эсхатологическое понимание веры, а также деление сотворенного бытия на “земное” и “духовное”.
Речь, как мы уже отметили в другой главе, идет об учении Лютера «о двух царствах», о “духовном” и о “земном”. Сама мысль реформатора о том, что оба царства, мол, наравне “полезны” и “значимы”, сделали средневековый теоцентризм чем-то относительным. И учение о ремесле, о призвании (Beruf), провозглашавшее все профессии “равными” между собою, включая и священство, постепенно привело к секуляризации общества в целом. (Это не говорит о том, что служители Церкви всегда были глубоко духовными людьми, как до, так и после Реформации).
Государственный служитель постепенно и начал понимать: лишь один-два часа по воскресениям в кирхе он является христианином, а в своей конторе, офисе должен с людьми поступать как чиновник, защищать интересы своей организации, возможно и с расчетом, а то и личной выгодой. Итог такого развития ярким образом выявился позже – уже при национал-социализме в Германии 30-40-х годов XX в. После слушания проповеди Евангелия по воскресным дням, в рабочие дни необходимо было служить интересам “земного царства”, включая и распоряжения фюрера… Многие считали: государство и политика – полностью “отделены” от Христианства. В социальном обществе, мол, другие закономерности, чем в “духовном царстве”, в церкви или монастыре.
Заповедь Христа ученикам о том, что Ему дана «власть на небе и на земле» и что Он же эту власть – как Свой духовный авторитет, приобретенный на основе Своего доброъопъмого кенозиса, – передает Своим последователям для обучения всех народов на земле. То, что Христос в Духе до скончания века пребывает и в Церкви [491]. Наконец, то, что ученики были призваны молиться о скорейшем осуществлении духовного Царства «на небе, так и на земле», об осуществлении воли Его Отца небесного[492]. – Все это как бы забывалось; забывалось постепенно, уже после Реформации. Наконец, забывалась и другая заповедь Христа: «ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам»[493].
Как и наставление св. Павла о том, что «наше же жительство – на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа»[494]. Это все можно было считать чем-то “второстепенным” для жизни земной; в лучшем случае, относимым только к области веры, которая, в свою очередь, через оправдание как “утешение совести”, связана лишь с эсхатологией и никак с конкретными делами и поступками людей, живущими здесь и сейчас.
Особым вопросом считалось и отношение христиан к власть предержащим. Но когда апостол Павел говорит о послушании светским властям, он, судя по контексту, имеет в виду внешний, т. е. гражданский, а не духовно-вечный порядок вещей[495]. Апостол, на которого по вопросу отношений светской власти с Христианством ссылается Лютер, не приравнивает законы светского порядка духовным, а Ум Христов – “естественному разуму” или “естественному праву”, как это делает реформатор, а позже самым настойчивым образом и Просвещение[496].
После всего нами отмеченного Реформацию нельзя охарактеризовать только в пользу интерпретации Креста, имея в виду и экзистенциальное его понимание. Но нельзя представить Реформацию и сугубо упрощенно, лишь как секуляризацию. Само осознание Лютером того, что в мире христиан всегда было в меньшинстве[497], никак не свидетельствует о прямой его “заинтересованности” в секуляризации.
Скорее, речь идет о реальном его взгляде, – как на мир, так и на Церковь. О том, что и после Реформации соотношение – не только между теми, которые пришли к смыслу Креста в покаянии[498], но и теми, которые такого опыта не получили, – остается той же разницей. Остается различием меньшинства от большинства[499].
Необходимо уточнить, что духовное меньшинство и после Реформации является тем же, – как в пределах католичества, так и протестантизма. – Меньшинство, о котором и сам Лютер говорит уже в своих тезисах; упоминая тех, для которых «благочестие Креста» в их жизни, что-то означает: “Indulgentie […] sunt tarnen re vera minime ad gratiam dei et crucis pietatem comparate”[500].
Глава XIIДальнейшие искания и выводы
Я – это синтез конечного, которое ограничивает, и бесконечного, которое делает безграничным…
Только отчаявшись и став прозрачным для себя, это Я погружается в Бога [501].
