Э. Альфандери (министр экономики и финансов) и Б. Боссона (министр оснащения, туризма и транспорта). Их деятельность внесла свою лепту во второй опыт сосуществования.

По инициативе П. Меньери в 1993–1995 гг. были предприняты некоторые реформы в области правосудия: введение в Высший совет магистратуры лиц, назначаемых президентом, председателей Национального собрания и Сената, глав Государственного совета и магистратов, определяемых избираемой коллегией, присутствие министра юстиции как комиссара правительства в таком Совете. При этом придание Дворцу правосудия строго юридических функций должно было сопровождаться исключением любой политической тенденции. Это было реализовано через избрание «политических членов Дворца правосудия» обеими палатами парламента. По мнению П. Меньери, правосудие должно было оставаться одной из главных регулирующих функций государства. Судебные процедуры должны быть упрощены и облегчены. Уголовная политика должна быть усилена для лучшего обеспечения безопасности граждан и предотвращения рецидива преступлений[805].

В мае 1993 г. по инициативе П. Меньери была одобрена реформа кодекса о гражданстве. По этому кодексу, например, для детей, рожденных родителями-иностранцами во Франции, вводилась обязательность добровольного заявления для получения французского гражданства. Устанавливался двухлетний период получения французского гражданства в случае брака между французом и иностранцем. В то же время ставилось под вопрос приобретение французского гражданства с момента рождения для детей, рожденных во Франции родителями, в свое время родившимися в Алжире до обретения им независимости. Последняя норма была введена для ограничения иммиграции из стран Магриба[806]. По инициативе П. Меньери был изменен состав Высшего совета магистратуры, правила его функционирования и полномочия. Но, по словам Э. Балладюра, став более независимым от исполнительной власти и политического давления, Совет попал под влияние самих магистратов. Кроме того, был создан Суд республики, что положило конец беспомощности Верховного суда и позволило «установить настоящую уголовную ответственность министров, не парализую правительственную деятельность»[807].

В ноябре 1993 г. был реформирован уголовный кодекс. Расширялись полномочия суда присяжных и ужесточались наказания (за убийства и насилие над несовершеннолетними), особенно с целью избежать рецидива преступлений[808]. Однако предложения восстановить смертную казнь, возникшие в ходе дискуссий, не встретили широкой поддержки даже среди самих депутатов нового большинства. Сам П. Меньери столкнулся с оппозицией профсоюзов работников правосудия и даже враждебностью в ЦСД. Например, Д. Боди призвал к проведению референдума по вопросу восстановления смертной казни[809]. Под давлением Сената П. Меньери был вынужден смягчить некоторые положения законопроекта, ограничив, в частности, пожизненное наказание тридцатилетним сроком заключения[810].

Бурные дискуссии вызвали инициативы министра образования Ф. Байру. 8 июня 1993 г. Национальное собрание проголосовало за ревизию «законов Фаллу», касавшихся системы финансирования частного образования. Однако Ф. Миттеран отказался поставить вопрос о пересмотре этих законов в повестку дня чрезвычайной сессии парламента. Дискуссия была перенесена на осень, а само дело передано на рассмотрение Сената. 15 декабря 1993 г. Ф. Байру вновь поставил вопрос о ревизии «законов Фаллу». Как отмечал Э. Балладюр, «речь шла о гарантии равенства жалования между государственным и частным образованием и, следовательно, о снятии запрета, сделанного коммунам и местным коллективам, финансировать структуры частного образования выше 10 % от суммы инвестиций»[811]. Теперь местные коллективы могли финансировать оснащение частного образования и заключать соответствующие контракты. Против ревизии выступили профсоюзы национального образования и светские движения, поддержанные левыми партиями. Оппозиция считала, что принятые изменения нарушают равновесие между «двумя школами». По ее мнению, суммы, которые местные коллективы будут определять для частных школ, могут быть предоставлены лишь за счет сокращения бюджета, предназначенного для государственного образования. Однако сам законопроект предлагал частично уравновесить условия финансирования государственных и частных школ.

