Это сотрудничество двух людей — психолога и клиента, причем психолог лишь направляет, а основную часть работы человек должен проделать сам.
И вот еще что очень важно. Святоотеческое учение говорит нам о том, что страсть — это не преступление, а недуг, болезнь. Христианский психолог стоит на тех же позициях. Если у человека есть психологические проблемы, это не значит, что он какой-то «неправильный», какой-то «не такой». Это значит, что он нуждается в помощи, в терапии. И в этом смысле психолог и аскет мыслят одинаково — каждый на своем уровне. Надо только научиться эти уровни, с одной стороны, различать, а с другой — пользоваться достижениями и ресурсами каждого из них для своего духовного совершенствования и спасения. В этом плане «психологическая наука, — как пишет священник Вадим Коржевский, — должна стать тем зеркалом, смотрясь в которое всякий сможет увидеть, что недостает его бессмертной душе и что нужно исправить в свойствах своей нравственной жизни для достижения полного уподобления Богу как Первообразу своему. Как знания анатомии и физиологии дают возможность освоить искусство врачевания, так и психологические знания призваны помочь освоению подвижнического искусства, цель которого — не только правильно поставить диагноз болезни душевной, но и определить систему ее лечения. Психология должна заключать в себе аскетику, как почва — семя. С одной стороны, как семя, содержащее в себе развитие и плод, вне почвы не может этого дать, так и аскетика как деятельность вне психологии оказывается нежизнеспособной. С другой стороны, психология, будучи фундаментом для аскетики, как почва для семени, без семени может оказаться источником душевных плевел…»[246]
Глава XVВера и религиозность как объекты психологического исследования
…Думая о Боге, человек думает и о себе самом, и религиозное сознание человека всегда и непременно является составной частью его самосознания.
Н. В. Инина[247]
В представлении многих проблема веры сводится лишь к отличию конфессиональных особенностей, а психологические механизмы, опосредующие разнообразие как религиозных, так и обыденных форм и направлений веры, выявляющие разницу между предрассудками, суевериями, фанатизмом и другими видами веры, остаются в тени. В данной главе хотелось бы кратко проанализировать некоторые тенденции в исследованиях веры и религиозности, устоявшиеся в психологической литературе. Преимущественное обращение при этом к работам классиков зарубежной психологии связано прежде всего с тем, что в отечественной психологии советского периода вплоть до 90-х гг. XX века темы веры и религиозности находились под строгим идеологическим запретом и практически не разрабатывались (см. раздел первый, главы I, II). В заключительной части исследования будет предпринята попытка выделения единых классификационных оснований веры как психологического феномена.
Исторически именно в пространстве религиозной жизни человек искал ответы на основополагающие вопросы бытия. Осмысление собственной судьбы, свобода и ответственность, любовь и милосердие — эти и другие фундаментальные категории находили наиболее полное выражение именно в религиозном контексте. Однако важнейшие в духовном и нравственном смысле опоры человеческой жизни рассматривались главным образом в модусе религиозного «долженствования», оставляя вне психологического внимания многообразные их искажения, не совпадающие с обозначенным эталоном и наблюдаемые в реальной жизни живых людей. В результате психологические причины такого рассогласования «должного» и «сущего» оставались в тени. Как считает проф. В.И. Слободчиков (см. раздел первый, главу VII), обычно в богословских трудах понятие «становление» оттеснено понятием «ставшее», описанием уже случившихся, произошедших явлений и состояний (в том числе психологического порядка), но почти никогда нет ответа на вопросы: как же они возможны, как они становятся в онтогенезе.
Первые шаги по психологическому осмыслению религиозности и веры были сделаны в рамках общей психологии. Именно общепсихологический подход, ориентированный на исследование инвариантных, общих для всех психологических феноменов, в большой степени определил главный предмет изучения — внутренний мир верующего человека.
