Христианские древности: Введение в сравнительное изучение — страница 11 из 31

[85]

Изучение церковных древностей особенных успехов добилось в странах, порвавших с католицизмом в период Реформации. В Англии после «диссолюции» 1530-х гг. многие монастыри и церкви были надолго заброшены и в XVIII–XIX вв. могли исследоваться беспрепятственно. Это направление процветает и сейчас, соседствуя с такими областями, как охрана и реставрация памятников. Государство и церковь в Англии, ориентируясь на мощное общественное мнение и неофициальные структуры, всегда стремились участвовать в охране и исследовании памятников религии, что позволило рано сформировать прогрессивное законодательство и регулировать взаимоотношения разных общественных групп, проявляющих к ним интерес.

Немногие школы церковных древностей обладают столь высоким «публикационным насыщением», как английская. В этом сыграли значительную роль объективные факторы: сравнительно небольшая территория при высокой концентрации объектов; известная замкнутость, обращенность научных интересов вовнутрь Островной истории; длительная и непрерывная государственно-церковная традиция, наложившая особый отпечаток на устойчивость институтов. (Достаточно сказать, что некоторые церковно-археологические издания Англии продолжаются без перерывов с XVIII века).

Это не значит, что наука развивалась здесь без противоречий и срывов, скорее наоборот, и именно поэтому ее развитие в условиях полуосознанной «изоляции» можно рассматривать как своего рода эталонное. В последние десятилетия англичане и сами очень много размышляют над тем, «почему у них получается именно так»; публикуются обширные труды по истории изучения древностей. Там есть на что опереться и чему поучиться.

1. «Монастырская археология»

Средневековые опыты

Стремление узнать больше о прошлом церкви возникло в Англии, как и в других странах, в незапамятные времена. Уже Беда Достопочтенный передает историю того, как монахи аббатства Или в 660 г. решили поискать хороший каменный гроб, достойный помещения в него костей святого Этельреда. Они поступили, как заправские археологи: отправились в лодке вниз по реке Грант в Кембридж для «раскопок» на заброшенном римском кладбище. Беда описывает найденный там гроб как белый мраморный саркофаг прекрасной работы с хорошо пригнанной крышкой из такого же камня — подобное описание вполне мог бы сделать и какой-нибудь антикварий XIX века.

Конечно, братьями из Или в VII в. руководило отнюдь не стремление к знанию. Но именно оно подвигло монахов Гластонбери открыть в 1190 г. гробницу легендарного короля Артура и королевы Джиневры. Дело в том, что к XII в. настал черед Англии изучить свое происхождение и составить себе приличную «родословную». Когда-то миф о «троянских корнях» приняли римляне, за ними франки. Теперь список надо было продолжить, в чем помог труд Гальфрида Монмутского «История королей Британии» (в русском пер. «История бриттов»). Нормандские принцы начали изучать своих саксонских, кельтских и троянских предшественников. Открытие гробницы Артура (объявленного потомком Иосифа Аримафейского) и королевы Джиневры подоспело вовремя и было расценено очень высоко.

История работ не до конца ясна. Перестраивая аббатство после пожара 1184 г., монахи приступили к поиску могилы легендарного короля. В 1190 г. на кладбище была найдена гробница с останками мужчины необычного сложения и женщины, а также крест с надписью: «Здесь погребен знаменитый король Артур с Джиневрой, своей второй супругой, на острове Авалон». Обнаруженные скелеты перенесли в мраморную церковную усыпальницу. Результаты на первый взгляд не отличаются от любых средневековых эксгумаций мощей. Но они потрясают, если познакомиться с их тогдашней «фиксацией».¹

Нам сегодня не очень важно, что скелеты явно не принадлежали указанным персонажам и крест сам по себе был, видимо, подделкой X в., взятой монахами с кладбища и включенной в контекст погребений для придания известной легенде достоверности. Археология часто помогала создавать «реквизит» для легенд и XII век недаром прослыл «золотым веком» средневековых подделок. Но факт раскопок 1190 г. — вне всякого подозрения. Интерес к древностям в этом случае, возможно, подогревался насущными нуждами (скоро монастырь получил богатые вклады и привлек новых паломников) — однако присутствие доли бескорыстного любопытства к прошлому совершенно очевидно. Современникам же результат казался вполне надежным, он принес ощущение исторической действительности. «Король Артур был отныне столь же реален, как Альфред Великий или Вильгельм Завоеватель».²

Раскопок с целью добычи останков королей, епископов, святых и особенно мучеников было в средневековой Англии очень много, их детали сохранены многочисленными хрониками. Есть такие эксгумации, которые имеют явно «археологическое измерение» и весьма интересны даже сегодня, например, перенос из одного собора в другой около 1200 г. англосаксонских епископов Уэллса (Wells, не путать с Wales, Уэльс). Хотя, конечно, в этих акциях больше было почтения, чем антикварного любопытства, которое станет нормой позднее, когда мощи стали вскрывать повторно (например, остатки св. Гутберта в Дэрхеме извлекли в 1827 и снова — в 1899 г.).

В XVI в. в Англии появился уже и первый специалист по охране древностей на службе правительства: интерес к ним возрос настолько, что ввели пост «королевского антиквария» (1533), причем установил его величайший разрушитель древних зданий и СВЯТЫНЬ Генрих VIII. Новое место занял королевский капеллан Джон Лиланд, обязанностью которого стало «искать описания, рукописи и реликвии древности во всех соборах, колледжах, аббатствах и приоратах Англии». Лиланд это и делал. Он путешествовал по стране и описывал, фиксируя именно тот момент, когда монастыри буквально обращались в пыль на его глазах. («Жаль, не было у него фотокамеры!» — меланхолически шутит известный современный археолог Уорвик Родвелл: Rodwell, 1989, 20).

Вернувшись из путешествия в 1542 г., Лиланд посвятил остаток дней обработке собранного и публикация материалов стала главным делом его жизни (Leland, 1549). Для церковной археологии особенно важен «Итинерарий», опубликованный позже в 9 томах (Leland, 1710-12). Здесь собрана масса описаний руин, дающих важные сведения археологу. Например, Лиланд отмечает: «Иоанн (Турский) разобрал церковь св. Петра в Бате и воздвиг новую, много более красивую, и был похоронен в ней в центре пресвитерия. Его образ я видел лежащим через 9 лет после этого; в каковое время весь храм, им воздвигнутый, был уже расточен, стоял без кровли и сорняки росли на надгробии Иоанна Турского… Но стены еще держатся». (Цит. по: Rodwell, 1989, 20). Конечно, такое описание очень многое прояснило археологам при раскопках в судьбе когда-то знаменитого храма эпохи нормандского завоевания.

Книга Лиланда была последним словом средневековой науки в Англии, но она же открывает историографию Нового времени. Если в 1520-х гг. он описал монастыри как настоящие сокровищницы, то уже в 1535 г. король стал главой церкви в Англии и работу Лиланда «продолжили» комиссары — оценщики церковных имуществ (valor ecclesias-ticus). Специальные комиссары «оценивали» также религиозную, духовную жизнь обителей. Их отчеты и описи — две группы источников, лежащие в основе всякой работы по изучению английских церковных древностей.

Диссолюция как способ «формирования объектов»

Итак, по судьбам церковных древностей Англии в годы странствий Лиланда была проведена резкая черта, имя которой — «диссолюция». Этот процесс, покончивший с британским средневековьем, сравнительно мало известен в России — может быть, потому, что до сих пор не получил названия, адекватно отражающего английский термин «Dissolution» («упразднение», но также и «расточение», «растворение»). За пределами специальной литературы и учебников о нем узнаешь разве что из классического романа Хаггарда «Хозяйка Блосхолма». А ведь «эпоха упразднения» обладает для нас особым интересом. В русской истории у нее такие аналоги, как конфискация церковных имуществ Советской властью и кампания атеистического разрушения храмов, а также менее известные (но тоже очень широкие) меры Екатерины II по секуляризации монастырских земельных владений и выводу малых монастырей «за штат». Диссолюция в Англии оказалась тем историческим событием, которое, подобно Великой Французской революции и русскому революционному атеизму, решило судьбу национальных церковных древностей, тем самым наложив неизгладимый отпечаток на методы их дальнейших исследований.

Диссолюция (упразднение) монастырей представляла собою ключевое мероприятие церковной реформы короля Генриха VIII в его борьбе за независимость английской церкви и государства от церковно-политического контроля папского престола. Суть кампании состояла в лишении католических священников права собирать церковные подати и владеть имуществом на территории Британии, а также содержать на ней старые или основывать новые монашеские общины. Монашество как организованная сила попросту уничтожалось. Кампания в Англии и Уэльсе имела последствия немедленные и драматические; в Шотландии и Ирландии процесс шел медленнее, но к концу XVI в. завершился и там. Конечно, у подобного акта были прецеденты. В 1308 г. упразднили орден тамплиеров, конфисковав их имущество. В период Столетней войны закрывались связанные с Францией монастыри. В XVI в. их могли закрыть и просто за долги, и по решению высших церковных властей.³ Но никогда еще акция по секуляризации не осуществлялась в общегосударственном масштабе.

Реформа заняла несколько лет и шла постепенно. В 1535 г. провели общую оценку церковных имуществ. На ее основании парламенту в

1536 г. был представлен «Акт о подавлении» (Act of Suppression), который обрек на упразднение малые общины (до 12 братьев) или с доходом менее 200 фунтов, в которых «процветал грех и нечестие». Братия могла перейти в большие монастыри, где «вера правильно и благополучно поддерживается и сохраняется» или воспользоваться случаем и вообще оставить обеты. Имущество упраздненных обителей конфисковалось казной. Была устроена специальная судебная палата для проведения реквизиций и продаж, действовавшая много лет. В один прием уничтожили около трети монастырей.⁴

Все же к апрелю 1536 г. в Англии оставались еще 800 обителей. Общий доход с их владений, по тогдашним оценкам, составлял до 160 ООО фунтов (распределенных, конечно, неравномерно: Гластонбери имел 3000 ф., тогда как женский приют Уилберфос — 40 ф., и он не был беднейшим). Две трети всех монастырей никогда не имели капитальных построек и сколько-нибудь сносных условий для жизни; конечно, неодинаковой была духовная жизнь и моральный уровень. Разрушение тех общин, которые были связаны экономическими и духовными интересами с местным населением, вызвало восстание на севере (Йоркшир, Линкольншир) в октябре 1536 г. Монахи возвращались в монастыри; аббаты многих обителей, возглавив восстание, были казнены после его подавления, а имущество общин ушло в казну. Этот случай оказался роковым. Если бедные монастыри мало что добавили государству, то богатства крупных аббатств оказались просто вопиющими и жадность королевских комиссаров разыгралась. Один только свинец с кровель Жер-во и Киркстед был оценен в 1000 фунтов! Что было говорить об их землях! До этого речь шла о разумном реформировании монашества— теперь Корона задумала выдворить из страны всех сестер и братьев вообще. Начались массовые преследования и притеснения. В четыре года король Генрих и его главный министр, лорд-хранитель печати Томас Кромвелл уничтожили то, что создавалось столетиями.

Одной из важнейших целей в упразднении монастырей было и уничтожение «суеверного почитания» реликвий, прежде всего мощей. Действуя властью Кромвелла, королевские комиссары набросились на «символы старой и возмутительной практики». Не должно было остаться ничего, что могло служить предметом почитания. За 1357–1358 гг., в величайшем из всех расточительств средневековых произведений искусства, соборы Англии были в буквальном смысле слова очищены от собиравшихся веками сокровищ. Великолепные раки и реликварии были ободраны, памятники и статуи разбиты, огромные собрания святых мощей (только в Кентербери 400) утрачены.⁵

Никакого специального акта парламента по уничтожению рак и мо-Щей, впрочем, не существовало; не было даже письменного королевского указа. Известно лишь письмо короля, направленное к епископам через архиепископа Крамнера в октябре 1541 г. о конфискации рак, памятников и прочего, что могло еще остаться в монастырях. В письме отмечалось, что король раньше «приказал, чтобы образа и кости из числа тех, которым люди… поклоняются, со всеми украшениями… были вынесены». Однако король «наконец понял, что раки, покровы и памятники такого типа еще остаются в публичных местах, и потому приказы-^Вает поторопиться и обыскать кафедральные церкви и, если какие-то ^Щи этого рода еще останутся, забрать их оттуда».