16 июня 1994 г. Э. Балладюр и Ф. Байру представили «новый контракт для школы», содержащий 155 предложений для реформы или улучшения функциональной и педагогической организации национального образования. 20 сентября 1994 г. Ф. Байру публикует циркуляр, запрещавший ношение в школах показных религиозных знаков. Этот текст устанавливал деление между признаками прозелитизма и дискриминации, которые запрещались. В то же время Еврейская консистория заявила, что эти меры (например, запрещение киппы) плохо поняты сообществом. Ректор Парижской мечети указал, что изучает возможность создания частных мусульманских школ[812].

Между тем французский историк А.-Ж. Слама отмечал, что эти реформы могли бы помочь «больному институту». По его мнению, при условии ограничения нейтральности частных учреждений расходы на их оснащение не способствовали бы личному обогащению и шли бы в «направлении общего интереса». Пересмотр старого законодательства означал «призыв к частному сектору компенсировать недостатки государственного сектора, блокированного корпоративизмом и ставшего бездной для государственного бюджета». При этом государство сохраняло контроль над программами обучения, персоналом и дипломами. «В вопросе образования конкуренция между образовательными учреждениями, благоприятствующая реальной автономии управления и сочетающая систему национальных и местных стипендий, могла иметь только положительные результаты»[813], – заключает историк.

Результаты парламентских выборов и реинтеграция ЦСД в единую фракцию СФД, по сути, знаменовала конец нового периода автономии центризма. Но одновременно социальные демократы вступают в новую фазу, которую можно обозначить как окончательное примирение с голлизмом и символом которой стала их горячая поддержка Э. Балладюра. В свое время сделав антиголлизм краеугольным камнем своей стратегии, теперь христианская демократия видит в голлисте своего кандидата на президентские выборы.

Осенью 1993 г. ЦСД начинает демонстрировать симпатии Э. Балладюру. Тенденция проявляется в рамках кулуарных дискуссий среди голлистов, республиканцев и др. политических партий о «другой политике» или о «дополнении» к правительственной деятельности. По мнению газеты «Фигаро», ЦСД постепенно начинает «балладюризироваться». При этом центристы уже не вспоминали о Р. Барре или М. Рокаре, равно как и о Ж. Делоре, который предлагал «союз всех защитников Европы». Ф. Дуст-Блази так выразился об этом «интеллектуальном кокетстве, которое заключается в выставлении выгодных условий критике по отношению к самому популярному премьер-министру V Республики»: «Моя политическая семья, которой премьер-министр доверил важные посты, должна стать ближайшим хранителем Эдуарда Балладюра»[814].

Однако сохраняя видимость внешнего спокойствия, и демонстрируя благожелательность в отношении премьер-министра, внутри ЦСД оказался полон острой борьбы. В 1993 г. скончался Ж. Леканюэ. В самой партии назрела смена поколений. Но новый раунд борьбы снова затронул прежде всего пост председателя партии. Достигнутый ранее компромисс оказался поставленным под вопрос. Противостояние между П. Меньери и Б. Боссоном вспыхнуло с новой силой, тогда как Ф. Байру по-прежнему сохранял нейтралитет, выступая за тесную интеграцию ЦСД в СФД и считая, что П. Меньери должен сохранить свой пост до президентских выборов 1995 г.[815]

В марте 1994 г. П. Меньери предложил Б. Боссону решить вопрос о власти в рамках внеочередного съезда, который он готов был созвать после проведения планового съезда 21–23 апреля 1994 г. в Руане. Б. Боссон в ответ предложил созвать такой съезд до конца декабря текущего года, тогда как П. Меньери предпочитал начало следующего года. Целью П. Меньери было остаться председателем партии в момент определения президентской стратегии ЦСД[816]. После нового раунда внутрипартийных дискуссий был достигнут новый компромисс: П. Меньери оставался председателем партии ЦСД до конца года и обязывался больше не выставлять свою кандидатуру, оставляя тем самым свободным поле маневра генеральному секретарю партии. Следовательно, съезд в Руане превращался в обычный «съезд идей»[817]. Накануне съезда руководство ЦСД дало согласие на кандидатуру Д. Боди в качестве главы списка СФД на предстоящих вскоре европейских выборах, что потом подтвердил съезд партии[818].

