Сам Павел, следуя примеру Христа, служение доверяет не «всем», а достойным этого. Для него другие апостолы – не просто «служители», но хранители и домостроители «тайн Божиих»[351] а также ради Христа и Евангелия переносящие страдания как добрые воины[352]. Образ женщины вряд ли подходит к такой миссии. Апостолы и их помощники у Павла – «посланники от имени Христова… как бы Сам Бог увещевает через» них[353]. Тимофею апостол из Рима пишет:
«…укрепляйся, сын мой, в благодати Христом Иисусом, и что слышал от меня при многих свидетелях, то передай верным людям, которые были бы способны и других научить»[354].
Мне кажется, единственное объяснение того, почему Лютер порывает с таким принципом передачи апостольства – его личный, глубоко психологический конфликт с Римом, уже в 1520 г. ставший открытым противостоянием. То, что в этом конфликте роль играл не только его пылкий характер, но, кроме спора об индульгенциях, и другие неустройства в самой Римской церкви, признано без сомнения и современными католическими историками. Но Лютер наивно думает о том, что везде и всегда имеются «благоверные князья», которые и будут исполнять епископское служение, а суперинтенденты – отчитываться перед ними. Что-то подобное было и у нас в России, начиная с эпохи Петра: царь до 1917 г. выполнял функции «верховного епископа», а обер-прокурор – задачи некоего «суперинтендента» или «инспектора» над всем русским епископатом. В наше время в некоторых лютеранских церквях имеется должность «президента» – как некий остаток дореволюционного «обер-прокурора» у православных. Но Новый Завет, кроме епископов, пресвитеров, диаконов (и др. служений, которые упоминаются в апостольских посланиях) не знает такой должности «президента». Она, скорее, обозначает светскую должность, в государстве или неком общественном объединении, является продуктом Нового времени. Наоборот, НЗ подчеркивает пастыреначалие и преемственность; это видно и в передаче апостольского служения Павлом Титу и Тимофею.
Дело в том, что священство и апостольство основаны не просто на неких «демократических» настроениях общины, но на воли Самого Христа. Оно рассматривается и как дело Св. Духа[355]. Служение в Церкви не основано на некой «сумме» всех крещенных. В ином случае надо было бы оправдать, например, и непризнание самого Павла коринфянами как апостола (о чем ярко свидетельствуют последние три главы его 2-го Послания той же общине). По Евангелию, в частности, видно и то, что призвание учеников Иисусом происходит после глубокой Его молитвы, а не по неким демократическим настроениям «народа» или «толпы» (Лук. 6:12–16). В итоге, все духовные должности и служения исходят от воли и поручения Господа; они основаны на великом примере Его самоотдачи ради той же Церкви[356]. Призвание к служению должно происходить по инициативе духовного руководства при помощи того же Духа Христова.
Не хочу согласиться и со следующим высказыванием немецкого реформатора, которое в своей статье повторяет д-р Цалитис. Вряд ли только на основании «веры» можно утверждать, что «вера и есть наше истинное священство… поэтому все крещеные мужчины священники, все крещеные женщины – священницы…» (Из трактата «О Новом Завете» М. Лютера от 1520 г, цитируемого в статье автора)[357].
В конце своего сочинения д-р Цалитис указывает на другую культуру и иную историческую ситуацию, чем те, в которых был написан НЗ. Он утверждает, что во всем НЗ речь не идет о рукоположении (об ординации) или о должности пастора «в понимании нашей культуры и нашего времени»[358]. Саму констатацию о том, что в НЗ мы находим только обращение к мужчинам («братья»), полностью обойдя женщин, вряд ли можно считать основным аргументом. Его мы не можем привести в пользу того, что у женщин во времена апостолов не было никакого места в Церкви. Д-р. Цалитис здесь задается риторическим вопросом: «Как мы знаем то, что наш “брат” во Христе не только мужчина, но он и женщина?»[359] – Но ведь имеются, все-таки, случаи, когда Христос или апостол Павел также обращается к женщинам – как к «сестрам»:
«…ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь»[360].
Два последних обоснований женосвященства у д-ра Цалитиса следующие: «полнота жизни – telos – уже пришла со Христом, но Дух нас еще ведет к этой полноте – к еще незнакомым истинам».
Из-за этого при чтении Писаний нам и необходимо увидеть разницу между «там и тогда» и «здесь и сейчас»[361].