(1) В вышеуказанных моментах предыдущей главы необходимо искать как успех, так и поражение любой реформации, связанной и с интерпретацией. Так или иначе, интерпретация отражается не только в “чисто” богословской мысли, но и в философии; скорее, обе – богословие и философия – дополняют друг друга. Несмотря и на то, что в итоге толкования Креста Лютером мы можем иметь дело с субъективизмом. Тем не менее, выводы о характере Нового времени – ив этой книге мы не претендуем на полноту отражения всех моментов – не могут быть сделаны без ссылок именно на Лютера. Точнее, на сдвиг акцентов с обще-церковного на лично-индивидуальное.
Именно “лично-индивидуальное” и вошло в феноменологию Нового времени; оно же и встречается в современной богословско-философской мысли. Сама связь явлений – переход от всеобщего к частному – прослеживается не со времен Кьеркегора, а гораздо раньше, с эпохи Лютера и Реформации. Не смотря и на то, что Кьеркегор, не раз, критиковал и реформатора: за его конформизм со светскими князьями. Он же, в своей критике бюргерской церковности первой половины XIX столетия в Дании, сумел воспользоваться некоторыми выводами экзистенциальносубъективного порядка у Лютера.
Кьеркегор далее и развивает само понимание отношений между человеком как личностью и Богом. Как известно, он это делает на примере Авраама, его переживания трагического; он же, Кьеркегор, драматизм личности Авраама сопоставляет с древнегреческой трагедией, становясь, тем самым, основателем и психологии самой религии.
Датский мыслитель радикальным образом говорит о вере каждого, как о ней 300 лет тому назад начал говорить Лютер. Но Кьеркегор прямо соединяет веру и с парадоксом, сопоставляя вечность мгновению земного. Он же, не любит говорить о вере некой «толпы», которую Лютер называл «кучей» {Haufen), в любое время «правомочной» избирать себе пастырей, тем самым не считаясь с отдельной личностью (!).
Если Лютер выше личности, все-таки, ставит Слово Божие, то Кьеркегор, чаще всего, – индивида и его самоопределение пред Богом. Но самоопределение у датского мыслителя связано не с общим логосом, общей логикой, как это было у греков, а с переживанием, с чувствами, с тем, что можно было назвать “иррационализмом”.
У Кьеркегора логос, общая логика, в итоге, сопоставляется Кресту. Фигура Авраама, как и его сына Исаака, сама в себе включает трагическое осмысление жизни именно как Крест, а не как рациональность логоса. – Не смотря и на то, что в русском переводе опубликованных сочинений датского мыслителя слово “крест” прямо едва ли встречается[502].
С эпохи Реформации речь идет о месте индивида в обществе, которое на исходе Средних веков еще отождествляется с Церковью, а последняя отчасти и с государством. Вместе с тем, нельзя забывать и перемен в отношениях индивида к Истине.
А) Реформацию видят в тесной связи с перемещением критерия объективной Истины – как вечно-метафизического предмета – на отдельную личность, на субъект. Действительно, мы имеем дело с т. и. “копернико-лютеровской революцией”[503]. – Поскольку Истину перемещают, сдвигают с объекта на субъект, на “я”, на личность. Но это не означает, что каждая личность была бы способной в той, же мере воспринимать и переживать Истину.
Вообще, говорят, Европа «начала мыслить» только с появлением Джона Виклифа[504] и Яна Гуса[505], выступавших за “равенство всех” в Церкви и за авторитет Писаний. А также – с открытием солнечной системы Коперником и научной анатомии, Андреасом Везалием[506]. Эти эпохальные открытия произошли как до Реформации, так и после, т. е. в XIV–XVI веках.
“Революционное” в этих открытиях можно было определить в том отношении, что каждый индивид был бы в состоянии найти в Библии Истину сам – без “посредничества” соборной Церкви, а земля как творение Божие вместе с человеком уже не находилась в “центре” Вселенной. Да и тело самого человека, – как “венца” всего сотворенного, – вдруг стало объектом медицинского исследования.
К этим открытиям можно было причислить и начатое книгопечатание Гутенбергом (средневековая Церковь далее уже не могла сохранить “контроль над умами”), а также открытие Америки как нового континента (там жили люди другой расы, были другие фауна и флора, животные и растения, что и свидетельствовало о многообразии мира). Появление земной карты Герхарда Меркатора