6 апреля 1994 г. политическое бюро СФД, несмотря на протесты республиканцев, официально высказалось в пользу Д. Боди как главы общего списка СФД-ОПР на европейских выборах. Кампания по европейским выборам испытала сильное воздействие результатов референдума по ратификации Маастрихтских соглашений, расколовших французское общественное мнение. Даже Д. Боди был вынужден смягчить федералистские устремления, чтобы несколько успокоить националистическое крыло ОПР. Сами выборы были увязаны с национальными дискуссиями. Совместный проект большинства подтверждал уважение календаря этапов интеграции, предусмотренного Маастрихтским соглашением, касающегося координации экономической политики государств и создания единой валюты. Речь шла о «развитии экономического и валютного союза на службе роста и занятости». Подчеркивались принцип свободного перемещения лиц, защита европейских интересов во внешнеторговых обменах, достижение мира и стабильности в Европе, общей безопасности, укрепление европейских институтов (через введение президентской должности и удлинения до года продолжительности председательства в Совете) и расширение средств контроля Совета над Комиссией[819].

12 июня 1994 г. на европейских выборах список большинства ОПР-СФД, ведомый Д. Боди, набрал 25,58 % голосов, список ФСП, ведомый М. Рокаром – 14,49 %. Наряду с этим получают поддержку маргинальные списки Б. Тапи (12,03 %) слева и Ф. де Виллье (12,33 %) справа[820].

Возвращаясь к съезду в Руане, отметим, что он, как и ожидалось, стал «съездом идей», лишенный политической интриги. Была принята новая социально-экономическая платформа ЦСД под названием «Новая социальная данность»[821]. Восемь ключевых тем были определены для анализа: занятость, социальная сплоченность, социальная защита, семейная политика, государство и его структуры, Европа как «могущественная держава», расширение полномочий европейских институтов, создание «Европы людей».

В проекте констатировался социальный кризис во Франции в области семьи, нравов и т. п. (р.4) «Наше общество построено на технологическом прогрессе и непрерывном росте материальных нужд. Эта комбинация двух факторов позволяла поддерживать занятость», – говорилось в документе. Теперь же необходимо новое размышление о солидарности, социальной защите и проблемах, выдвигаемых постиндустриальным обществом, необходима налоговая реформа, новое равновесие между отчислениями и финансированием через государственный бюджет, осознание свое ответственности, деконцентрация, децентрализация и экспериментирование (р.4–5). Необходимо уделять больше внимания образованию и занятости (р.7), упорядочить социальные платежи и ввести новую организацию труда (разделение труда, труд с неполным рабочим временем) (р.8). «В самом общем виде, трансфер социального бремени государству является привилегированным средством снижения стоимости труда, чтобы поддерживать занятость, не обременяя конкурентоспособность предприятий… К новой организации труда предприятия, его человеческим отношениям, его правилам и времени труда. Все эти элементы нуждаются в том, чтобы быть переосмысленными в тесном согласовании с рабочими путем референдума на предприятии, например, и/или социального эксперимента на предприятии» (р.8–9). В проекте отмечается, что большая часть финансовых, технологических, коммерческих и прочих инноваций дают в общем виде экспериментирование. Постоянно предписывается «использовать референдум, чтобы утвердить социальную инновацию (по времени работы, предвзятости увольнений и т. д.)» (р.9).