Для расправы с «объектами суеверия» была создана специальная Королевская комиссия по уничтожению святынь. Обычно ее группы прибывали в тот или иной монастырь и под их надзором происходило снятие всех ценностей (золота, серебра, камней и т. п.) с рак, вскрытие гробниц и извлечение хранившихся там иногда предметов, а затем уничтожение всех следов сооружений. Кроме того, они забирали все реликвии, иконы, мощи и т. п., что отражалось в специальном протоколе. Например, протокол, подписанный самим Кромвеллом (Хэмптон-корт, 14 декабря 1538 г.), приказывает «забрать и препроводить в лондонский Тауэр кости, раку и прочее, что сейчас в Чилчестерском соборе, некоего епископа, которого называют святым Ричардом, и проследить за уничтожением места раки со всеми прочими образами в храме, вокруг которых существуют какие-либо суеверия, заслуживающие упоминания»⁶ Соответственно выглядят и отчеты. Из Винчестера, где «разрушали культ» св. Свитуна, 21 сентября 1538 г. комиссия написала письмо Кромвеллу: «Около трех часов утра в это воскресенье покончено с ракой здесь, в Винчестере. Там не было ни золота, ни кольца, ни настоящих камней — но все лишь прекрасные подделки… Надо бы ниспровергнуть и алтарь, но это столь большая работа, что ее не смогут кончить до вечера понедельника или утра вторника; что мы собрались сделать… так это выкинуть все разложившиеся кости, которые именовались мощами, мы не можем допустить, чтобы думали, что мы присланы более за сокровищами, чем во искоренение зла идолопоклонства». Впрочем, в ряде случаев мощи предавали погребению открыто или тайно.⁷

Диссолюция была первым важным шагом в создании англиканской церкви. Приораты, принадлежавшие бенедиктинцам, были заменены деканатами, а монахи — канониками. Это превратило черное духовенство в белое и разрушило общность имуществ. Шесть крупных монастырских соборов стали кафедральными церквями. Это в общем обеспечило их сохранность, но не спасло от ущерба, особенно в ходе передачи Например, раскопки Уолбрэна (1850-е гг.) в аббатстве Фаунтине (Сев. Йоркшир) показали, что многие могилы разрушены, хотя неясно, когда. Последовательность событий изучили при вскрытии в 1979 г. могилы одного из братьев (Джона Рипона, ⁺ 1524). Во время хозяйничания королевских эмиссаров плита могилы была снята и разбита, часть могилы перекопана, верхняя часть останков (частью еще не распавшихся) потревожена, чтобы изъять чашу и блюдо, захороненные вместе со священником. Затем останки были сброшены обратно без всякой заботы об их расположении, а могила засыпана.⁸

Некоторые церкви, принадлежавшие монастырям, но служившие приходскими, после конфискации возвращали приходам — увы, обычно без свинцовой кровли и движимой части имущества. Иногда степень разрушенности была большей — вплоть до полной выборки фундаментов. Единственным и главным препятствием к сносу была цена. (В Линкольншире, где разрушения были особенно значительными, ответственный за снос прикинул, что этого можно достичь, лишь истратив 1000 фунтов и счел, что довольно оставить храмы без использования, а уж охотники за камнем довершат остальное). Некоторые монастыри были просто превращены в королевские каменоломни. Аббатство Мо разрушили, чтобы построить королевскую крепость в Гулле, так что раскопки на месте цитадели открыли целые залежи камня вторичного использования.⁹

Удивительно, как резко изменилось в Британии отношение к монашеству. Те, кто вчера еще симпатизировал и поддерживал его (пусть и посмеиваясь, как Чосер в прологе к «Кентерберийским паломникам») — теперь в большинстве одобрили диссолюцию и хотели урвать долю собственности. Совсем недавно донаторы стремились быть погребенными в Монастырских церквях и высоко ценили молитвы монахов (что отрадно в завещаниях). Но когда последовала экспроприация имуществ, об этом как-то сразу забыли, земные нужды казались более важными. Равнодушие частного лица к заботе о покойных и неприкрытая жажда наживы — вот что открывает изучение церковных древностей эпохи дис-солюции.¹⁰

Здания и земли, не переданные церквям, обычно продавали местным жителям. Часто недвижимость поневоле выкупали те, кто сам же ее вложил в монастырь, причем необходимость собрать деньги на выкуп приводила к разрушению недавно построенного. «Утилизация» аббатства Риво, которое выкупил его основатель граф Рутлэнд в 1538 г., хорошо прослежена и по описаниям, и по археологическим материалам. Граф получил здания в целости, за исключением колоколов, свинцовых крыщ и балок, которые пошли на переплавку. Это не была оргия вандализма, просто все удалялось максимально выгодным способом. Сперва переплавили во дворе «королевский» свинец (четыре чушки по полтонны весом каждая — с клеймом Тюдоров, розой, — нашли под рухнувшей башней при раскопках; печи для плавки открыты чуть не во всех аббатствах). Затем продали арендаторам графа (прежним арендаторам аббатства) деревянные панели, балки и кровли. Витражи рассортировали, оставив в целости лучшие, продав второсортные прямо в рамах, а худшие разбив для переплавки свинцовых переплетов (обнаружены многие тысячи фрагментов, сочтенных в 1530-х гг. не имеющими цены). Продавали все — гвозди и скобы от кровель, даже свинец и железо, скреплявшие камни строений (пероны). Впрочем, судя по количеству найденного в 1920-х гг. при раскопках, скрупулезность сбора была вскоре позабыта и многое ушло в мусор. После этого годные для использования здания были отданы владельцу, негодные же просто брошены и постепенно растаскивались. Так исполнялась главная задача — сделать монастырь непригодным для восстановления."

Эмиссары короля отвечали за полнейшую продажу всего движимого имущества, поэтому здания должно было «очистить». Это растяжимое понятие часто включало продажу изразцовых полов, могильных плит, мощения дворов, всего металла. Следы процесса «утилизации» изучены в доминиканском приорате Беверли. Здания еще стояли в XVII в. и в полах каждого большого помещения сохранялись ямы для плавки свинца от оконных переплетов (для этого брали кирпич и дерево прямо из конструкций). Водопроводные трубы из свинца тоже тщательно откопали и переплавили, как и дождевые. Жилые здания, помещаемые в западном конце клуатра (дом настоятеля, общежития, странноприимные дома и т. п.), обычно сохраняли. Остальное сносилось и засыпалось газоном сада. Иногда верхняя часть стены клуатра служила оградой этого садика, который конструктивно напоминал увеличенную до гигантских размеров детскую песочницу.¹²

Оказалось, что большинство крупных земляных работ по превращению монастырей в поместья были сделаны сразу, еще в средневековье, благодаря чему ландшафт страны изменился не в меньшей степени, чем в момент возникновения самих обителей. Не использованные и не снесенные здания вошли в него как составная часть. Их сохранность была делом случая: природа не менее деструктивна, чем люди. Храм монастыря Уитби сохранился, поскольку служил береговым ориентиром, но гравюры показывают его медленное, но неуклонное разрушение с XVII по XIX в., так что к 1920 г., когда предприняли расчистку памятника, от огромного комплекса уже мало что оставалось.

Так в ходе диссолюции и последующих перераспределений собственности сформировались особые, свойственные исключительно Англии виды церковно-археологических памятников: заброшенное аббатство; перестроенный в помещичью усадьбу или ферму приорат; центральный монастырский храм, служащий собором или приходской церковью. Эти три типа комплексов имели судьбу, разную во всех отношениях. Но одно в ней было общим: в момент диссолюции покров святости был снят, открыв дорогу не только вандализму, но и непраздному любопытству историков, художников, архитекторов. Живописные руины средневековых храмов Англии гораздо раньше, чем на континенте, стали «забавами» владельцев поместий. Возникновению раннего просвещенного интереса к ним не было уже никаких препятствий — напротив, величественные останки манили таинственностью и служили неисчерпаемым источником для раннего романтизма. Это и определило дальнейшее бурное развитие интереса к церковным древностям. Англичане особенно рано, охотно и активно занялись изучением и собиранием всего, относящегося к средневековью.

Ученые и антиквары Англии в конце XVI–XVIIIe

Людская злоба, как и приязнь, недолговечны. Уже в XVI в. остатки разрушенных аббатств стали предметом сентиментального сожаления (еще Шекспир писал о «голых руинах хора, где допоздна поют милые птицы»). В первом же опубликованном каталоге храмов Англии Джон Спид (1614) признал за монастырскими руинами духовную ценность: «Мы считаем нужным охранять горестные руины наших монастырей, хотя все их прекрасные здания вместе были уничтожены, хотя гробницы в них разрушены, а тела мертвых выброшены из гробов; потому что именно эта самая земля когда-то покрывала тела покойных, напоминая нам о нашей собственной смертности и навевая безрадостные сожаления». (Speed, 1614; Цит. по: Greene, 1992, 20). Рано пробудился также интерес к рукописям и архивам монастырей.¹³ Могла похвастаться началом раскопок и «монастырская археология». В начале XVII века сэр Джон Оглэндер в унаследованном аббатстве Куар на о-ве Райт напишет: «велел немного покопать, чтобы увидеть, удастся ли мне найти фундамент — но мне не удалось этого» (цит. по: Aston, 1973, 249).

Дело Лиланда продолжил Уильям Кэмден. Уже в 1586 г. (в возрасте 35 лет) он опубликовал свою «Britannia» — настоящую энциклопедию Островных древностей, написанную еще по-латыни. Кроме письменных Источников и эпиграфики, в ней предлагался обзор, графство за графством, всех известных древностей — достаточно подробный, 4fo6bi образовать фундамент для последующих, вплоть до современных, историй ^Рафств. К 1607 она выдержала уже шесть изданий, а в 1789 г. на ее основе вышла переработка Р. Гофа (Gough, 1789). Кэмден хотел «возродить Британию в древности и древности в Британии». Правда, он верил, что бретонцы были потомками троянцев; что монотеизм был учением друидов и подготовил принятие христианства в Британии, что «Хенгист поразил бретонцев при Стоунхендже», а король Артур похоронен в Гластонбери. Но он же первым усомнился в связи этого аббатства с Иосифом Аримафейским. Кэмден широко интересовался археологией и, полагая, что Батское аббатство стоит на месте храма Минервы, списал найденные языческие надписи. Первый из шеренги английских любителей старины, он был предан поискам в духе ренессансных «исследователей древности» не менее, чем аббат Бозио (см. гл. II). Стремление к объективной истине важнее их вполне естественных ошибок.⁴

Уже в XVII в. описания церковных древностей Англии стали превращаться в рабочий материал для сводов. На их основе планировали и совершали «археологические путешествия», имевшие целью пополнение и проверку собранных данных, а также фиксацию изменений, внесенных в здания за истекшие годы. Итоговым в этом жанре станет наполненное интереснейшими сведениями переиздание «Британнии» по-английски в переработке Гофа, куда включены планы и виды небольших памятников, снабженные масштабом, а иногда и с указанием места каждого надгробия.¹⁵ Выдающийся успех фиксации XVII в. — трехтомный корпус Уильяма Дагдэйла и Венцеслава Холлара «Монастикон Англика-нум», иллюстрированный деталями граффити и надписей. Первый том был опубликован в 1655 г. и содержал огромное количество документов об основании обителей и храмов, начиная с XI в., а в некоторых случаях— и ранее. Свод образовал надежную основу исследований по монастырям, особенно в части их владений, покровителей, персонального состава. (Dugdale, Hollar, 1655). Издатели «Монастикона» переписывались с болландистами во Франции, что весьма показательно. Конфессии в XVII веке еще резко разделяли ученых, но общие интересы исследования готовили почву для объединения.

Собственно объектами, за исключением надгробий и гербов, занимались пока мало, но стали появляться книги по истории отдельных комплексов, например, вышло описание аббатства Фэвершем (Кент), в котором автор пытался «спасти от зубов всепоглощающего времени и забвения некоторые памятники, относящиеся до первоначального состояния и условий» аббатства. (Southhouse, 1671). В XVII в. умножились также топографические описания и изображения по заказу покупателей или собственников домов, построенных на руинах монастырей.

Восемнадцатый век, как известно, был в Европе веком антиквариев. Имена двух из них, Джона Обри и Уильяма Стакли, стоят в ряду основателей английской науки о древностях (Schnapp, 1996, 188–192; 212–218). Обри, используя средневековый архитектурный (прежде всего церковный) материал, сделал серьезный вклад в разработку «компаративного метода» типологии. Стакли же рано увлекся «полевой археологией», открыл ряд античных памятников, издал описание Стоунхенджа и при-н*л участие в атрибуции первого клада раннехристианского серебра из риели, показавшего, ко всеобщему удивлению, существование в Британии IV в. епископств.¹⁶ По профессии Стакли был хирургом, но в Англии, в отличие от католических стран Европы, «церковная археология» _не была занятием одних церковнослужителей. С эпохи Елизаветы светские ученые и клирики работали вместе; часто одно лицо, подобно Стакли, совмещало занятия и богословием, и естественными науками, ({меть одновременно звание доктора медицины (MD) и доктора богословия (DD) — было вполне обычным делом. (Frend, 1996, 20). Стакли был глубоко верующим, читал публичные лекции о религии и в конце концов принял сан, что не мешало ему оставаться выдающимся естествоиспытателем. Это был очень талантливый человек и настоящий английский чудак. В конце жизни, будучи уже викарием, Стакли мог на час отложить утреннюю службу, чтобы позволить членам конгрегации наблюдать затмение солнца 1764 года. Он сам рисовал планы и фасады древних церквей для своего вышедшего в 1725 г. «Itinerarium curiosum», ИО еще больше осталось неопубликованным в Бодлеанской библиотеке Оксфорда.

