Критика такого подхода состоит в том, что он уже не рассматривает Библию и церковное учение как основу теологического и идеологического мировоззрения, но, напротив, его сторонники изначально принимают некоторое мировоззрение, которому затем позволяют влиять на трактовку Библии и учения Церкви. Впрочем, эта проблема касается не только тех теологий, которые фокусируются на поле, гендере и ориентации. Христиан, симпатизирующих социализму и коллективистскому общественному устройству, также обвиняли в том, что они не выводят свои политические и экономические воззрения из Библии и церковного учения, но приписывают их этим текстам. Стюарт Хедлам, к примеру, утверждал: «Все эти идеи, которые мы сейчас выражаем размытыми понятиями „солидарность“, „братство“, „кооперация“, „социализм“, кажется, живо представлены в учении Иисуса Христа»[930]. Густаво Гутьеррес настаивал: «Вся атмосфера Евангелия – это постоянное притязание бедных на право быть услышанными, на то, чтобы получить преимущественное внимание со стороны общества, требование подчинить экономические потребности потребностям обездоленных»[931]. Однако текст Евангелия, если читать его прямо, пусть и содержит однозначные осуждения экономической несправедливости и угнетения, все же не дает доводов в пользу социального коллективизма. Чтобы увидеть их, вероятно, требуется герменевтика – метод экзегетики, который уже исходит из социализма, обращается к Библии в попытке найти там социализм и поэтому находит то, от чего отталкивается и что ищет.
Концепция, лежащая в самом центре христианского социализма, – братство – сама по себе спорна. Приложение братства ко всему человечеству, каждому индивиду без различия требует универсального понимания отцовства Бога, что не подтверждается Писанием. Консервативное (с точки зрения теологии) понимание заключается в том, что детьми Бога являются только те, кто примирился с Ним через веру во Христа. В Новом Завете братство упоминается в контексте разделения между верующими и неверующими, спасенными и неспасенными: Христос заявляет, что его «братья» – это те, кто следует за ним и исполняет его волю (Мф. 30: 32); в Деяниях апостолов «братья» – это те, кто обратился ко Христу вопреки противникам Евангелия (Деян. 14: 2); Павел заявляет римлянам: «Ибо кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братиями» (Рим. 8: 29). Катехизис Католической церкви (ст. 4, разд. 2, 2: II) утверждает, что братьями являются те, кто примирился с Богом. В подтверждение этого он цитирует Киприана Карфагенского[932]: «Человек новый, возрожденный и восстановленный своим Богом, по Его благодати, прежде всего говорит: „Отче“, потому, что соделался уже сыном Его». В Лондонском баптистском вероисповедании 1689 года (18: 2–3) присутствует такой же акцент. Можно привести и больше примеров, но очевидно, что ни братство, ни отцовство Бога не универсальны. К тем, кто по ошибке заявляет о том, что он является сыном Божьим, Христос обращает мрачное послание: «Если бы Бог был Отец ваш, то вы любили бы Меня, потому что Я от Бога исшел и пришел; ибо Я не Сам от Себя пришел, но Он послал Меня. <…> Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего» (18: 2; Ин. 8: 42, 44).
Влияние этих слов на христианскую левую мысль очень глубоко. Если Бог – не всеобщий Отец, как утверждал Фредерик Денисон Морис столько лет назад, то не существует и всеобщего братства людей. Если не существует всеобщего братства людей, то рушится основополагающая концепция левого христианства – христианского социализма, социального евангелизма, теологии освобождения, – а вместе с ней рушится и основа послания о кооперации, равенстве, справедливости и освобождении. Возьмем, к примеру, часто цитируемый левыми христианами отрывок об отделении овец от козлищ, в котором Христос объявляет овцам (праведникам), стоящим по правую руку от Него:
Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф. 12: 34–40).
Эту притчу о Страшном суде часто используют, чтобы показать, что Христос требует проявлять любовь ко всем людям – ко всем эксплуатируемым, угнетенным и обездоленным мира. Именно эта притча, по словам Стюарта Хедлама, «заставляет каждого христианина быть социалистом»[933]. Она доказывает, утверждает Филипп Берриман, что «практическая материальная помощь ближнему является критерием справедливой жизни»[934]. Эта притча – не о ближних, а именно о «братьях» Христа. Однако если не придерживаться концепции всеобщего братства, очевидно, что голодные, обездоленные и угнетенные из этой притчи – не все люди, живущие всюду и во все времена, а именно верующие; они братья Христа, потому что они с Ним примирились. Поэтому притча призывает задуматься не об экономической справедливости вообще, а о том, как те, кто следует за Христом, служат и поддерживают самых слабых из Его последователей, наименьших из Его братьев, включая Церковь, гонимую по всему миру.