Главными пунктами «социальной связи» выступают семья, школа и труд. Проект призывал бороться с исключением, радикализацией иммигрантских сообществ в стране, с новыми проявлениями насилия, предупреждать правонарушения (р.12–13). В то же время ставились проблемы фиксирования уровня доходов и расходов, а также уровня протекции, роли парламента, правительства и социальных партнеров, местных коллективов в оказании социальной помощи, проблема финансирования социального обеспечения, расходов на здравоохранение (р. 14–15). Эволюция французского общества также ставила проблему пенсий, капитализации или социальных трансфертов, пенсионного возраста ив целом защиты престарелых (р.16). Наконец, в проекте поднимались вопросы семейной политики: родительские пособия для различных уровней воспитания детей, жилищные условия, семейные расходы в социальной политике государства, подчинение семейной прибыли налогу на доход (р.17). Подчеркивалась необходимость децентрализации государства в пользу регионов и департаментов, социальная роль профсоюзов как социальных партнеров, наделение предприятий социальной ответственностью (р. 18).

Развивая идеи «новой социальной данности», П. Меньери признавал, что существуют категориальные неравенства (когда противопоставляют престижные и менее престижные профессии), барьеры, которые ставят профессиональные организации на пути реформ, проблема «исключенных» из общества людей. Общество само создает неравенства. Однако неравенства «являются приемлемыми, лишь если они действительно соответствуют общему благу, и они являются действенными, лишь если они компенсируются усилием и творчеством, а не служебными или корпоративными привилегиями»[822]. По мнению П. Меньери, решение проблемы занятости состоит в следующем. Новая политика должна включать концентрацию государства на своих главных функциях и ограничение государственных расходов, упразднение чрезмерных социальных расходов, переоценку роли профессионального образования, гибкость в управлении предприятием, политику в пользу мелких и средних предприятий[823]. П. Меньери предлагал принятие пятилетнего плана-закона по занятости. Он должен учитывать развитие занятости с неполным рабочим временем, постепенное снижение срока выхода на пенсию до 55 лет, развитие сферы услуг и занятости в этом секторе, установление коллективных работ[824].

В этот период СФД переживает новую волну разногласий и структурных перестроек, которые будут иметь для него далеко идущие последствия. РП, ЦСД и Радикальная партия выражают свою поддержку Э. Балладюру. Только Ф. Байру отстаивал тезис о том, что СФД должен выдвинуть собственного кандидата. Одновременно усилить свои позиции старается В. Жискар д’Эстен, в тактике которого проскальзывало явное намерение столкнуть Балладюра и Ширака между собой. Но официальная стратегия ЦСД на президентских выборах оставалась все еще зависимой от официального выбора СФД, хотя большинство руководителей социальных демократов открыто поддерживали Э. Балладюра. Однако для социальных демократов большую интригу представлял вопрос, кто станет председателем ЦСД. 1 сентября 1994 г. Ф. Байру неожиданно объявил, что будет бороться за этот пост, смешав все карты главному претенденту Б. Боссону[825]. В статье в партийном журнале он написал: «Я мечтаю о центре, который будет управлять Францией, а не о центре, который постоянно задается вопросом, с каким правителем поссориться»[826].

В начале декабря 1994 г. накануне открытия внеочередного съезда ЦСД Ф. Байру и Б. Боссон вступили в открытую конкурентную борьбу за пост председателя партии. Ф. Байру заручился поддержкой федераций Парижа, Иль-де-Франса, Юго-запада, Атлантических Пиренеев, Иль-и-Вилен. Между ним и Б. Боссоном сохранялось равновесие на Западе. Зато традиционные бастионы христианской демократии оказались более лояльными Б. Боссону, в особенности Нор и Эльзас[827].

10-11 декабря 1994 г. в Париже прошел внеочередной съезд ЦСД, который должен был окончательно решить вопрос о новом председателе партии. Б. Боссон защищал тезис об автономии и оригинальности ЦСД и сводил функцию СФД к избирательному картелю[828]. Если Б. Боссон выступал сторонником сохранения оригинальности ЦСД и преемственности идей, то Ф. Байру выступил инициатором расширения ЦСД и создания «крупного политического движения, способного управлять Францией, Европейской народной партии по-французски», то есть открытости христианской демократии другим течениям. В отличие от Б. Боссона Ф. Байру предпочитал говорить о сохранении присутствия ЦСД в СФД, союзнических отношениях с ОПР и РП. Оба кандидата на председательство апеллировали к активистам партии. Их выступления, часто носившие личностный характер, были крайне политизированными, в них прослеживалось стремление опираться на преемственность политических идей[829].

