[507] – т. и. “проекции Меркатора” – уничтожило представление о Земле как о некой “плоскости”, над которой должно было находиться “небо”, а под Землей – “ад”.
Если гелиоцентризм Эрих Фромм считает первым “унижением” человека как “венца творения Божьего”, то теорию эволюции Чарльза Дарвина[508] (XIX в.) можно обозначить как второе “унижение”, а учение Зигмунда Фрейда[509] о подсознании человека – третьим большим его же “унижением” уже в XX веке.
Разумеется, череду революционных открытий можно было и продолжить, но она и сегодня, в итоге, все-таки, не сможет удовлетворить вопрошания каждого о самом себе, – о том, что он и далее остается искателем некого вечного Смысла, находящегося как в нем самом, так и вне него…
Проблема смысла становится особо острой позже, в эпоху Просвещения и в XX столетии, поскольку большинством Истина уже не понимается как авторитет для усвоения или переживания, а как эмансипация, как освобождение от нее. В таком развитии вещей мы и имеем дело с либерализмом, который, – отмечает и Патриарх Кирилл (Гундяев), – «есть не правильно понятая свобода. Ибо мера всей ИСТИНЫ – лишь в Боге и во Христе… Поэтому Христос и может все, а Церковь – лишь может указать на Христа» как на альфу и омегу, как на смысл [510].
Отныне каждый должен иметь дело с Богом и Его правдой непосредственно – обойдя многовековое предание, учительство и даже духовный опыт старших по образованию и служению. Но опасность таких исканий ожидает и в следующем моменте:
субъект, вместе того, чтобы стать подражателем Истине, и сам желает быть критерием всей Истины (!) Присоединяясь к мысли князя Е. Трубецкого, можно утверждать: что субъект, вместе того, чтобы лучше познать Истину как нечто Целое, вместе того, чтобы участвовать в объективно-вселенском сознании, – ибо космос, «мир во времени есть, лишь, поскольку его держит в себе всеединое сознание»[511], – желает определить и себя самого. Но без учета сознания всеединого, соборного, кафолического.
Б) Вместе с тем, Реформация означает и приватизацию Истины как сакрального и святого. Отныне каждый, часто и в одиночку, должен определиться с тем, кто или что для него является авторитетом, примером для его жизни и т. д.
Разумеется, такое определение сакрально-святого как Истины становится нелегким, ответственным мероприятием. Верно, первое место в результате Реформации снова – и по праву – занимает Христос; только Он – solus Christus[512].
Протестантизм, как правило, и сегодня не практикует особого почитания Святых; он, как это, во всяком случае, практикуется в лютеранстве, их упоминает, или помнит. Но и Христос, кажется, начинает терять связь с людьми из-за того, что исчезает добрый пример веры тех же, Свя тых, подражающих не себе, а Ему как Истине[513]. – Поскольку человек не есть сам по себе последний критерий Истины, а Христос. В этом отношении фраза Апостольского символа: «верую в общение святых» и сегодня не может терять своего значения.
Перемещение критерия объективной Истины на личность субъекта, в итоге, касается и понимания Креста.
Будучи веками предметом осмысления и созерцания, а также, что особо важно, – духовного послушания Истине, и Крест становится не только предметом подражания, но чаще всего – неким символом протеста[514]. Иногда Крест, как мы видели в предыдущей главе, у Лютера делается особым орудием против структурализма в Церкви. А также – инструментом против формализма в мышлении; против того, что и сегодня иногда называют “схоластикой” или “догматизмом”..
(2) Как уже было отмечено, мы имеем дело с приватизацией-Истины как Вечно-метафизического не только в Реформации, но и в общей характеристике Нового времени.
Разумеется, к пониманию Истины как Вечно-метафизического можно отнести не только идею Добра[515], но и формы его выражения в условиях истории. Речь о форме идет и как о культурной ценности (ценностях), начиная с общей логики и языка, посредством которых как внешних форм и передается содержание – наше свидетельство о Добре, о Благе, что и есть ИСТИНА.
Нет сомнений в том, что Вечно-метафизическое – как совокупность всего совершенного, идеального, – веками должно было и далее служить образцом каждому, призванному действовать в конкретных исторических условиях.