Ему же принадлежат ранние попытки описать варварские «раскопки» в руинах аббатств, где юмор соединяется с пафосом и точными наблюдениями. Например, о Кроулэндском аббатстве в Линкольншире им записано: «Кровля, коя была из ирландского дуба, прекрасно украшена резьбой и позлащена, обрушилась двадцать лет назад: ее куски вы увидите в каждом доме. Пол покрыт углублениями от литых надгробных плит с надписями, и люди сейчас с удовольствием копают под гробовыми камнями и делят святые останки для собственного употребления; так что, вместо одного религиозного дома, таковыми стало большинство домов в городе. Витражи побиты солдатами во время восстания, когда они стояли здесь гарнизоном. Вся восточная часть церкви срыта до основания и прах, а заодно и надгробия бессчетных выдающихся персон, королей, аббатов, лордов, рыцарей и Прочих, надеявшихся обрести там покой, расточены — к невозместимому ущербу для английской истории».¹⁷

Интерес публики к церковным памятникам в XVIII в. рос не по Дням, а по часам. Его поддерживали художники, создавшие «эстетику средневековых руин» как необходимое дополнение к античным памятникам, на которых до этого зиждился интерес к прошлому. Руины великих цивилизаций Средиземноморья были живописны и помогали строить тезис о преходящем величии, противопоставляя «великих предков»— «ничтожным потомкам». С начала XVIII в. поездка по великим Городам Европы (Grand Tour) стала в Англии обязательным элементом воспитания дворянской и буржуазной интеллигенции (примерно так же, *ак сейчас поездка в Европу и Америку является обязательным элементом образования в Японии). Тысячи листов изрисовывались видами ру-Чн античности, а пухлые записные книжки вмещали «впечатления» разной степени глубины. Но вот беда: дома, в Англии, ничего похожего не было. Остатки римского периода здесь никак не шли в сравнение с континентальными и не позволяли иллюстрировать «мысли о падении империй» или «суетность человеческих свершений».

Зато здесь было столько средневековых руин, сколько, может быть, нигде более. Художники, следовавшие традиции Лоррена и Пуссена, могли заменить ими дорические колоннады, а пейзан — фермерами с местными стадами. Церковные руины без крыш, сквозь окна которых прорастают деревья и кусты, а внутри крестьяне собирают хворост и разбойники разводят костры, казались полными величия. Необходимо было лишь решиться и показать их достоинства соотечественникам. Эту задачу выполнили художники «топографического» направления. Уже в 1720–1753 гг. братья С. и Н. Бак зарисовали «почитаемые остатки более чем 400 замков, монастырей, местностей и прочего в Англии и Уэльсе» (1774). Художественные достоинства их работ оспаривались критикой, но сохраненная информация крайне ценна. Кроме того, они привили вкус к своей продукции и проложили тропу, по который пошли по-настоящему крупные художники, такие как Дж. Котмэн, С. Гримм и, наконец, У. Тернер, который в юности много работал в гравюре.

Теперь владельцы бывших монастырских земель и домов, наконец, осознали, чем владеют. Еще бы — «портреты» принадлежавших им руин висели чуть не в каждом доме! Все начали учиться рисунку и акварели— ведь руины так удобны для упражнений. С этого момента хозяева перестали использовать аббатства как каменоломни для строительства оград и коровников и начали сохранять их как романтические руины, «встраивать» в парки поместий и даже строить. Можно сказать, что XVIII в. увидел в разрушении и упадке признаки красоты. Добрые руины аббатства стали хорошим дополнением к парку благородного семейства. Предпочитали настоящие (лучшими безоговорочно признавались цистерцианские), но хорошо шли и искусственные. Развалины цистерцианского монастыря Фаунтине «плохо сочетались» с ландшафтом и его хозяин Джон Айслэби в 1720-х гг. просто сломал часть, дополнив ее «в новом вкусе» и переименовав в «Studley Royal». Такие сносы и замены «по вкусу» были губительны, хотя в данном случае вклад владельцев также оказался немалым (Айслэби сохраняли комплекс два столетия, поставили часть рухнувших деталей на их места; разрешили раскопки башни, церкви и др.; оплатили полный обмер; наконец, открыли его для публики). Но не столь богатые джентри чаще нуждались в жилье, чем в пейзаже с руинами, поэтому слом «старья» продолжался и в XVIII в. Словом, если руины стояли в поместье, они имели шанс сохраниться, если же в них жил хозяин, то была опасность полного сноса или перестройки.

Интерес к церковным древностям в XVIII в., сформировав моду на «готику», вскоре сам же смог на нее опереться. Архитекторы ориентировались на «готику» уже с 1730-х гг., например, Уильям Кент; в 1740 г и 1752 гг. вышли сборники «образцовых проектов» в готическом стиле. (Михайловский, 1971, 18). Еще на рубеже XVII–XVIII вв. фантастически богатый Вилльям Бекфорд-старший (отец известного писателя-роман-тика) построил вместе с архитектором Джеймсом Уайаттом поместье в виде готического монастыря «Фонтхилл», которое обошлось в 270 тыс. фунтов (Robinson, 1979, 85). Склонность к старине явно воспринималась уже как необходимый элемент роскоши. Аббатство Бэйхэм стало виллой «Вискаунт» Кэмдена, а «Строберри Хилл» Уолпола получает просто всемирную известность.

В 1749-50 гг. Горацио Уолпол, основоположник «готического романа» и моды на «псевдоготику», начал перестройку усадьбы в «готический дом». Готовой основой служило аббатство Лэкок (Уилтшир), ранее августинский женский монастырь, «приватизированный» после диссолюции. В 1754 г. к старым зданиям (среди которых клуатр XV в.), добавили новые, что обеспечило сохранность памятника. Но такой подход к церковному зданию — скорее исключение, чем правило. Уже известный цям Ричард Гоф, путешествуя по стране для пополнения кэмденовской «Британнии», писал: «Невозможно выразить достаточного сожаления о том малом почтении, кое вплоть до сего дня испытывают к готической архитектуре, столь многие прекрасные образцы которой ежедневно разваливаются на куски на наших глазах».

«Артистический» интерес оживил исследовательскую деятельность. Начались первые детальные обследования архитектурного и археологического характера. В 1771 г. Бентам изучил собор в Или. Лондонское Общество антиквариев (Society of Antiquaries of London) с 1770-х гг. проявляло особое внимание к погребениям; производится одно из первых тщательных исследований в Вестминстерском аббатстве (1774 г., гробница Эдуарда II: Ayloffe, 1786), а руководитель Общества Р. Гоф приступает к публикации капитального труда по надгробию.¹⁹ В 1790 г. историки предлагают заняться поиском в аббатстве Фаунтине погребений аббатов, перечисленных в списке настоятелей; их действительно обнаруживают и расчищают в зале аббатства, также как прекрасный древний пол и базы колонн; к сожалению, работы велись без фиксации. Увлечение монастырями охватывает всю Британию, включая Ирландию и Шотландию.²⁰

Расцвет «готического возрождения» пришелся на вторую половину XVIII и захватил начало XIX в., вызвав детальное изучение сохранившейся средневековой архитектуры. Зодчие, реставраторы, инженеры, резчики и ремесленники нуждались в учебниках и пособиях. К концу XVIII в. таких работ вышло великое множество, все они сопровождались чертежами, рисунками и экскурсами в историю. В результате возникли устойчивые представления о «правильной» средневековой (и особенно готической) архитектуре, превратившиеся к середине XIX в. в систему догматических взглядов (Clarke, 1969).

XIX век: архитекторы и археологи

В начале XIX в. «церковноархитектурная археология» Англии вступила в период расцвета. Архитекторы путешествовали по стране, работая над видами, планами и разрезами церквей.²¹ Буквально все требовали «готику». Церковь заказывала строительство и реставрацию в этом стиле; любители искали путеводителей; архитекторы нуждались в технических разработках. Началась работа над сводами, словарями, и почти одновременно А. Пьюджин Дж. Бриттон и Т. Рикман опубликовали целые тома, ставшие основой классификации и датирования археологических деталей. Особое значение имела работа последнего «Опыт определения стилей в архитектуре Англии от Завоевания до Реформации». (Rickman, 1817–1848). Его подход был археологическим: история здания делилась на периоды; выявлялись классы и типы деталей, этапы их развития; приводились наблюдения над архитектурными наслоениями. Рикман понял, как и зачем следует выделять в одном здании несколько последовательных этапов и как, опираясь на стили и стратиграфию, построить относительную хронологию.²²

Работая над иллюстрированием или пополнением церковной истории Англии, авторы вынуждены были часто учитывать требования клира. Высокой похвалой было услышать о книге, что это — «одна из лучших среди многочисленных публикаций, выполненная в соответствии с современным вкусом к церковной истории и в русле ее общего изучения», как было сказано об одном описании руин монастырей Йоркшира Но интерес читающей публики выходил далеко за эти узкие рамки. Начатая в литературе XVIII в. борьба за «готическое возрождение» была с невероятным успехом продолжена в посленаполеоновский период. Книги существенно расширили круг любителей церковной старины. Вальтер Скотт в своем «Уэверли», а затем в романах «Монастырь» и «Аббатство» (1820), действие которых происходит на шотландской границе, показал монастыри в их взаимоотношениях с протестантизмом на излете средневековья.²³ Тема «границы» и «таинственных развалин» была, казалось, неисчерпаема.²⁴

Чрезвычайно продвинуло дело публикации церковных древностей появление фотографии Первый снимок в Англии была сделан в 1835 г именно с аббатства (Лэкок); коммерческая серийная печать тоже началась со «стереопар» по монастырям, чьи живописные виды (в том числе снимки археологических и реставрационных работ) стали очень популярны. Когда же интерес к изображениям упал, настала пора воспроизводства средневековых технологий и борьбы за спасение памятников.

Прерафаэлиты, объединение художников и философов, поняли и сумели объяснить викторианской Англии, сколь высокую роль могут сыграть древности средневековья в современном искусстве. Отныне на него стали смотреть не как на варварскую эпоху, но как на пору расцвета ремесла В 1881 г. Уильям Моррис (художник, искусствовед, секретарь-основатель Общества сохранения древних зданий) организовал ремесленные мастерские в аббатстве Мертон. В 1882 г. вышел двухтомник Ф Росса «Разрушенные аббатства Британии» (Ross, 1882) с хромолитографиями каждого монастыря и ксилографиями в тексте. Автор прямо утверждал, что эти руины — слава Англии. Они не только привлекают американских туристов, ищущих утраченные «корни», но важны и для самого Острова. «Туры» в аббатства приобрели огромный размах; некоторые из них даже обзавелись «собственными» железнодорожными станциями (что вызвало в обществе отрицательную реакцию). Столь активная роль церковного наследия в архитектуре, живописи, литературе, туризме особым образом сказалась на научных исследованиях Специальные раскопки, чаще всего с реставрационно-архитектурными целями, велись в Англии с начала XIX в. Оглянемся немного назад.

В 1805–1807 г. Джон Кларидж по заказу графа Эйлсбери раскопал Церковь аббатства Жерво. С развалин сняли планы и рисунки, очистили зал капитула, открыв надгробия шести аббатов. Руины укрепили и естественным образом «встроили» в пейзажный парк. Найденные архитектурные детали сохранили, использовав как декорацию. В результате возник органический сплав архитектуры XII и XIX вв, считающийся и сегодня одним из лучших образцов паркового искусства.²⁵ В 1820-х гг изучили остатки богатого бенедиктинского аббатства Сент-Мэри в Йорке, построив на их месте музей. Для этого было достаточно восточной части комплекса, но работы так увлекли исследователей, что ядро монастыря раскопали целиком, получив один из первых детальных планов. Ученые уже понимали, что имеют дело с многослойным памятником, тщательно фиксировали процесс работ, собрали детали, опубликовали их описание с гравированными таблицами (Wellbeloved, 1829), которым пользуются и сейчас, когда руины покрыты газоном. Первые серьезные попытки вскрыть полы церкви с археологической целью принадлежат видимо, антикварию Джону Брауни. После пожаров 1829 и 1840 гг. он раскопал остатки крипты нормандского периода под хором Йоркского минстера, вел работы в нефе. (Morris, 1979, 44).²⁶

Вообще в Англии XIX в. «церковной археологией» занимались все понемногу, но лишь немногие по-настоящему. Среди них следует назвать Джеймса Ирвина, Роберта Уиллиса, Чарльза Клемента Ходжеса, сэра Гарольда Брэкспира. Р. Уиллис глубоко изучил восемь соборов Англии, заложив начало их архитектурной истории. Им сделан прекрасный параллельный анализ документов, описаний и архитектуры церкви Христа в Кентербери. Отметим, что ему же принадлежит первый в Англии обстоятельный и высоко ценимый до настоящего времени труд по истории Гроба Господня в Иерусалиме, вышедший в середине XIX в. (хотя сам автор в Иерусалиме никогда не бывал). Интересы в сфере византийской и средневековой английской архитектуры взаимно дополнялись и обогащались. Работы Уиллиса опубликованы повторно уже в нашем столетии (Willis, 1972).

К лучшим примерам раскопок середины века относятся начатые в 1840-х гг. Ричардом Уолбрэном в аббатстве Фаунтине. Уолбрэн был историком, но старался анализировать контекст: здания, акты, находки. Его публикации полны и детальны, взгляд и мысль очень остры. В частности, он одним из первых обратил внимание на следы диссолюции, в то время никем не отмечавшиеся (ямы и горшки для плавки свинца).²⁷ Раскопки, однако, оставались в методическом отношении несовершенными, основным орудием была траншея, реже — полная очистка и снятие плана храма. Охотно изучали полностью разрушенные здания, но вокруг целых церквей копали только в связи с реставрациями. Работы тянулись долго, отчеты запаздывали иногда на десятилетия. Приемы реставрации, в ходе которой можно было сносить или «улучшать» подлинные здания, еще господствовали. Их отстаивал, отбиваясь от атак Джона Рескина и памфлетов сторонников неприкосновенности наследия, известный архитектор Джильберт Скотт. (Михайловский, 1971, 24–25).