11 декабря состоялось решающее голосование. Новым председателем партии был избран Ф. Байру (он получил 655 голосов), тогда как Б. Боссон потерпел поражение (он набрал только 490 голосов). П. Меньери, а также Р. Монори и большая часть руководства ЦСД поддержали именно Ф. Байру. Сыграло свою роль и то обстоятельство, что Байру, в отличие от Боссона, хотевшего увлечь ЦСД за Э. Балладюром, считал, что ЦСД должен выбирать своего кандидата только в январе, когда о своих притязаниях заявят все претенденты[830].

С начала 1995 г. партии СФД постепенно начинают определять свою стратегию на президентских выборах. В середине января 1995 г. Э. Балладюр официально объявил о выдвижении своей кандидатуры на пост президента Республики, противопоставив себя официальному кандидату голлистов Ж. Шираку. Основной лозунг его предвыборной кампании гласил: «Равенство шансов, свобода и Европа». Сама программа оказалась разбитой на шесть пунктов, касавшихся занятости, социального страхования, отношений между государством и гражданином, гуманизации общества, европейского строительства и решающей роли Франции в мире[831]. 21 января 1995 г. политический совет ЦСД высказался в поддержку кандидатуры Э. Балладюра. Условия поддержки ЦСД кандидатуры Э. Балладюра были следующими: абсолютный приоритет борьбе с социальным исключением и безработицей, продолжение европейского строительства, децентрализованное и беспристрастное государство, являющееся гарантом независимости правосудия и честности в публичной, национальной и локальной жизни[832]. Ф. Байру формально не препятствовал принятию решения партии о поддержке Балладюра, оговаривая свою особую позицию. Позднее он утверждал: «Я никогда не думал, что он [Балладюр. – Д.Ш.] выиграет. Я говорил об этом его окружению. Мой инстинкт мне подсказывал, что это не пройдет по социологическим причинам. У него была слишком большая дистанция с народом… Я был обязан его поддержать, так как почти весь СФД перешел на его сторону. Все мне говорили, что он выиграет, но я ему тогда сказал: “Посмотрите вокруг себя, вы не найдете ни одного балладюровца”»[833].

В первом туре президентских выборов 23 апреля 1995 г. победил Л. Жоспен, набравший 23,30 % голосов. На втором месте оказался Ж. Ширак– 20,84 %. Э. Балладюр набрал только 18,58 % голосов. Среди остальных кандидатов голоса распределились следующим образом: Ж.-М. Ле Пен – 15 %, Р. Ю – 8,64 %, А. Лагийер – 5,30 %, Ф. де Виллье– 4,74 %, Д. Вуане– 3,32 %. Во втором туре 7 мая Ж. Ширак получил 52,64 % голосов избирателей и был избран новым президентом Республики (Л. Жоспен набрал только 47,36 %)[834].

После президентских выборов Ж. Ширак не стал распускать парламент, в котором правые имели большинство. Но произошли изменения в составе правительства. Новым премьер-министром стал его давний соратник А. Жюппе. Все министры от СФД, поддержавшие Э. Балладюра (за исключением Ф. Байру и Ф. Дуст-Блази, примкнувших к Ж. Шираку после первого тура голосования), были исключены из состава нового правительства. От ЦСД в новое правительство вошло пять министров (из общего числа 26): Ф. Байру сохранил пост министра национального образования, Ж. Барро был назначен министром труда, социального диалога и участия, Ф. Дуст-Блази – министром культуры, Ж. Артюис – министром экономического развития и планирования (с августа 1995 г. – экономики, финансов и планирования), К. Гоасген – министром по реформе государства, децентрализации и вопросам гражданства. Впервые за последнее десятилетие ЦСД получил в свою ответственность посты, связанные с экономикой, децентрализацией или реформой государства. На страницах партийного журнала Ф. Байру писал: «Мы представлены во всех областях правительственной деятельности… Место, зарезервированное таким образом за центром, вписывается в логику состава большинства: чтобы представлять Францию в ее разнообразии, было необходимо, чтобы большинство оставалось разнообразным. Оно находится в согласии по достижению цели, но оно объединяет различные течения, дополняющие и уважающие друг друга»[835].