А. Например, когда Павел, выступая перед интеллектуальной элитой в Афинах, проповедует о том, что Бог «от одной крови (..) произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они (люди) искали» Его[516], то он имеет в виду и те вечно-метафизические ценности, те идеи, которые были даны человечеству и до Христа; они, так или иначе, были не изобретены людьми, а лишь распознаны ими в «предопределенные времена и пределы» как ценности вечного происхождения. Так, сама идея языка и всех с ним связанных слов и понятий уже были даны людям до Христа как вечно-метафизические ценности, подобно тому, как и сами понятия Добра и зла. Более того, и проповедь о Христе – как и богословская мысль Павла, других авторов НЗ – стала возможной только при помощи тех же вечно-метафизических идей (ценностей), которые хорошо были усвоены апостолом язычников путем многолетнего образования. Уже одна его мысль, написана в 2 Кор. 4:18, подтверждает нами сказанное. Кажется, без такого метафизического инструментария Павел и не стал бы самым успешным проповедником Христианства.
Б. Если выразить нами только что сказанное более абстрактно, обобщить нашу мысль, то необходимо подчеркнуть: закономерность идеального бытия требует равенства между метафизикой и физикой, между вечно-неизменным и временно-историческим. Как правило, вечно-неизменные метафизические ценности и служат идеалом для всего в процессе историческом.
Кроме этого, вечно-метафизические ценности, начиная с языка, осуществляется (усваиваются) в истории, в жизни отдельной личности лишь постепенно. Они осуществляются посредством теории и при помощи учителей в школе и вузе, институте, семинарии, академии и т. д. Поэтому усвоение ИСТИНЫ, в т. ч. и святого, сакрального в сугубо коротком отрывке истории означает “революцию” или “переворот”. Но в таком случае и происходит “приватизация Истины”.
Но, с другой стороны, при такой поспешной приватизации ценностей частично или полностью, исчезает и сам принцип предания, – как принцип постепенного усвоения Истины личностью, как принцип набирания духовного опыта ею. Именно в этом отношении Реформация и означает, не что иное, как переворот, осуществленный за счет устранения некоторых злоупотреблений в средневековой Церкви, а вместе с тем – и как переход к Новому времени.
В. Все, что было накоплено веками в предании или традиции, – а в контекст традиции входит не только главное содержание веры – Христос, но и внешние формы выражения веры во Христа. Они же, как внешние формы передачи свидетельства из поколения в поколение – как формы вспомогательные, включая культуру и философию – и подверглись особой ревизии, тому, что и называют Реформацией. Это то, что и протоиерей Максим Козлов называет «редукцией христианства», – имея в виду и рационалистический момент этой редукции[517].
Но в итоге, – если смотреть на вещи объективно, – возникло не одно реформированное сообщество, а разные направления, иногда даже и враждующие между собою. Иначе говоря, возник плюрализм, типичный Новому времени. Плюрализм не только богословский, но и философский.
Г. В этой связи для нас важным остается итог Реформации на основе осмысления Креста в теологии и философии, его значение для жизни каждого. Разумеется, такое осмысление в разной степени осуществлялось и до Реформации, – но с той разницей, что познание Истины веками считалось задачей всей соборной Церкви, особенно до великого ее раскола в 1054 г. Но тогда познание Истины еще не было провозглашено «личным делом каждого», т. е. оно не было приватизировано. А отдельно взятый субъект сам по себе и не мог претендовать на обладание “всей” Истиной.
Это подтверждает независимость Истины от любой личности, от субъекта, вступающего в историю. Иначе говоря, вечно-метафизические ценности всегда служили и служат идеалом для процесса исторического, точнее, для каждого соучастника в истории. Дело в том, что в метафизике Истина как Благо и Добро понимается не только как константное, вечно-неизменное, но и как Идеал для жизни людей в их конкретно-исторических условиях.
Безусловно, идеал должен быть вечно-неизменным, поскольку он служит эталоном для всех, включая и каждого из нас. Говоря более конкретно, в течение истории меняется не сама сущность Вечно-метафизического как духовно-ценного, т. е. БОЖЕСТВЕННОГО, а лишь его восприятие людьми, или ц/><эпорции его проявления, его соотношения в жизни каждой личности, действующей в истории.
В этой же связи необходимо еще раз подчеркнуть: приватизация критерия Вечно-метафизического еще не означает следования или подражания. Не означает того, что в христианском понимании мы относим к Христу как Логосу-слову