С середины XIX в. работы и на утраченных объектах, и на сохранных умножились невероятно. Между 1840 и 1913 гг. вряд ли найдется день, не отмеченный каким-либо открытием в области церковной археологии. Несмотря на то, что огромная масса информации утрачена— количество накопленной отчетной документации столь велико, что до сих пор целиком не освоено.²⁸ Что же касается метода, то уже в начале XIX в. знаменитый английский «здравый смысл» позволил сформулировать «принцип преимущества археологии», то есть эмпирического знания и натурного исследования при изучении церковных древностей над умозрительными, теоретическими (тем более — апологетическими) построениями. Его прекрасно сформулировал один из ведущих исследователей архитектуры, Ф. Симпсон, еще в 1828 году: «Чрезвычайно необходимо, чтобы исследователь имел ясную голову, свободную от предвзятых суждений, чтобы он был старательным собирателем и сопоставителем фактов; чтобы притом он тщательно прослеживал конструкцию кладки (если уж нельзя сделать этого, то, пожалуй, лучше, чем ничего, будет обычное антикварное рисование — но как же мало оно дает!); ведь по состоянию этого можно много узнать об искусности тогдашних работников и прогрессе в строительном искусстве. Что же до свидетельств, извлеченных только из письменных источников, не поддержанных анализом стиля здания, то сами по себе они несущественны; ведь, ХОТЯ таковые источники дают несомненные доказательства, что в указанный период какое-то здание на данном месте существовало — все же они не доказывают, да и не стремятся доказать, что это было именно то здание, руины которого мы видим сегодня… Наименее всего достойна доверия «традиция», поскольку она вечно выступает под охраной невежества— и чем больше оное невежество, тем древнее кажется ей здание». (Simpson, 1828, II).

Царство архитекторов: и «Историзм» конца XIX — начала XX в.

Во Агорой половине XIX в. отношение к монастырским древностям изменилось. Ранневикторианское общество имело тенденцию оторваться от неоклассики и восстановить свои средневековые корни. Руины аббатств были особенно удобны: можно не только исследовать, но и демонстрировать сожаление, оказывать покровительство, восстанавливать. Важную роль играло развитие железных дорог и новых городов. Поезда стали доставлять публику к месту исследований в гораздо большем количестве, а прокладка линий иногда задевала древние храмы и монастыри. Кроме того, новые города требовали своей, «респектабельной», истории. Ее как раз и предлагали лежавшие по соседству руины. (Яркий пример — аббатство Киркстолл на берегу реки Эйр: акварели XVIII — начала XIX в. показывают вокруг него сельский ландшафт, но к концу столетия оно стало частью парка нового города Лидса.

Те, кто сохранил древние дома, могли теперь гордиться и охотно открывали древние элементы.²⁹ Конечно, это понимали еще не все. Владелец аббатства Гластонбери, отвечая Обществу антиквариев на просьбу предотвратить падение стен, писал: «Впрочем, сейчас это руины, и упади они — так и останутся руинами, не правда ли?» (Evans, 1956,333). Но главная опасность все же исходила от неумелых реставраторов и общество даже требовало вмешательства археологов для их обуздания. От НИХ особенно пострадало аббатство Сент Олбэнс, соборы Линкольна, Вестминстера, Рочестера, Норвича. Ответом стало создание в 1877 г. Общества сохранения древних зданий, взявшее на себя охрану сооружений от произвольных реставраций.³⁰ В 1885 г. секретарем Общества антиквариев стал Уильям Джон Хоуп. Он и его коллега Гарольд Брэкспир определяли направление монастырской археологии в течение десятилетий. Исследования церковных памятников приобрели теперь родчеркну-То скрупулезный «архитектурно-строительный» оттенок и велись по специальным программам. Яркий пример — «покирпичная» фиксация Джорджем Риви многострадального аббатства Фаунтине по программе архитектора Уильяма Бёрджесса в 1870-х гг. Все результаты были подробнейше опубликованы — а ведь это самая большая монастырская руина Англии!

Антикварий Уильям Дж. Хоуп — ключевая фигура в «церковной археологии» 1870-1910-х гг. Он много путешествовал, выясняя состояние зданий. Его влияние на исследования современников огромно, а на памятники — и того больше, поскольку Хоуп подробно исследовал обители всех сортов (4 бенедиктинских, 2 клюнийских, 6 цистерцианских, 4 августинских, 6 премонстранских, 1 тамплиерскую, 2 картезианских, один августинский приют и пр.). Достоинство Хоупа как исследователя, кроме фантастического размаха — стремление понять сами открываемые памятники, а не доверять слепо документам. Он интенсивно публиковал результаты и его отчеты все еще очень важны, хотя в сферу его интересов попадали прежде всего здания центральной усадьбы монастыря и сохранявшиеся стены, поэтому главное его достижение — создание серии «стандартных» планов обителей разных орденов.

Но Хоупу трудно, подчас невозможно было понять даты не то что отдельных кладок, но и целых комплексов. Иногда он даже сомневался в их средневековом происхождении! Планы чертили подробные и архитектурная часть обмеров выглядела безукоризненно, однако и это не помогало. В чем же причина? Повторные работы в том же аббатстве Фаунтине и приорате Маунт Грэйс показали, что она — в методах изучения. Раскопы Хоупа часто лишь небрежные ямки. Техника работ примитивна: траншеи вдоль фасадов, рвы вдоль стен и т. п. Отнюдь не такими точными оказались и планы, в них внесено много интуитивного, недостоверного (хотя сам Хоуп считал свою фиксацию совершенной, лишь включение в работу архитекторов сделало ее более приемлемой). Тем не менее Хоуп внес в археологию монастыря присущую академической науке «основательность».

В том же направлении шел работавший с Хоупом с 1890-х гг. архитектор Гарольд Брэкспир. Он начал изучать комплекс целиком, а не «наиболее интересные» сооружения; применил полное раскрытие вместо движения траншеями вдоль стен; наконец, не ограничился позднейшим строительным этапом, а искал под зданиями постройки предшествующих периодов. В результате его «очистки» зданий были, пожалуй, разрушительнее «ямок» Хоупа — счастье еще, что он далеко не всегда опускался ниже сохранных полов, даже если находил остатки скрытых там ранних храмов. В то же время его фиксация надежнее и не содержит д<)мыслов. (Главные работы — аббатства Уэверли (1890-е гг.) и Стэнли (1905-6). Вряд ли стоит упрекать исследователей. Прорыва к новым рубежам не будет еще долго, методы в археологии монастыря и собора останутся почти прежними вплоть до конца 1960-х гг. Картины исследования, скажем, 1965 г. вполне узнаваемы и на «дагерротипах» столетней давности. Это касается как задач, так и техники. Проиллюстрируем методы монастырских исследований примером из работ Г. Брэкспира в Уэверли (1905).

Аббатство, воспетое в столь известном романе Вальтера Скотта, бы-jiq первой обителью цистерцианцев в Британии (1128). В июне 1898 г. Археологическое общество Суррея собралось на конференцию в Уэвер-_ли и «как результат предложенного м-ром Джоном Хоупом интересного перечисления того, что может быть найдено, предприняло шаги к систематическому исследованию на средства Общества… Раскопки начались на следующее лето под руководством м-ра Хупера и при советах и помощи м-ра Хоупа. Первым был открыт капитул, за ним последовала монастырская больница на южной стороне клуатра. Осенью 1899 г., кода работы существенно продвинулись, был приглашен чертежник для исполнения исследований и детальных обмеров уже открытого». С этого момента во главе работ стал Гарольд Брэкспир. В 1900 г. открыли церковь и западную сторону клуатра, в 1901 г. — больницу с запада от клу-аггра, а в 1902 г. переключились на странноприимный дом, пивоварню и другие хозяйственные постройки. «После продолжительных попыток найти привходовые строения, дальнейшие раскопки были прекращены, учитывая значительность уже вложенных средств и неинтересность результатов в северной части памятника». Результаты были быстро выпущены в одном томе (1904).

Публикация впечатляет. 100 страниц текста включают общие очерки И описание 25 отдельных построек, строительных материалов, снабжения водой, садков для рыбы, дочерних монастырей. Включены 16 фото-таблиц и отдельно приложен обмерный план в 8 цветов (по сезонам). Оказывается, за 5 сезонов изучили 30 000 м², что при наших современных методах было бы немыслимо. Как же этого достигли? Обратим внимание на отсутствие разрезов и вообще указаний на стратиграфию (фотографии доказывают ее отсутствие с ужасающей точностью). Перед нами не то окопы войны, не то открытые разработки минералов. Ясно, что единственную задачу исследователь видел в уяснении плана и частично— строительных этапов. Метод был прост: найти стену и следовать ей, выходя по всей глубине прямо на уровень пола. Понятно и отсутствие находок, кроме тех, что были вопиюще очевидны. Детали, конечно, складывали вблизи места находки (на трех таблицах представлены изразцы, а орнаментальное эмалевое украшение книжного переплета даже удостоилось цветного воспроизведения). Критерий для отбора находок — внешняя привлекательность.³¹ Ясно, что даты Брэкс-пира неодинаковой надежности. Для зданий, хорошо описанных источниками, они могут быть удачны, но на даты по кладкам и профилям трудно опираться. По мнению английских археологов, Уэверли пора изучать повторно.

К началу XX в. археология в глазах английского общества быстро выходила на первый план и в исследовании, и в реставрации церковной архитектуры. Но «викторианский стиль» работ и даже более архаичные Методы прочно удерживались. Тем временем ручеек раскопок превратился в бурный поток. Начались многие работы, завершающиеся только в Наши дни, в Кентербери, Глочестере, Гластонбери и др.³²

В 1910 г. Инспектором древних памятников стал Чарльз Пирс. Он установил методику, исходя из важности сохранения стоявших еще руин, и стремился избегать любых реставрационных доделок.³³ Пирс был хорошим консерватором и реставратором, довольно активным археологом и автором массы путеводителей. Его целью было не столько изучение, сколько экспонирование памятника. Работал он грубовато, но эффектно: вскрывал здания до уровня позднейших полов, затем расчищал поверхность огромными участками и консервировал открытые кладки. При этом слои развалов (особенно периода диссолюции) удалялись без анализа.³⁴ Пирс сумел заинтересовать церковной археологией академические круги, которые стали относиться к ней гораздо серьезнее. Но результат его собственной деятельности лежит в области популяризации.³⁵

Период между мировыми войнами не был особенно благоприятен для церковных древностей. Общество несколько пресытилось ими^ опубликовали так много, что казалось невозможным двигаться дальше. Массовая реставрация в это время прекратилась, что уменьшило возможности полевых исследований. Кроме того, использовавшиеся общинами церкви были недоступны исследованию и внимание полностью сосредоточилось на развалинах. Цели работ были все те же: получить план сооружений и показать их, если возможно, публике. Руины расчищали одну за другой, но их стратиграфия (и археологическая, и архитектурная) оставалась неизученной. Даже старая идея полного восстановления внешнего вида и деталей на основе раскопок сменилась, при такой методике, задачей изучить эволюцию типов зданий на основе плана, оторванного от контекста. План был почти единственной информацией, вводившейся в науку в результате таких работ.³⁷

«Монастырская археология» последних десятилетий

Если XVIII—XIX вв. в изучении церковных древностей в Англии можно, при некотором упрощении, назвать «эпохой руин», прежде всего монастырских — то в послевоенное время гораздо большее внимание привлекают приходские храмы и соборы, причем речь часто идет о действующих церквях (см. след, раздел). Конечно, исследование монастырей не прекратилось, но оно претерпело серьезные изменения и в корне отличается от того, что делалось раньше. В 1950-60-х гг. изучение руин замерло, что было реакцией на слишком активные псевдо-научные «расчистки» первой половины века. Однако контрольные исследования на таких, казалось, полностью изученных объектах, как знаменитый Фаунтине, дали неожиданные новые факты, показав, как мало в действительности выяснили предшественники и как велик объем «латентной» информации. Поэтому были предприняты долговременные работы в аббатстве Бордс-^ли (Реддич) и приорате Ранкорн (Чешир). (Rahtz, Hirst, 1976; Hirst, 1983; Greene, 1989). Кроме того, историки искусства начали большой проект По составлению каталогов, обмеру скульптуры и архитектурных деталей Цистерцианских аббатств Сент Мэри (Йорк); Жерво, Байлэнд, Фаунтине ^в Йоркшире и Фюрнесс в Ланкастершире.

В эти годы впервые появились сведения об открытии монастырей англо-саксонской эпохи, ранее практически неизвестных. Работы в аббатстве Уитби дали следы его донормандского происхождения; затем оно было доказано работами Розмэри Крэмп для обителей-«близнецов» Джерроу и Манквермоут. Целая вереница сменявших друг друга монастырей, в основе которых лежат остатки обителей еще кельтского времени, открыта на шотландской границе, в Сент Хильде и Хартлпуле, и за ее чертой, в Галлоуэе и Уитхорне. На другом конце страны, в Корнуэлле, как «кельтский» монастырь интерпретировали первое поселение на месте замка Тинтажель.³⁸ Следы ранних монастырей обнаруживаются оейчас повсюду — в Гластонбери, Рептоне, Баркинге, в том числе неизвестные письменным источникам (что крайне необычно для Англии). В 1980-х гг. появились и первые топографические обзоры ранних монастырских поселений.