Стабилизация влияния центристов имела место на прошедших 11 и 18 июня 1995 г. муниципальных выборах. В городах с населением в более 30 тыс. жителей из 19 уходящих мэров были переизбраны 17. В городах с населением от 9 до 30 тыс. жителей центристы победили в 12 городах, а в 10 проиграли, в том числе в 4 по причине давления Национального фронта[836].

Но в том же месяце ЦСД оказался вовлечен в расследование, связанное с финансированием партии. Полиция допрашивала казначея и помощника генерального секретаря Ф. Фроман-Мёрису, близкого в свое время к П. Меньери[837].

На этом фоне СФД переживает новый период борьбы за влияние внутри партии, связанный с наступлением республиканцев. Очевидно, что существование СФД в прежнем виде неизбежно будет поставлено под вопрос, как и вообще необходимость его сохранения. Ж. де Робьен стал главой парламентской фракции вместо Ш. Мийона, поддержавшего Балладюра. 30 июня Ф. Леотар стал председателем РП вопреки мнению Жискар д’Эстена. Его возвращение на первые роли в руководстве партии, а значит, и в руководстве СФД, знаменует начало решающего наступления на позиции В. Жискар д’Эстена и закрепление лидирующей роли республиканцев в большинстве[838].

Ф. Байру в эти дни инициирует дискуссии о будущем своей партии. Согласно Ф. Байру, в новом правительственном большинстве должны присутствовать три идеологических течения: либеральное, республиканское и бонапартистское (голлисты), демократическое и гуманистическое (наследие социального католицизма). С этой целью Ф. Байру предложил своей партии «сменить название, чтобы продемонстрировать новое лицо и новый проект, чтобы полностью реализовать свой демократический проект (…) и свой народный облик, свою амбицию примирить народ и элиту»[839].

В конце июня 1995 г. политический совет ЦСД единодушно одобрил реформу партии. Осенью планировалось созвать внеочередной съезд. Резолюция политического совета ЦСД давала мандат своему руководству (председателю и политическому бюро) на организацию съезда. «Этот съезд должен будет принять решение о трансформации ЦСД в крупное народное и демократическое движение, способное придать центру огромную политическую силу. Эта трансформация будет подготовлена в координации со всеми, кто заинтересован этим демаршем объединения. Она будет подготовлена через работу по формулированию основополагающих идей, вокруг которых будет строиться новая сила»[840], – говорилось в резолюции. Также был поставлен вопрос о будущем СФД. По словам газеты «Фигаро», «трансформация ЦСД является первым приближением к полному реструктурированию либерального течения». Был предложен вариант коллегиального руководства конфедерацией с республиканцами, нечто вроде «директории»[841].

Данная ситуация имела следствием важные изменения среди центристов. После объявления о своем сближении с «прямыми членами» и радикалами руководство Социал-демократической партии объединилось сЦСД в ноябре 1995 г. Одновременно произошло объединение радикалов и «прямых членов» СФД в рамках движения «СФД – республика и обновление»[842].