Второе обоснование такой разницы между «старыми» временами НЗ и «нашими», в форме вопроса, у автора гласит так: можем ли мы чему-то «научиться от нашего окружения, от нашего времени, знаем ли мы все? Разве мы считаем все хорошим, если в обществе женщины имеют политическое и юридическое равенство, но в то же время это равенство к нам в Церкви не относится?»[362]
В итоге ознакомления со статьей американского теолога Юриса Цалитиса, никогда не жившего до 1990 г. в советской Латвии, я пришел к неожиданному выводу Кроме нескольких цитат Лютера и всего двух (!) мест, приведенных из НЗ – 1 Пет. 2:5.9 и Гал. 3:28, – вся статья этого теолога в пользу женосвященства обоснована лишь на сравнении исторически-культурных особенностей времен НЗ и нашего постмодерна.
Примерно в таком ключе за последние 50 лет были написаны и многие другие статьи либеральных авторов на Западе. Слабость всех «pro» и «contra» данной статьи состоит в сугубо отрывочном, не контекстуальном использовании всей топологии НЗ. В первую очередь – апостола Павла, у которого даются довольно конкретные соображения о сущности духовного служения в Церкви.
(5) Один из первых аргументов против такого «выборочного» взгляда на Павла, во всяком случае для протестантов, остается следующий: если толковать апостола, исходя только от того, что нам в условиях постмодерна «нравится», то и sola scriptum – один из принципов Реформации – не может далее сохраниться. Селективное, выборочное восприятие НЗ разрушает весь его контекст в том смысле, как он был написан его же авторами, начиная с апостола Павла.
Здесь под словом «смысл» я понимаю всю совокупность сущности Христианства, а не отдельные моменты исторического развития общества как такового. Для нас важным остается то, что смысл, т. е. Ум Христов, в любых исторических условиях всегда остается Тем же. Исторические условия – как внешние формы (или моменты) нашего бытия могут и меняться, но они в Христианстве всегда должны подчиняться основному и внутреннему – Тому же Уму и смыслу.
С философских (и не только богословских) позиций в пользу только что высказанной нами истины необходимо привести сам факт ^^существования Христа, Его добровольное самоуничижение как кенозис. Это означает лишь то, что сама Любовь, Праведность и Добро, с которыми на нашу землю пришел Христос, существуют сами по себе неизменно – независимо от тех или иных исторических условий[363].
Через Воплощение они становятся исторически зримыми, но в то же время – и далее вечными. В этой же связи мы можем привести и мысль апостола, где речь идет о наступлении «полноты времени», – благодаря вхождению Христа в нашу историю, как историю всего человечества[364].
(6) Крайний феминизм, кроме отрицания традиционного служения, сегодня отрицает и патернитет (Принцип взаимоотношения Отца и Сына) Св. Троицы как таковой[365]. Более того, и на венчание «альтернативных пар» на Западе уже смотрят через призму того же историзма; то, что осуждается в Рим. 1:26–28, сегодня уже «современное» и «нормальное»…
На первый взгляд, нет никакой прямой связи между женосвященством и гомосексуализмом; вроде нет и никакой логики между отрицанием патернитета Св. Троицы и отрицанием основ Христианства как религии. С другой стороны, между всеми этими вопросами имеется принципиальный контекст, который, так или иначе, все-таки действует на наше подсознание. То, что ослабляет одно звено, в то же время означает и разрушение системы (или «цепи») всех других ценностей, данных не только Христом, но далее разъясненных апостолом Павлом. Но здесь и происходит хаос, хаос в постхристианском постмодерне.
Я не отрицаю того, что и в теологии апостола имеется доля тех вопросов, которые он сам – в условиях нашей современности – мог бы решать по-другому (напр, вопрос о свободе-несвободе по отношению к устаревшему для наших времен институту рабства).
И насчет «молчания» женщины в Церкви сегодня мы имеем перемены. Даже в Папских университетах женщины преподают теологию; хотя таких женщин не большинство, но это сегодня считается нормальным явлением. Здесь хочу привести мысль из толкования апостола Павла Феофилактом Болгарским, писавшего об этом еще на рубеже XI–XII веков. Так, к 1 Тим. 2:12 он отмечает:
«знай, однако ж, что апостол не вообще запрещает учить женщинам, но только в церкви, а вне церкви это ей не запрещается. Так Прискилла [Деян. 18:24–26] оглашала здравым учением Аполлоса; так верной жене не запрещено оглашать неверного мужа»