Особенно важным был переход к исследованию тех монастырей, в которых вообще не было сохранных памятников или сколько-нибудь существенных архитектурных остатков. Началом стали работы на лондонском аббатстве Бермондси; в 1970-х гг. круг расширился, в него вошли замечательно интересные работы по приорату Нортон и аббатству Бордели. Исследователи стараются сейчас понять, чем же все-такн был средневековый монастырь и для его обитателей, и для окружающего мира. Поэтому обращают внимание на совершенно новые типы объектов: строительные площадки (печи для кирпича и извести); производственные комплексы (мельницы, шерстобитни, скотные дворы); системы жизнеобеспечения (кухни и службы, колодцы, водоснабжение); земельные наделы. Прекрасными работами в этом жанре были книги Глена Коппака и Патрика Грини.³ Однако, чтобы такие исследования стали возможны, должна была произойти настоящая революция в подходе к изучению церковных древностей вообще. В Англии она пришлась на 1970-1980-е гг., но подступы к ней заметны уже в начале послевоенного периода.

2. «Церковная археология» в послевоенной Англии

Хотя за столетие между 1840 и 1940 гг. в Англии наблюдался рост популярности религиозных древностей и стремительное «экстенсивное» расширение исследовательского интереса к ним, превращение «церковной археологии» в раздел науки или вспомогательную дисциплину шло крайне медленно, часто запаздывая по отношению к странам континента. Сегодня трудно в это поверить, но 30 лет назад «археология церкви», ныне одна из самых разработанных и процветающих специальных исторических дисциплин, в Англии просто не существовала, а ученые, работавшие в этой области, не называли себя «церковными археологами». До 1981 г. не было и общего учебника. Архитектуру зданий изучали ее историки; артефакты и изображения — историки искусства. И только совсем молодая тогда группа в археологии, «медиевисты», ведя раскопки утраченных церквей, стремилась изучить их как единое целое. За последние десятилетия подход к работе с церковными древностями, по ути дела, пережил революцию. Ее итоги рассмотрены в работе одного из ведущих исследователей церковной архитектуры и археологии Англии, Уорвика Родвелла. Четверть века назад Мартин Биддл назвал одно из своих выступлений «Археология церкви: расширяющийся горизонт». Это определение остается верным. (Biddle, 1976).⁴⁰

Храм и Мировая война

Послевоенный период принес в Англию перемены в методике и организации, в подходе к исторической интерпретации и к связям с обществом. Но рождение современной археологии церквей совершалось при печальных обстоятельствах, смещение интереса определили трагические события войны. Теперь главным объектом исследований стали свежие руины знаменитых английских соборов, и, что особенно важно — маленьких приходских церквей. Разрушены или повреждены оказались десятки приходских храмов и один из соборов (Ковентри). Особенно много потерь было в городах, прежде всего в Лондоне. Часть храмов осталась в руинах, но некоторые были скоро разобраны и перекрыты современной застройкой. Тут-то и вспомнили, что по большинству приходских храмов Англии нет ни обмеров, ни другой фиксации. Поэтому прямо в ходе войны была начата программа срочного изучения и фотосъемки церквей.⁴¹

Руины, оставленные войной, показывали, что привычные лондонцам памятники отнюдь не просты с точки зрения стратиграфии, планиметрии и хронологии. Они оказались своего рода «матрешками», скрывшими под оболочкой одного объекта несколько более ранних. Большинство их осталось неизученными археологически, но и немногие исключения имели важное значение: такие, как раскопки У.Ф. Гримса в известных храмах Сент Брайд на Флит-стрит, Сент-Свитун-Лондон-Стоун на Кэн-нон-стрит, Сент-Олбэнс на Вуд-стрит, поскольку удалось восстановить последовательность строительства и показать сложность исторической структуры приходских церквей в Англии. Большим минусом работ было отсутствие интереса к некрополям, которые до конца 60-х гг. считали просто помехой.⁴² Более современные методы раскопок применялись в Бристоле при изучении Сент-Мэри-ле-Порт в 1962-63 гг., но ее надземные части для археолога как бы вовсе не существовали и не исследовались (Watts, Rahtz, 1985). Этот «археологический» подход иногда доходил до курьеза — раскопки руин одной из приходских церквей в 1965 г. начали с того, что сравняли их с землей бульдозером.

При всех недостатках методики эти первые послевоенные работы сыграли важную роль. Они доказали необходимость изучения приходских церквей — скромных и маленьких, но сложных в историческом отношении. Снесенные бомбардировками объекты оказались наследниками множества «предков», линия которых восходила часто к римскому Или англо-саксонскому периоду. Фундаменты покоились один на другом, как будто специально сложенные для хранения, а иногда позднейшие основания, как более обширные, обнимали ранние, образуя своего рода ^<<гНездо». В тех случах, когда вместе с церковью изучали весь квартал — немедленно открывался целый мир логично устроенной городской жизни (например, вокруг Сент-Мэри-ле-Порт).

Начало комплексных исследований

Первый прорыв к всестороннему изучению памятника совершил известный современный археолог Мартин Биддл. При работах в Винчестере (1961–1971) он провел археологическое исследование топографии, истории и (в меньшей степени) архитектуры города. При этом, конечно, было невозможно избежать «архео-церковных» проблем; были проведены раскопки двух соборов англосаксонской эпохи (в том числе «Старого Минстера»), части епископского дворца и др. Но особую роль сыграли раскопки двух кварталов средневекового города с группой маленьких приходских церквей. Две из них, Сент-Мэри на Таннер-стрит (1965-71) и Сент-Панкрас на Брук-стрит (1968-71) препарировали буквально камень за камнем, что позволило проследить сложный путь развития их архитектуры, связанный с изменениями в литургике. (По мнению английских археологов, уровень методики, достигнутый в Винчестере, остался образцовым и его редко превосходили впоследствии: Rodwell, 1997).

Вторым решающим шагом стали исследования не городского, а деревенского прихода, что в методическом отношении представляется не менее сложным. Начиная с 1950 г., двое археологов, Джон Херст и Морис Бересфорд, изучали покинутую средневековую деревню Уоррэм Перси в Йоркшире. Приходская церковь святого Мартина стояла тогда уже в руинах, идеально подходя для полного исследования, но здесь впервые в британской археологии обратились не только к храму и прилегающему кладбищу, но также к окрестностям и остаткам деревни. (Beresford, Hurst, 1976; Bell, Beresford, 1987).

Начав изучение приходских церквей, исследователи вскоре столкнулись с проблемой работ в действующем храме и, в более широком смысле, с вопросом ограничения прав общины. До 1960-х гг. почему-то считали, что используемое для богослужения здание тем самым можно считать сохраняемым и оставлять вне досягаемости исследователей. Однако постоянно выяснялось, что древности неизбежно обнаруживаются в ходе повседневной жизни храма (ремонтов, расширений, литургических перестроек, модернизации кладбищ) и тут же уничтожаются без фиксации. Стало ясно, что необходимо постоянное участие археологов в любых подобных действиях общины и клира. Понятно, что идея не встречала сначала энтузиазма, но верность подхода удалось доказать на практике и для огромного собора, и для скромной сельской церкви.

В конце 1960-х гг. была развернута широкая инженерная программа укрепления Йоркского «минстера», которая, естественно, потребовала регулярного ведения охранных раскопок. Но археологи ответили на призыв инженеров удручающе вяло. Только введение специальной должности «археолога собора» (Minster Archaeologist) в 1968 г. изменило ситуацию. Оказавшийся на этом посту Дерек Филлипс сумел создать целую систему, позволявшую вести охранные работы параллельно строительным (не мешая им, но и не пренебрегая правилами археологической методики) и фиксировать случайно открывающиеся детали, по точно при-цененному латинскому термину, «ad hoc». Храм (кладки, слои, погребения) был изучен всесторонне без его закрытия. Результаты не только показали полезность и привлекательность нового метода, но и новый подход к интерпретации, представлявший неразделимый сплав истории, архитектуры и археологии (Phillips, 1985, 1995).

Классическим примером стали и работы в скромном сельском приходе Ривенхолл в Эссексе. Когда потребовался ремонт здания, прокладка дренажа и расширение церковного зала, Кирсти и Уорвик Родвеллы предварительно исследовали почти всю окружающую площадь, надгробия и погребения (1971-73). Собранный при этом «урожай» информации превзошел все ожидания. Работая на действующем кладбище, удалось дя-исе изучить ущерб, который наносят культурному слою при новых за-, хоронениях. (Rodwells, 1985, 1993).

Прецеденты для вовлечения археологов в деятельность приходов были созданы, но скептицизм оставался (Ривенхолл называли исключением, тем более что работы там были проведены только снаружи). Но когда в Хэдстоке (Эссекс) в 1973-74 гг. для смены пола провели раскопки нефа и трансепта замечательной церкви XI в., масштаб возможных утрат от пренебрежения исследованиями стал очевиден. Необходимость Н возможность археологических работ на храмах «in vivo», причем охва-тывающих весь «организм» памятника, были принципиально доказаны И метод полного обследования применили на гораздо более крупном здании (Бартон-на-Хамбере, 1978–1989 гг., работы У. и К. Родвеллов). Тот же опыт в массовом масштабе воспроизвели при ремонте 220 приходских храмов в архидиаконстве Колчестерском (1973-75), изучив их археологию, архитектуру, некрополь и историческое окружение.

Проблема некрополей

Как и в странах материковой Европы, раскопки погребений долго оставались в Англии главным методом фиксации процесса христианизации. Первые общины возникли на Островах в период существования римской провинции Британнии. После ухода римлян их остатки сохранялись кое-где до VI–VII вв. (так датируют сейчас Йд надгробий с латинскими надписями).⁴³ На эти общины опиралась зникшая в середине V в. церковь Ирландии, откуда христианство зачтем вернулось на северные земли Острова. Обращение же англосаксонского юга развернулось с конца VI в. усилиями миссионеров из Италии (Августин, 597 г.). По мнению английских ученых, в VII в. христианство здесь укреплялось и распостранилось по мере политического развития страны. Первые церкви «переходного периода» связаны с королевскими резиденциями, причем ясно прослеживается их очень быстрое (в пределах четверти века) наступление из Кейта, с юга — на север и запад (Morris, 1983). Архиепископ и члены королевской семьи от Этельберта I до Этельберта II (т. е. с 616 по 762 гг.) похоронены в монастыре Петра и Павла за чертой римских укреплений Кентербери, где Лежали и останки св. Августина. Письменные источники говорят о погребениях в церквях многих королей англо-саксов VII–VIII вв., но они пока не раскопаны.

Обычай погребения с инвентарем был оставлен в Британии почти одновременно с созданием церковных кладбищ в конце VII–VIII в. и разница языческих и христианских некрополей здесь гораздо отчетливее, чем на континенте.⁴⁴ Церковное кладбище открыто в Раундсе, где первая церковь появилась в X, а вторая в XI в., и Бриксуорте, где несколько кладбищ на окраинах деревни в VIII в. были заброшены и стали развиваться церковные (оба в Нортхэмптоншире, см ниже). С этого времени и до XVII в. погребения в церквях стали привилегией клириков, а из людей светских — королей и рыцарей; в XVIII–XIX вв. желание быть погребенным в храме стало более доступным и превратилось в почти навязчивую идею (Arnold, 1988; Rodwell, 1989).

Изучение кладбища — может быть, сложнейший предмет для исследования церковных древностей и вечная моральная проблема. На работу здесь влияют эмоции публики; двойственность применяемых стандартов по отношению к ранним и поздним некрополям, иррациональные мотивации и многое другое, вплоть до политических соображений. В 1960-70-хгг. исследование поздних погребений часто лежало за пределами контроля археологов или проводилось по крайне отсталой методике. С 1980-х идет медленное улучшение ситуации, тем более, что популярным стало изучение таких тем, как последствия позднесредневековых эпидемий для развития общества в переходный период к Новому времени и вообще отражение смерти и погребения в искусстве, литературе, архитектуре, планировке городов и т. п.⁴⁵

Многие отчеты об эксгумациях 1960-70-х гг. отчетливо отдают «готическим романом». Очень поучительны такие случаи, как вскрытие и «обобщенная» фиксация за один день девяти наиболее важных средневековых могил в Линкольнском соборе (Bruce-Mitford, 1976). Не уступит им и рассказ о гробнице архиепископа Уолтера де Грей в Йоркском мин-стере в 1968 г., изученной ночью и в крайней спешке (Ramm, 1971). В 1969 г. аналогичным образом открывали гробницу архиепископа де Лундхэма. Трудно поверить, что интереснейшие погребения подвергались в Англии подобным «кавалерийским наскокам» всего четверть века назад.

Общая академическая методика вскрытия некрополей давно разработана на разнообразнейших «языческих» объектах и никем не ставится под сомнение, но археологическое изучение христианских кладбищ не получало общего признания до 1970-х гг. Однако попытки раскрыть и разумно исследовать большие группы погребений на этих кладбищах были. Важные результаты дали работы на кладбище Сент-Хелен в Йорке (1973-74); недавно изучили все 363 могилы на кладбище маленькой Донормандской церкви в Раундсе (Нортоне). (Boddington, 1996). Больше всего погребений (для приходского могильника) дал Бартон-на-Хамбере (работы по исследованию взятых оттуда 2800 скелетов уже много лет ведутся в Бристольском университете). (Rodwell, 1997).

Общественное мнение зачастую уверено, что возникающие тут и там Раскопки старых кладбищ ведут в интересах археологии, хотя на деле это совсем не так. Угроза заключена в развитии инфраструктур, в строительстве, в перепланировке и другой деятельности городских служб Неожиданный ущерб некрополям Англии нанесла, например, такая невинная мода, как превращение сводчатых помещений в церквях в офисы или «чайные комнаты»; часто ими становились крипты или склепы. Спрос немедленно породил команды «профессиональных разрушителей», которые очищали здания самым бесцеремонным образом. Немногочисленные, в сущности, археологи могли ответить на это лишь слабым сопротивлением, добившись своего в одном (правда, вполне выдающемся) случае, на одном из храмов Лондона. Так называемый «Спайтэлфилдский проект» (1984-86), с характерным подзаголовком отчета «По ту сторону Стикса», состоял в планомерном исследовании всех материалов склепа XVII–XIXbb., причем останки примерно 1000 погребенных, среди которых около 400 имели подлинные опознавательные бирки, были собраны для антропологического обследования (Spital-fields Project, 1993).