24 ноября 1995 г. прошел последний национальный политический совет ЦСД, который подтвердил исчезновение этой партии и создание на ее основе новой – «Демократической силы». Новая партия призвана была проделать эволюцию от партии нотаблей и кадров, какой был ЦСД, к «партии активистов». Предполагалось, что на всех уровнях кандидаты «Демократической силы» будут избираться активистами, а не руководящими инстанциями партии. По словам Ф. Байру, новая «партия является первой попыткой обновления политической деятельности в проекте новой демократии. Партии были задуманы ради взятия власти, вокруг идеи, согласно которой граждане делегируют им свою ответственность. Итак, эта идея умерла. Она живет и будет жить еще некоторое время, но сегодня граждане хотят сами быть ответственными за свою собственную жизнь. Демократическая сила намеревается подготовить общество к этому…»[843]. Другим важным новшеством было введение в идеологический дискурс понятия «светскости», сочетавшегося с «христианским видением человека» и более общим понятием гуманизма. На этом основании этикетка христианской демократии снова была отброшена. Наконец, была поставлена четкая цель – завоевать власть. Данная цель основывалась на влиянии партии: по состоянию на 1994 г. 52 650 членов, 63 депутата и 59 сенаторов, 4 европейских депутата, 315 генеральных советников и 19 глав генеральных советов, 105 региональных советников и 1 председательство в региональном совете, 20 мэров городов с населением более 30 тыс. жителей[844].

25 ноября 1995 г. принимается «Хартия ценностей» «Демократической силы», в которой были зафиксированы основные идеологические принципы новой партии (гуманизм, приверженность европейской интеграции, принцип субсидиарности в организации власти, политики и экономики, внимание к социальным проблемам общества).

В «Хартии» не было никакой отсылки к христианской демократии, но сохранялась привязанность к социальным и европейским ценностям, ориентация на развитие человеческой личности и сообществ, что все же свидетельствовало о преемственности доктрины. «Человеческая личность располагает высшими и неотъемлемыми правами, которые никто не может оспорить, и которым все подчинено в социальном, политическом и государственном порядке». В политическом плане речь шла о строительстве демократии, которая «дает каждому гражданину достоинство и вес ответственного лица, принимающего решения». Хартия призывала к уважению и признанию всех политических традиций, уважению любого рода гуманизма (христианского, социального, либерального или светского). «Демократическая сила» объявлялась открытой всем тем, кто разделяет ее идеалы.

В доктринальном плане провозглашались: 1) идея нации, как сообщества людей («сообщества судьбы французов»), призванного защитить от национализма, приверженность европейской интеграции (Европа как «сообщество цивилизации»), главным вдохновителем которой должна оставаться Франция (речь в данном случае шла о развитии общей политики в области прав и свобод человека, экономики, социальной жизни, обороны, внешней политики), 2) республиканские ценности (как «общее благо всех французов», поскольку именно республика гарантирует равные права и обязанности граждан, защиту и социальные, политические или юридические гарантии), 3) идея светскости институтов (как гарантия существования пространства религиозных и философских убеждений, культурных традиций, регионального своеобразия, разрешения конфликтов). В Хартии уделялось большое внимание социальной политике, в центре которой должна находиться семья, функционированию социальной рыночной экономики, участию граждан в управлении предприятием, экономикой, основанной на партнерстве труда и капитала. Важным было декларирование в Хартии идеи субсидиарности в организации власти и политики, тезиса о развитии промежуточных корпусов, профсоюзов, ассоциаций и политических партий[845].

В апреле 1996 г. на политическом совете «Демократической силы» был одобрен новый устав партии, фиксировавший права активистов: право на информацию, на инициативу, определение кандидатов, избрание председателя партии всеобщим голосованием. Но другое новшество ограничивало «анархию» активистов. Федеральные секретари партии назначались национальным бюро после консультации с департаментским руководящим комитетом, хотя ранее они избирались членами партии[846].

Таким образом, завершается почти двадцатилетний период существования ЦСД как партии христианской демократии, черпавшей свои истоки и преемственность в ее довоенной истории и существовании МРП. Однако за этот период французская христианская демократия прошла значительную эволюцию на пути «примирения» с другими крупными политическими культурами современной Франции – либерализмом и голлизмом. Текст Хартии, принятой на учредительном съезде «Демократической силы», как раз свидетельствует об итоге этой эволюции и «примирения», являясь плодом широкого национального консенсуса и переплетением как собственно христианско-демократических идей, так и требований, уходящими в историю других политических культур. Как ранее в случае с «Демократическим центром» Ж. Леканюэ новая партия, руководимая Ф. Байру, была нацелена на выход за рамки христианской демократии.

Глава вторая