Признанным лидером здесь является Уильям Джемс. В противовес большинству исследователей, которые склонялись исключительно к изучению нормативных религиозных формообразований, мифов и культов, Джемс считал, что феномены религиозного сознания становятся объектами внимания (психологов) лишь с того момента, когда вероучительные нормы пробуждают в сознании верующих живое переживание. «С первого шага, — писал Джемс, — мы встречаем пограничную линию, проходящую через всю область религии. По одной стороне ее находится религия как учреждение, по другой — как личное переживание… Внешний культ, теологические системы, обрядность и церковная организация представляют существенные черты первой ветви. Если бы мы сосредоточили свое внимание на ней, то должны были бы дать религии определение как некоему внешнему действию, имеющему целью привлечение к себе милости богов. Наоборот, в религии личного характера центр, на котором должно сосредоточиться внимание, составляют внутренние переживания человека, его совесть, его одиночество, его беспомощность и несовершенство… Действия, к которым побуждает такого рода религиозность, имеют не обрядовый, а чисто личный характер: человек сам для себя определяет свой долг, и церковная организация с ее священнослужителями, обрядами и другими посредниками между личностью и божеством отступает на второй план. Устанавливается непосредственное общение сердца с сердцем, души с душой, человека с Творцом»[248].
Описывая и исследуя религиозные переживания конкретного человека, Джемс говорил о «личной религии», которую иные, с его точки зрения, могли бы назвать совестью или нравственностью. Личное религиозное переживание рассматривалось им как первооснова для любой религиозной системы. Таким образом, Джемс предлагал видеть в религии «совокупность чувств, действий, опыта отдельной личности, поскольку их содержанием устанавливается отношение ее к тому, что она почитает Божеством»[249].
Наблюдения за феноменами личной религиозности, выявление похожих, близких по содержанию переживаний позволили Джемсу сформулировать общие для всех верующих людей характеристики религиозности: ощущение причастности к высшей истине; переживание «обновления сознания»; «значительное состояние души», порождающее «серьезное отношение к жизни»; ощущение радости и легкости того, что «при других обстоятельствах является игом суровой необходимости»; радостная готовность человека по «естественной склонности совершать поступки, которые при иных обстоятельствах требуют волевого усилия и внутреннего преодоления себя»[250]. Таковы некоторые существенные особенности, характерные, по мнению Джемса, для большинства верующих независимо от их конфессиональной принадлежности.
Необходимо отметить, что Джемс был одним из первых ученых, который связал психологические исследования веры и религиозности с понятием бессознательного. Достаточно вспомнить основные характеристики мистического опыта, обозначенные Джемсом, чтобы понять, какую роль бессознательное играет в религиозном переживании: неизреченность, интуитивность, вневременность, бездеятельность воли. Переживанию такой глубины и масштабности свойственно повышение «энергетического фона» души, некое преображение, названное Джемсом «обращением». В этом процессе воле и разуму отведены вторые роли. «Поле сознания» почти не контролирует его, а на первый план выступает «сублимиальное сознание», то есть глубинное подсознание, обладающее особой энергией, выводящей дух за пределы человеческого опыта. Джемсу пришлось подняться над рациональными представлениями о сознании, рассматривающими его как нечто всегда ясное, отчетливое и логичное, и выйти к иным горизонтам понимания. Раз «Я» — принцип, ориентирующий человека в области действительности, то это «Я» должно быть взято не в отдельной, часто малоактивной части его рационального сознания, а во всей полноте его сознательной и подсознательной активности, во всей полноте его внутренней и внешней жизни, включающей как рациональность сознания, так и сложнейшие психические комплексы, таящиеся в глубине его бессознательного мира.
Джемс выделял два типа религиозных людей. Первый тип — это «вульгарный верующий», который лишь внешним образом придерживается религиозных обрядов среды, в которой он родился и сформировался. «Его религия создана для него другими, передана ему традицией, ограничена твердо установленными формами и держится косностью привычки»[251]. Это так называемая «религия из вторых рук». Джемса куда более интересует другой тип верующего — человека, для которого религия есть не простая житейская привычка, а скорее особое, яркое душевное состояние. Эти люди — «гении в религиозной области». Джемс отдавал отчет в том, что большинство исследователей могут упрекнуть этих представителей особого предельного опыта в экзальтации, иногда даже в патологии. Так, видение св. Павлу на пути в Дамаск многие объясняли эпилептическим припадком, поведение других святых пытались объяснить истерией, психопатией, даже вырождением. Подобная логика, считает Джемс, может привести к абсурдной ситуации прямой связи религиозной жизни с функционированием физиологического аппарата, но наивно полагать, будто биологический уровень, который является уровнем необходимости, непосредственно определяет уровень духовный, являющийся уровнем выбора и свободы.