В целом можно сказать, что изучение позднехристианских могильников («погребальная археология») уже признано предметом исследования в пределах науки о церковных древностях. Отдельные работы теперь посвящаются сельским кладбищам; исследуется типология, обряд, телесные останки, сопутствующие сооружения.⁴⁶ Началась серьезная фиксация надгробий и могильных плит внутри храмов (раньше чаще публиковали даты и имена из эпитафий). Среди наиболее важных достижений Родвелл называет систематическое копирование плит и анализ мощения в церквях.

Надгробия привлекали особое внимание исследователей некрополя уже в позднем средневековье. В последние годы их изучение в Англии все более оставляет прежний «хаотический» характер и приобретает систематичность. В начале 1980-х гг. Р. Крэмп основала «Корпус англосаксонской каменной скульптуры Англии» (CASS), состоящий в основном из надгробий. Он базируется на специально разработанной системе признаков и типов, публикуя, графство за графством, все имеющиеся материалы вплоть до фрагментов. Охвачен уже Дэрхэм, Нортумберленд, Камберленд, Уэстморленд, Йорк, часть Йоркшира и Ланкашира (в 1996 г. вышел четвертый том). Не менее серьезна и разработка таких «вечных» тем английской археологии, как литые гравированные плиты («брасс») и вообще плоские надгробия церквей; архитектурные и скульптурные романские и готические памятники (исследование которых ушло невероятно далеко со времен выхода знаменитой книги великого Эрвина Панофского). (Panofsky, 1964).

«Приходские древности» в историческом контексте

Хотя церковные памятники в Англии изучают уже почти четыре столетия, на их связь с окружающей средой обратили внимание всего четверть века назад. Раньше интересовались только церковными владениями, и то по документам; к реальным же остаткам и не думали обращаться. Лишь с 1950-х гг., с развитием «медиевальной» археологии (английский термин.

означающий конец средневековья и последующие века), потребовалось изучать не отдельный «объект», а район со всеми его историко-природными элементами. Церковь стали рассматривать не как изолированный архитектурный объем, но как узел связей общины, центр микромира и компонент нуждающегося в сохранении ландшафта.

Оказалось, что пейзаж Британских островов сохранил много черт, которые восходят на столетия, если не тысячелетия, назад, а размещение объектов в природной среде отражает связи церквей с их общинами. Особенно важны расположение, ориентация, размер и форма кладбища; положение входов комплекса по отношению к дорогам; взаимная увязка места церкви, двора пастора и его земельного надела и т. п. Это хорошо показали такие памятники, как Уоррэм Перси, Раундс и Ривенхолл (см. выше), а также позже изученные Уоттон Уэвен и Бэмптон. (Blair, 1988а).

Этот подход много обещает и в городах, в церковной топографии которых проблем не меньше (например, причины умножения церквей; их взаимное размещение и относительная хронология; соотнесенность с постройками римской эпохи и др.). (Morris, 1989; Blair, 1988b; Blair, 1992 и др.). В 1960-80-хгг. много внимания было уделено теме возникновения города вокруг монастырей и центров паломничеств. Развитое почитание реликвий определяло сложение дорожной сети (как между центрами, так и в их окрестностях), тем самым формируя топографию городов и целых областей. (Biddle, 1986; Butler, Morris, 1986). Часто город просто складывался вокруг монастырского комплекса, построенного на «святом месте». Стоящий на вершине холма Сент-Олбэнс окружает аббатство, основанное на предполагаемом месте мученичества святого Альбана. Город с «говорящим» названием Бэттл — «Битва» — даже освоил крайне неудобный участок вокруг монастыря, алтарь собора которого, согласно легенде, стоит на том месте, где пал король Гаральд в знаменитом сражении при Гастингсе. Известны и обратные случаи, когда религиозный центр «встраивают» в уже существующий город.⁴⁷

История прихода и приходского строительства в Англии, с ее традиционно сильными местными общинами, начала выявляться благодаря раскопкам в Лондоне и Винчестере, о которых уже упоминалось— они помогли определить границы приходов и даже составить их карты, восходящие по крайней мере к XII в. (Grimes, 1968). Оказалось, что ранние приходские храмы развились из домашних церквей: единственная дверь церкви, открытой при известных работах М. Биддла на Сент-Мэри на Таннер-Стрит в Винчестере, вела прямо в частный дом. Это был «свой», частный храм.⁴⁸ Не сразу удалось понять, кому, собственно, принадлежали ранние лондонские храмы: землевладельцам-феодалам, богатым и влиятельным горожанам или общинам соседей (по аналогии с церквями торговых корпораций в немецких городах, «кауфманскирхен»). Восстановленная планировка показала, что земля приходского храма и его двора не была частным владением, но принадлежала корпорациям владельцев (через них даже проходили дороги).

Археологическое изучение топографии приходов не просто иллюстрирует и обогащает историю их развития, но открывает совершенно неизвестный ее этап — этап формирования религиозных сообществ до грегорианских реформ, осудивших принцип «нецерковной» собственности на храмы, также как и службу в них не связанных с общей жизнью церкви священников. Материал Англии показал, что реформа не сразу повлияла на топографию. Хотя уже в конце XI в. население Ворчестера с окрестностями, после долгих споров, подчинилось церковной дисциплине и постановило сохранить один общий приходской центр, все же, кроме городского собора, там остались и традиционные пункты независимого богослужения. Даже в епископском Йорке рубежа X–XI вв. обнаружено невероятное количество крохотных церквей. Это доказывает, по мнению английских исследователей, что горожане предпочитали огромному пространству романских соборов — изобилие малых храмов и живое общение с клириками, жившими и служившими уэеди них.

Натурные исследования 1970-90 гг

«Винчестер и Иорк образовали два подстава, на которых держатся врата, ведущие в современную «церковную археологию», — так выразился один из ведущих археологов архитектуры Англии У. Родвелл, говоря об уже упоминавшихся раскопках 1960-х гг. в этих городах. Действительно, работы последней трети века привели к тому, что в серьезных трудах давно содержится не меньше реконструкций и археологических обмеров, чем фотографий существующих памятников. Особую роль сыграло исследование древностей в восстановлении истории церковной архитектуры англо-саксонского периода, который являлся предметом горячих дискуссий в течение двух веков. (Hunter, 1976). Но важно отметить не накопление новых фактов, атрибуций и передатировок, а изменения в подходе к памятнику. Его рассматривают всесторонне и контекстуально. Это значит, что каждый объект изучается во всех, иногда, казалось бы, далеких от археологии частях, причем не сам по себе, но во взаимоотношении с окружавшим его миром (картину которого приходится восстанавливать). Викторианское понимание термина «церковный археолог» в Англии возвращается, но на новом уровне: это тот, кто изучает все аспекты истории древних церквей и их окружение.

Конечно, многие открытия совершаются именно при раскопках (и открытия, с точки зрения историко-культурной, важнейшие). Например, после долгих прений было доказано, что ранние нормандские церкви никогда не включали кладок своих англо-саксонских предшественников и не ставились точно на их фундаментах. Начиная с 1970-х гг., провели немало широких исследований на первоклассных англо-саксонских объектах. Самыми выдающимися считают раскопки в Рептоне (Дербишир, 1974–1988), где обнаружены религиозно-погребальные комплексы и кладбища викингов и англов; подробнейшим образом изучена крипта в восточной части церкви св. Уистана и восстановлена долгая история его как королевского мавзолея.⁴⁹ В итоге уже Гарольд Тэйлор, опираясь на бесчисленные натурные исследования, смог дать суммарный анализ храмов англо-саксонского периода, доказав, что раньше история памятников была далека от точности.⁵ Работы на больших городских соборах дают материал для суждений о все более древних памятниках; так, у собора св. Альбана (1982-4) обнаружился неожиданно ранний предшественник— мартирий римского времени, а в Уэллсе — не только серия средневековых капелл при соборе, но еще кладбище англо-саксонского минстера и позднеримский мавзолей.

Если сфера археологии церкви уходит в глубь времен до эпохи римского владычества, то ее верхний предел вообще не ограничен. Также как медиевальная и постмедиевальная археология, она изучает и самые поздние постройки. Разнообразие нонконформистских церквей и капелл огромно: квакерские дома собраний и гугенотские храмы, католические церкви позднего периода, построенные после начала Реформации, и др. Их изучение началось с публикации инвентарей и выпуска специального руководства по фиксации нонконформистских памятников (1985), а затем последовали и первые натурные исследования, охватившие даже период георгианского и викторианского строительства. Образец таких работ — исследования ранней капеллы баптистов в Гудшоу, Ланкастер-Щир (библиография: Rodwell, 1989).

Церковь, общество и археология

В 1968 г. англиканская церковь Предприняла шаг, послуживший толчком к новому ускорению и расширению исследований древностей. Специальным решением (Pastoral Measures) она освободилась от давно выпавших из оборота и начавших разрушаться храмов (которые традиционно считались ее собственностью). Медиевисты-археологи поняли, какие здесь кроются возможности, но недооценили опасность новой ситуации. Объем предназначенного к уничтожению возрос, но это мало кого пугало: в большинстве случаев речь шла о храмах XIX в. В результате много храмов было снесено и застроено без исследований, хотя было заранее известно о существовании их средневековых предшественников.

С 1970-х гг. археология церкви в Англии делается предметом национальной заботы. В 1972 г. Совет Британской археологии создал специальную Церковную комиссию (Church Committee), а в 1973 г. состоялся первый съезд профессионалов в этой области, по выражению Родвелла, «было поднято знамя археологии церкви и ее некрополей». Признание потенциального значения археологии для действующих церквей выразилось в публикации Советом по местам богослужения руководства «Церковь и Археология». (Council for Places of Worship, «Churches and Archaeology», 1974). Была введена должность Археологических консультантов диоцеза, имевших двойное — светское и духовное— подчинение. Благодаря их раскопкам, разведкам и наблюдениям стали быстро накапливаться сведения о приходских храмах, последовали конференции и публикации. В начале 1980-х гг. церковная археология была признана повсеместно.⁵² Для подготовки церковных археологов используют школы, базирующиеся на практическом изучении одного памятника, например, школа Бирмингемского университета в Уоттон Уэвен (Уорвикшир) исследовала церковь прихода: кладки, кладбище, надгробия и исторический ландшафт.

Но даже в Англии развитие идет негладко, подстерегают неожиданные опасности: так, государственное финансирование реставрации «исторических действующих храмов» (с 1979) вызвало волну перестроек без специальных исследований. Это компенсировалось, однако, созданием организации «Английское наследие» (English Heritage), следящей за проведением предварительных научных работ по каждому памятнику («гранты» на реставрацию выделяются только при этом условии). Интересы исследователей древностей признаны и церковным законодательством Англии: «Указ о соборах» 1990 г. не просто советует учесть их интересы, но требует от руководства собора обеспечить участие в любых работах профессионального археолога (должность, уже введенная на всех крупных соборах страны). Отныне детальный план фиксации — непременная часть и условие рассмотрения любых апелляций на проведение затрагивающих археологию работ англиканской церкви. Интеграция требований археологии, ремонтных программ и ежедневной жизни общины не представляет сверхестественных трудностей, все, что для этого нужно — тщательное предварительное планирование, здравый смысл и хорошее чувство юмора. С этим утверждением Родвелла трудно не согласиться, но так ли часто встретишь подобное сочетание?

Новые методы в архитектурной археологии

Хотя успехи исследований средневековых церковных древностей в Англии очевидны (особенно со стороны), местные ученые продолжают считать, что неизученного по-прежнему гораздо больше. Действительно, археологические сокровища там часто лежат в буквальном смысле слова под ногами, тщательно избегая внимания. (Например, до середины 1980-х гг. никто не замечал, что пол библиотеки собора в Личфилде включает прекрасные изразцы XIII в.!). Даже подробно изученные памятники предлагают все новую и новую информацию, прежде всего — благодаря развитию методов исследования.

Основой «археологического» исследования истории здания, конечно, служат кладки. Первый большой проект их исследования был осуществлен в соборе Уэллса при реставрации западного фасада в 1976—84 гг., 1де обмер фасада камень за камнем и фиксация in situ 297 сохранившихся скульптур привели к полной переоценке истории здания. Убедительна история западного фасада собора Линкольна. Историки искусства пришли к выводу, что его знаменитый романский фриз установлен примерно на 50 лет позже строительства фасада — но обследование 1983 г. доказало, что он изначален. Интересно, что история искусств отказывается принять дату «от структуры», поскольку это подрывает устоявшуюся догму, хотя изначальность фриза уже неоспорима. Случай Линкольна не единственный. В последние 20 лет археологи убедились, что современная «стилевая хронология» и базирующаяся на ней интерпретация часто не поддержаны натурными доказательствами, которые должны преобладать в датировках. Априорная уверенность, опора на давно знакомое как бесспорно верное — может быть, самая серьезная опасность для ученого. Например, собор Солсбери построен в основном во второй четверти XIII в. заново. Поэтому совсем недавно отрицалось, что археология может внести что-то новое в столь несомненно «однослойный» памятник. Однако исследования показали, что памятник имеет сложную последовательность строительства и неясный первоначальный замысел. Вообще пересмотр фактов после всеобъемлющих исследований последних лет был очень значителен. (Исследования Таттон-Брауна, библиография: Rodwell, 1997).