Христиане, конечно, не ограничиваются заботой только о других христианах. Апостол Павел учил Церковь: «Итак, доколе есть время, будем делать добро всем»; но даже здесь тотчас следует уточнение: «А наипаче своим по вере» (Гал. 6: 10). Есть много стихов и отрывков, которые учат заботе и состраданию к ближнему без различия, включая Золотое правило: «Возлюби ближнего своего, как самого себя» (Мк. 12: 31). Однако именно концепция всеобщего братства лежит в основе не только помощи, поддержки, заботы и благотворительности, но и всей системы братского, семейного коллективизма и кооперации. Если устранить всеобщее братство, то теологическая основа этой системы – особенно там, где эта система мыслится как Царство Божье на земле, а не просто как наиболее эффективный способ проявления практической любви к ближнему, – сильно пострадает. Без всеобщего братства конец истории или конечная цель христианского социализма – христианская кооперация между всеми людьми – теряет опору на Библию и церковное учение, которые смотрят на человечество совсем не как на единую семью с общими целями и задачами, а как на нечто принципиально разделенное. В более широком смысле христианских левых можно обвинить в преуменьшении роли индивидуального греха и тех препятствий, которые он ставит перед теми, кто хочет переустроить мир, сделав его справедливее, нравственнее и праведнее.
Другие тексты, используемые христианскими социалистами в доказательство своей точки зрения, тоже могут быть подвергнуты скрупулезному анализу с консервативно-теологической точки зрения. Рассуждения Павла о теле, в котором все члены сотрудничают друг с другом (1 Кор. 12: 12–30), относятся не к обществу в целом, а к Церкви. Общая собственность в Деяниях апостолов (Деян. 2: 44–45), которая так часто воспринимается как самое ясное библейское предписание относительно коллективной собственности, говорит о свободном обмене ресурсами и имуществом внутри сообщества верующих – тех, кто действительно разделяет общее братство во Христе. То же самое относится и к законам о землепользовании – включая юбилейный год, – которые были даны Израилю как ветхозаветной Церкви. Свобода, провозглашенная Христом в синагогальной проповеди (Лк 4: 18–19), которую так любят теология освобождения и «краснобуквенный» евангелизм, в свою очередь, превращается из общей декларации о необходимости покончить с интерсекциональным угнетением в эксклюзивную весть о спасении от греха. Евангелие не говорит, как считал Гутьеррес, о свободе от последствий институционального греха: на самом деле речь идет о спасении от греха личного. Все это не означает, что христиане должны быть равнодушны к бедности, угнетению и экономической несправедливости – хотя некоторые христиане к ним, безусловно, равнодушны, – однако это может означать, что Библия и церковное учение отнюдь не представляют собой такого ясного и последовательного социалистического послания, как думают представители левого христианства.
Будущее левого христианства
Если христианство не так совместимо с левой политикой, как часто думают, то можно предположить, что и современная левая политика несовместима с христианством. Эта несовместимость растет в той мере, в какой современные левые отходят от противостояния экономическому неравенству в пользу борьбы с неравенством идентичностным. Политика, направленная на ниспровержение экономического угнетения, капиталистической эксплуатации и трудностей рабочего класса, стала вторичной, а приоритет в борьбе за освобождение перешел к противостоянию «репрессивным сексуальным кодам»[935]. По этой причине «современные левые <…> будут посвящать чрезвычайно непропорциональное – почти на грани одержимости – количество времени и ресурсов идентичностным кампаниям», фокусируясь на «биологических характеристиках, сексуальной ориентации или религии определенной части общества» вплоть до исключения из внимания экономического класса[936]. Сегодня в центре левой политики не лежит ни миссия социализма – преодоление капитализма, – ни социал-демократическое стремление к его регулированию. Вместо этого в политике «господствуют вопросы идентичности», а угнетение превратилось из экономической категории в психологическую. Главной проблемой в ней стало непризнание (главным образом сексуальной, но также и расовой) идентичности