Случай изучить технологию строительства при строго археологической разборке всего здания в сочетании с раскопками внутри и вокруг него представляется как исключение (например, церковь в Келлингтоне (Иорк, 1990–1991) Поэтому все большую роль играют технические улучшения, вводящие неразрушающие методы. Особой популярностью в последние десятилетия пользуется метод реконструкции процесса кладки стен по способу применения раствора. «Почерк» строителей существенно различался и его легко проследить по типу или наполнителям. До 1970-х гг. раствор, положенный в два разных дня, разделять еще не умели — сейчас же каждый знает о швах, остающихся между «вчерашним» и «сегодняшним» слоем; о возможности измерить «индивидуальный день» работы, также как и общий «дневной рост» здания (особенно это помогает в определении первоначальных проемов). С 1980-х началось исследование каменоломен, обработки и торговли камнем для строительства соборов. Удается уловить логику в снабжении камнем по лентам материалов разного происхождения. Профилировки, которыми так много занимались «викторианцы», систематизируют сейчас заново— это одна из наиболее индивидуальных деталей здания, по ним можно определить руку отдельного мастера или почерк мастерской Одинаково тесаные камни встречены в памятниках, разделенных многими милями, и в соседних. Джону Харви удалось даже раскрыть имена, происхождение и судьбы многих архитекторов и ремесленников. Словом, общий пересмотр знаний о церковных зданиях на основании технологии делается реальностью.

Совсем недавно, в 1970-х гг., идея цельного изучения памятника имела мало сторонников среди археологов. Кладка и деревянные детали считались «неподходящей темой» исследования, как и скульптура, литье, поздняя штукатурка и роспись, надгробия и стекло, мебель и осветительные приборы. Группы ученых, занимавшихся этим материалом, работали замкнуто и редко делились информацией, отчего страдала наука в целом, хотя часть направлений быстро прогрессировала. Сегодня мы видим, что «археологические» методы все полнее охватывают церковные здания сверху донизу.

Примечания к главе VIII

¹ Работы описаны тремя современниками, которые дают достаточно для атрибуции погребений (например, их размеры, а также описание найденного свинцового надгробного креста: Radford, Swanton, 1975, 42-3) Некоторые события могут случиться только в Англии. «Случайно» этот же крест оказался одним из первых опубликованных артефактов, добытых при раскопках, когда со времени работ прошло не менее 400 лет! (Camden, 1607; о Кэмдене и его книге см. ниже) «Отчет» о монастырской «археологии» в Гластонбери в конце правления Генриха II дал Джеральд Кембриджский (1191).

² Легенда окончательно вошла в жизнь после того, как Ричард I Английский подарил Танкреду Сицилийскому знаменитый меч Экскапибур. Драгоценные символы прошлого стали предметами, которые можно было трогать, терять, передавать. (Robinson, 1926; Kendrick, 1950; Schnapp, 1997).

³ Еще епископ Или Джон Элкок конфисковал приорат св. Радегунды в Кембридже для создания там знаменитого колледжа (1497). В 1520-х гг. кардинал Вулси с папского согласия упразднил почти 30 монастырей для того, чтобы на их средства создать колледжи в Оксфорде и Ипсвиче (скорее учебные, чем религиозные). Оксфордский, например, устроили в конфискованном августинском приорате св. Фридесвиды и лишь в 1645 г. его церковь стала собором колледжа.

⁴ Диссолюция повела к предельно радикальному перераспределению земли и недвижимости, ее религиозные и политические последствия хорошо изучены, см. особенно: Knowles, 1976.

⁵ Причиной разгрома церквей была не только ненависть к папизму, но и алчность. Из Кентербери, например, в 1538 г. увезли массу золота с драгоценными камнями, хотя официальной целью миссии было извлечение мощей Фомы Кентерберийского из «феретрума», в котором те покоились более 300 лет (при этом их то ли сожгли, то ли похоронили, так что они стали объектом пристальных розысков, не завершившихся и по сей день). (Butler, 1995).

⁶ Раку уничтожили через шесть дней, конфисковав огромное количество ценностей, в том числе серебро и позолоченные вещи, находившиеся вместе с костями в гробу св. Ричарда. В Линкольне, где хранились раки свв. Гуго и Джона из Дальдерби, в 1540 г. комиссии было дано указание «забрать и препроводить в лондонский Тауэр указанную раку и извлечь поддельные мощи и ценности в Линкольнском соборе, коим преданы простые люди и коими вовлекаемы в суеверия и идолопоклонство, вместе со всеми драгоценностями, блюдами и подобным, по их выбору».

⁷ Например, рака св. Уильяма в Йорке была разрушена и место ее утрачено, но традиция указывала на место его погребения в нефе, где в 1732 г. действительно нашли каменный гроб, а в нем — квадратный ящичек с костями, без надписей.

⁸ Интересно, что плиту вновь положили на место, заменив утраченные части, которые остались в заполнении могилы, раствором. Это могло быть сделано лишь в период, когда храм находился в ведении эмиссаров, причем вскрытие было, по крайней мере единожды, тайным.

⁹ Яркое описание конца аббатства Рош (Йоркшир) приводит Майкл Шербрук через тридцать лет после события: «Первой подверглась разрушению церковь, затем дом аббата, дормитории и рефектории, вместе с клуатром и всеми зданиями, что были внутри монастырских стен: ничто ведь не должно было сохраниться, кроме как коровники и свиные закуты… Любое сердце тронул бы вид того, как срывали свинец с кровли, снимали доски и сбрасывали балки, как затем свинец был снят и сброшен в церковь и все надгробия в ней разбиты». Шербрук рассказывает, что и стропила были пущены на дрова для тех, кто переплавлял свинец в печах. Когда Майкл спросил, что думал тогда его отец о монахах, тот ответил: думал хорошо, но это не помешало ему наживаться, ведь «он поступал так, как другие» (цит. по: Platt, 1984, 231—4).

В приорате Луис команда итальянских инженеров сравняла церковь с землей, используя подкопы и порох. Подобным же образом огромный клюнийский храм св. Панкрата со сводами высотой в 28 м был превращен в груду мусора менее чем за четыре недели в марте-апреле 1538 г. Лишь немногие, как Роберт Эск, один из казненных лидеров восстания, решались сожалеть о происходящем: «Аббатства были одними из прекраснейших мест сего мира для всех людей и странников… Они более всех заботились о морских дамбах и плотинах, содержали и строили мосты и дороги и иные подобные вещи для общего блага» (цит. по: Knowles, 1956).

¹⁰ Раскопки свидетельствуют, что в ходе приспособления монастырских зданий под «замки» погребения и фермеров, и дальних родственников нового владельца, не мешали рыть фундаментные рвы, прокладывать дренаж или разбивать сады. Очень редко семьи при этом эксгумировали своих покойных с целью переноса их на приходское кладбище.

11 Чтобы соблюсти условия договора покупки, произвели «необходимые разрушения»: столбы, поддерживавшие клересторий капитула, были подрублены и расклинены, чтобы треснули монолитные стволы и можно было их опрокинуть (верхние части были оставлены, где упали, а среди мусора валялись железные клинья и молоты). Хотя граф, судя по документам, приказал аккуратно вынуть и перенести в замок западное окно, установленное 30 лет назад — даже этого не выполнили. Все детали окна остались в рухнувшей стене и найдены при раскопках 1920-х гг. Аббатству наследовала и деревня, построенная в основном из его остатков. Новые жильцы сохранили часть жилых построек, но сломали церковь и клуатр. Они унаследовали также три мельницы, пороховой завод и службы. Невредимый дом аббата достался «фермеру» — это было роскошное жилье со семи удобствами, много лучшее, чем даже поместье графа Хелмсли. Такие здания, конечно, покупали охотно. Олдермен Томас Белл, поселившись в Глочестере (доминиканский приорат), превратил церковь в жилище, а клуатр — в прядильную фабрику, так что оба сохранились до наших дней.

¹² При изучении этих стен можно обнаружить сохранившиеся средневековые двери — иногда даже запертые к моменту раскопок. Архитектурные примеры — в аббатствах Нортон, Хэйле, Бардни, Уэверли и других и изображения XVIII в.

Своеобразно распорядился в 1550-х гг. перестройкой полученного им маленького монастыря бенедиктинок Сопуэлл сэр Ричард Ли. Он начал строить маленький дом с двором, холл которого был на месте церкви, а сад— в клуатре, но, не закончив, засыпал все мусором и начал возводить гораздо более представительную резиденцию — не используя уже стен монастыря, но сохраняя их ориентацию (не окончив, умер в 1575 г.).

Часто при перестройке монастыря сохраняли башни ворот и связанные с ними постройки. Например, в полностью раскопанном приорате Торнхолм удалось доказать, что служебные постройки полностью уничтожили, в то время как клуатр и привратное здание стояли целыми до XIX века.

¹³ Уже Лиланд в «Итинерарии» перечислил обители, откуда в королевскую библиотеку могли бы поступить нужные книги. Во второй половине XVI в. первые коллекционеры, сэр Роберт Коттон и Эдвард Фэрфакс, собирали манускрипты монастырских библиотек, интересуясь практически всем, вплоть до служебников. Акты монастырей хранились тогда всюду: в канцеляриях, у комиссаров, у новых владельцев поместий; их собрания составят потом ядро библиотеки Британского музея (1753).

¹⁴ Монументальная «Британния» была и первой иллюстрированной книгой о древностях Англии. Картинка в ней лишь одна: предалтарная арка в церкви Сент-Джон-саб-Кастро в Луисе (Сассекс), уничтоженной в 1839 г. (Kendric, 1950, 151). В 1587 г. церковь реставрировалась и арку переделали, что зафиксировано в переиздании «Британнии», где она нарисована в новых формах вместе с фасадом храма. (Gough, 1789,1, 200-1, pl. XII).

¹⁵ Например, на полу Линкольнского собора — «как было до последнего нового замощения». Кроме того, Гоф опубликует реконструированный план собора норманнской эпохи и обратит внимание на его взаимоотношение с уничтоженной городской стеной римского времени. (Gough, 1789, II, Pl. VIII, pl. IV).

¹⁶ Находки раннехристианских древностей в Англии были гораздо реже, чем, скажем, в римских провинциях на континенте. Зато у Британских островов была своя специфика. Если Италия давала прежде всего древности периода катакомб, а Франция славилась погребениями раннесредневековой эпохи — то в Британии «собирали урожай» кладов церковного серебра. Долго ученые опасались даже предполагать существование здесь раннехристианских объектов, но в 1720-30-х гг. одно за другим нашли два замечательных серебряных блюда (laux) в Риели и Корбридже. Первое — на ножке, прямоугольное, со сценами охоты — было выпахано в разбитом виде. Оно датировалось примерно 350 годом и на изнанке имело надпись о вкладе его епископом Эксуперцием. Вещи этих кладов, как и более известного клада из Милденхолла, — типичная позднеантичная продукция, но многие нз них несут монограмму Христа.

¹⁷ Stuckeley, 1725,1, 33. Позже в письме в журнал «Antiquaries» (1753) Стакли описал похожие «раскопки»: «Вчера я предпринял весьма приятное путешествие, можно даже сказать — паломничество, чтобы посетить почитаемые руины аббатства Лиснес (Кент)… сказали нам, что время от времени выкапывают основания зданий, с множеством каменных гробов, тел и памятников» (Stuckeley. 1770). В XVII в. описания аббатств как романтических руин, с приличными случаю ламентациями и деталями, довольно часты. Джон Обри (о нем ниже) записал в 1660-х гг. в аббатстве Уэверли: «Здесь, где теперь стойла, была прелестная капелла, большая, чем церковь Колледжа св. Троицы в Оксфорде». (Цит. по: Greene, 1992, 33–34). Кроме Стакли, как археолог, историк архитектуры и художник-топограф работал преподобный Самюэль Лизонс. Начало изобразительному ряду было положено художниками XVII в. Например, Даниэль Кинг издал, используя рисунки Томаса Джонсона, «Соборы и церкви Англии и Уэльса» (King, 1656).

¹⁸ Его альбом «Liber studiorum» с массой монастырских руин и церковных сцен стал одним из любимых у публики, а часть листов (таких как знаменитая «Крипта аббатства Киркстолл», виды аббатств Исби и Эгглстон), вошли в труды по истории. В 1790-х гг. он рисовал аббатства Мальмсбери, Бат и Тинтерн, которое уже было отмечено как особенно живописное в путеводителе Виллема Джильпина «Осмотр реки Уай» 1782 г. Тинтерн часто фигурирует у Тернера наряду с другими (Вестминстером, приоратом Ивини, оксфордским собором Крайстчерч, аббатством Бэттл) в массе заказных работ, исполненных вместе с Т. Гёртином.

¹⁹ Gough, 1786-96. Позже он публикует замечательный изразцовый пол капеллы приората Грауден в Или: Gough, 1792. В 1797 г. ему пришлось оставить пост в связи с расколовшим Общество скандалом: архитектор Джеймс Уайатт, прозванный «разрушителем», провел неудачные «реставрации» соборов Солсбери, а затем Дэрхэма и других, следуя принципу «романтической реставрации», сопряженной с разборками или переделками подлинных частей.

²⁰ Особенно выделялись работы Гроуза, опубликовавшего «Древности Англии, Шотландии и Уэльса», а затем — аналогичное исследование по Ирландии, содержавшее массу описаний «монастырищ» и гравированные таблицы, включавшие даже планы — ценнейший материал по состоянию ирландских монастырей 200 лет назад. (Grose, 1794).

²¹ Например, отец и сын Баклеры. Напомним, что примерно в это же время состоялись и первые путешествия с целью зарисовки и обмера памятников старины в России, см. гл. IX.

²² Наиболее характерный пример из его книги — церковь св. Петра в Бартоне-на-Хамбере, где в храме саксо-нормаидского периода выделена башня явно более раннего, англо-саксонского, стиля. Пользовался совершенной для своего времени методикой и Дж. Бриттон, основательно изучивший соборы приората Норвич (1817) и аббатства Бат (1825). Он же издал по пять томов сводов «Древности архитектуры» и «Древности соборов»: Britton, 1807-26; Britton, 1814—35.

²³ Даже погребение великого романиста, по его завещанию, в руинах известного аббатства Драйбург еще раз подчеркнуло его горячую любовь к прошлому. Увы, история весьма иронична — предки Скотта когда-то продали Драйбург, сам же он разорился, строя свой «средневековый» дом «Абботсфорд».

²⁴ «Легенду Ингольдсби» Бэрхема иллюстрировали виды подлинных монастырских руин. Рассказ «Серый дельфин» сопровождала гравюра с надгробия сэра Роберта де Шурлэнд в аббатстве Минстер-ин-Шиппи (Кент). (Вапп, 1988).

²⁵ Если в XVIII в. особенно охотно демонстрировали надгробия, то теперь Добавилось пристрастие собирать детали архитектуры; М. Стэпилтон, искавший в аббатстве Байлэнд могилу его основателя, Роже де Момбрэ, собранные капители перенес в свою усадьбу как садовые украшения.

²⁶ Другие ранние работы были вызваны внезапным открытием двух свинцовых гробов в канун Рождества 1833 года в приорате Ваймондхэм (Норфолк). Руководитель работ Вудбридж сообщал в письме: «Имею удовольствие заявить, что руины были очищены до уровня одного из полов и что обитателями города составлен замечательный план руин» (Woodward, 1836). К письму была приложена схема аббатства, план церкви и рисунок печати.

²⁷ Другой пример удачных раскопок — аббатство Луис, старейшая клюнийская община Англии. Здесь удалось не только восстановить план, но и найти следы подкопов инженеров, разрушивших храм по приказу Томаса Кромвелла. Работами 1840-х гг. в каптуле было вскрыто много погребений; найдены свинцовые ларцы с костями основателя Уилльяма де Уоренна и его жены Гундреды. Хорошо сохранившееся погребение приора показало, что он был похоронен в прекрасных одеждах. Расчистка определила место монастырского кладбища и более 100 выложенных камнем могил, а также след стены первой церкви (принятый учеными за ров битвы при Луисе в 1264 г.)

²⁸ Например, огромный материал оставлен Джеймсом Ирвином, сотрудником Дж. Скотта по реставрации таких соборов, как Личфилд и Питерборо в Батском аббатстве (1863-72). Данные, которые он методично собрал, оказались достаточны для реконструкции утраченных памятников, например, церкви аббатства Норман. Полно и интересно им изучена в 1871-81 гг. капелла англо-саксонского периода в церкви св. Лаврентия в Брэдфорде-на-Эйвоне, где он отвечал за реконструкцию.

²⁹ Владельцы приората Нортон снова «перелицевали» здание: открыли заложенный век назад средневековый вход «с земли», через подлинный портал в подлинный внутренний двор, и даже название поменяли с «Нортон Хилл» на «Нортон Прайори». Впрочем, это было еще не самое плохое решение. Иногда здание просто сносили и строили новое, гораздо более похожее на «готику», чем подлинная готика.

³⁰ Во главе «Society for the Preservation of Ancient Buildings» стояли Уильям Моррис, Берн Джонс, Джон Рескин. «Археологический» подход к памятнику архитектуры был усвоен в Англии раньше, чем на континенте; в 1899 г. вышел первый государственный закои об охране наследия. (Михайловский, 1971, 172–185).

³¹ Ценность керамики просто еще не осознана. Последняя описана так — «Много было собрано керамики коричневой и зеленой поливной, но ни одного целого куска или значительного фрагмента для реставрации».

³² Последние большие работы, начатые перед Первой мировой войной, — раскопки К. Лэинга в большом бенедиктинском монастыре Бардни. Война, а затем смерть не дали закончить «очистку» памятника, до сих пор ждущего исследования.

³³ В это время новый закон об охране наследия передал все «монастырища» и руины исторического значения в ведение государства для защиты и консервации. Памятники стали «собственностью» Ведомства общественных работ (Office of Works), что имело драматические последствия, поскольку оно занималось только стоящими памятниками и центральными комплексами монастырей, сразу отделив их от гораздо хуже известной периферии. Началось образование заповедников и охранных зон, продолжавшееся до конца 60-х гг. При этом в работе оказалась масса ранее непотревоженных монастырей.

³⁴ Одно из первых раскрытий, аббатство Риво (1919 г.) — подлинная катастрофа для ценителей церковных древностей. Его провели без археологического надзора, без фиксации, с самой примитивной отчетностью (правда, находки были опубликованы, включая керамику). Наиболее впечатляющий результат — две фотографии, до и после раскопок. Похоже, что ради этой фотопары и делалась вся работа. Немногим лучше результаты в аббатстве Байлэнд. Исследования в Уитби в 1920-х — редкий пример работ ниже пола, где были найдены монастырские церкви и нормандского, и донормандского времени.

³⁵ После Первой мировой войны вообще наступила «эпоха рекламы». Туризм быстро превращался в промышленность. Железная дорога «Грейт Вестерн Рэйлвэй» выступила в 1925 г. со специальным трехтомником: «Соборы», «Аббатства» и «Замки», продававшимся на ее станциях. «Аббатства», принадлежавшие бойкому перу М. Р. Джеймса, более известному своими историями о привидениях, разошлись немедленно тиражом в 20 тыс. экз. и были повторены. 60 тысяч «Соборов» были распроданы за два года. Понятно, что попали в путеводитель, со всеми его картами и иллюстрациями, только те памятники, куда можно было доехать по соответствующей железной дороге.

³⁶ Например, в начале века Ф. Бонд, продолжая линию Рикмана на составление сводов, издал серию томов о самых разных церковных древностях — водосвятных чашах и купелях, алтарных преградах и баллюстрадах, резьбе по дереву, посвятительных надписях и пр. (многие из них до сих пор считают образцовыми: Bond, 1913 и др.).

³⁷ Наиболее важный труд, синтезировавший достижения в области церковных древностей за межвоенный период, «Романская архитектура Англии» Альфреда Клэпхэма (Clapham, 1930,1934), основан на серии работ по донормандской археологии одного из лучших специалистов, Болдуина Брауна. (Brown, 1903 и др.)

³⁸ Что, впрочем, не доказано (исследования показали, что изначально здесь могло быть христианское кладбище позднеантичной эпохи). Cramp, 1969, Она же, 1976а; Она же, 1976b; Daniels, 1986; Daniels, 1987; Cramp, Daniels, 1987, Hill, 1988; Radford, 1935; Thomas, 1988.

³⁹ Greene, 1992; Coppack, 1990; Gray, 1993; добавим исследование Роберты Джилкрист, где сделана попытка выделить археологические особенности разных организационных типов: госпитали-приюты, приораты военных орденов, девичьи обители, скиты отшельников и т. п. (Gilkrist, 1995).

⁴⁰ Rodwell, 1997; ср.: Rodwell, 1981; Morris, 1983. Сейчас уже появились специальные работы по фиксации церковных древностей и соответственно ориентированные главы в общих учебниках. «Церковной археологии» обучают, наряду с общей, на гуманитарных, архитектурных, культурно-антропологических отделениях университетов. Недавно создано специальное Общество церковной археологии с центром в Йорке, издающее ежегодник «Church Archaeology», первый номер которого вышел в марте 1997 г. Складывается и план будущего развития отрасли. (Wood, 1994; CARD, 1996).

⁴¹ Ее результаты специалисты не считают особенно продуктивными. Отметим, что в Германии широкое архитектурное обследование было сделано до войны, что очень облегчило точный подсчет утрат и даже обеспечило частичное восстановление. Опустошение немецких городов и последующее восстановление дали возможность широких раскопок в нескольких экклезиастических центрах, известных с римского времени, прежде всего в Кельне.

⁴² Grimes, 1952. Гриме писал: «Удаление погребений оказалось очень длительным процессом, сокращавшим время, отведенное для археологических исследований» (Grimes, 1968, 204). Кладбища часто доверяли непрофессионалам. Так, в 1968 г. раскопки Сент-Мэри-Олденмэнберн вела группа землекопов, которыми руководил отставной армейский капитан; он не имел специального образования и опыта, хотя интересовался археологией. Фиксация была самой общей и проводилась «по четвергам после обеда», когда руководитель появлялся дня проверки сделанного и сбора каких-нибудь находок. Строительные материалы, разумеется, не собирали; остатки скелетов паковали в мешки и передавали местному церковному совету, а свинцовые гробы отправлялись в утиль (обычно в пятницу, для покрытия воскресных расходов бригады). (Rodwell, 1997, 5).

⁴³ Кроме широко известной, но несколько устаревшей работы по раннему христианству в Англии Чарльза Томаса, основой остается свод археологических источников Ричарда Морриса и критический пересмотр материалов по переходному периоду в книге Дороти Уоттс (Thomas, 1971; Morris, 1983; Watts, 1991), а также капитальные труды и сборники по более узким темам (Rollason, 1989 по культу святых; Edwards, Lane, 1992 по северной Британии и др).

⁴⁴ В V–VI вв. еще сохранялись сожжения. Хороший пример — кладбище в Абингдоне (Беркшир), с ингумациямн разной ориентации и с кремациями V–VI вв. Но в VII в. ингумации возобладали. Могилы, расположенные рядами, напоминают мировингские могильники, но с иными формами ям и большим количеством курганов с круглыми ровиками.

⁴⁵ См. последнюю работу Колина Платта, посвященную итогам «черной смерти» в XIV в., где широко привлекаются археологические свидетельства. Platt, 1996. «Жизнь и смерть» в монастырях XII–XVI вв. изучает Б. Харви (Harvey, 1993). Характерно исследование «зрительного ряда» ритуала погребения в XVI–XVIII вв. Найджела Ллевеллина (Llewellyn, 1991). Отметим публикацию важного для поздней археологии и истории искусства каталога коллекции «королевских манекенов» XIV–XVII вв., «замещавших» тела монархов и хранившейся в Вестминстере (Funeral Effigies, 1994).

⁴⁶ Jones, 1976; Morris, 1983; Morris, 1985; Morris, 1989; Litten, 1991; Rodwell, 1984; Rodwell, 1997; Stroud, Kemp, 1993; White, 1988 и др.

⁴⁷ Brooke, 1977; Brooks, 1977; Bound, 1988. После завоевания Англии Вильгельмом в древнем городе Старый Сарум на вершине холма встали нормандский замок и храм. Но дома жителей остались в основном за пределами замковых стен, в результате к началу XIII в., выбирая для нового соборного участка самое выгодное место, епископ вынужден был перенести его в гущу застройки, на берег реки, к подножию холма — так сказать, «на посад».

48 Brooke, 1977; Brooks, 1977; Morris, 1987; Ottaway, 1992; Rodwell, 1997. Процесс умножения личных церквей является, видимо, одним из основных в развитии религиозной жизни средневекового города, хотя идет особым путем в каждой стране; его можно наблюдать и в русских городах Новгороде и Пскове XIII–XV вв., в Центральной Руси XVI–XVII вв.

⁴⁹ Изучили также средневековую резиденцию викария и школу, открыли еще один храм-мавзолей к западу от приходской церкви и укрепление викингов, которые перестроили мавзолей, сделав из него ворота (Biddle, 1986; Taylor, 1987).

⁵⁰ В классическом трехтомнике: Taylor, 1965, 1978. Сам Г. Тэйлор исследовал в натуре очень многие памятники; из других работ укажем открытие уникальной церкви в Брнксуорте (Нортоне) Дэвндом Парсонсом; раскопки и обмер в 1978–1984 гг. собора св. Петра в Бартоне-на-Хамбере и широкие работы в Литтл Сомборне (Хэнтс). После многих неудач, раскопки восстановили план собора архиепископа Томаса в Йорке (1080). Попытки реконструкции плана донормандского собора в Кентербери стоили моря чернил, пока делались на основе документов — но в 1993 г. большая часть его обнажилась при перекладке пола, причем открыли не менее 4-х ранних этапов строительства!

⁵¹ В частности, церковь св. Николая в Колчестере, построенная Дж. Г. Скоттом, снесена, а разборка слоя велась экскаватором (1956) Раскопки субструкций всегда давали сведения о ранних объектах: Сент-Мэри-Мэйджор в Эксетере, два храма в Линкольне и др. Библиография: Rodwell, 1997.

⁵² Огромную роль сыграло назначение Ричарда Морриса в Церковную комиссию, его энтузиазм и глубокая компетентность стали основой роста общественного интереса и академического признания. Совет по местам богослужения и Совещательный комитет по соборам (Cathedrals Advisory Committee) много сделали для упрочения археологии в церковных структурах. (Addyman, Morris, 1976; Morris, 1983; Butler, Morris, 1986).

ДРЕВНЯЯ РУСЬ