онтологическая сущность РКЦ заключена в самом старании
а) осуществлять кафолическую полноту в условиях раздробленной исторической реальности, а также -
б) в стремлении к равновесию между полнотой метафизической и реальностью исторической. Это касается и домостроительства – экономии спасения в Церкви[599]; именно в той же связи Экклезия, включая и ее учительство, понимается как «столп и утверждение истины»[600]. При этом все бытие – онтология между общим и частным – в католицизме представляется как
в) взаимная связь частей с целым, кафолическим. В то же время напряжение между целым как «полнотой»[601] и духовным опытом каждого (как и отсутствие такого опыта) снимается
г) при помощи юрисдикции[602], а также
д) внешних форм благочестия.
Кроме канонического права, важное значение в структуре Римской церкви принадлежит идеалу воинства Христова – militia Christi.
Такой идеал, – вместе с идеалом безбрачия (coelibatus) – имеет свои начала в Пастырских посланиях апостола[603]. Он осуществляется посредством большого разнообразия монашеских орденов, других институтов и движений, включая и такую организацию как Opus Dei.
Кроме этого, в католичестве – и при помощи канонического права – действует некий закон дистанции, расстояния между иерархией и мирянами, а также – между ней и представителями других конфессий. Таким образом, католицизм одновременно открыт и в то же время закрыт к некатоликам (acatholici).
Разумеется, преодоление закрытости зависит от образования, широты и глубины личности иерарха или клирика, что, в итоге, и означает «исключение из правил» в пользу общего духа Христианства, а не структурализма[604].
В итоге, Церковь в католичестве, – non in sensu spirituali, sed ontologico[605], – это, по существу, некая «пирамида» со многими градациями и статусами отдельных лиц и частей во главе с папой Римским, соединенной с ним иерархией, клиром и многими рядовыми верующими-мирянами.
Для полного общения, – отмечает собор, – людям, исповедующим католичество, необходимо находиться в зримом составе Церкви при помощи уз веры, таинств, церковного управления и общения, и, таким образом, сочетаться «со Христом, правящим ею» (т. е. Церковью) «через [sic!] Верховного Первосвященника и Епископов» – “cum Christo, earn per Summum Pontificem atque Episcopos regente”[606].
Далее следуя взглядам Игнатия Антиохийского, II Ватиканский собор снова заявляет о том, что именно «в лице Епископов… присутствует Господь Иисус Христос» среди верующих. Поскольку «Епископы преимущественным и очевидным образом замещают [sic!] самого Христа, Учителя, Пастыря и Первосвященника, и действуют от Его лица»[607].
Они же по миру «правят порученными им отдельными Церквами как наместники [sic!] и посланники Христа»[608].
Именно благодаря папству все поместные «Церкви пребывают в полноте видимого общения, потому что все Пастыри пребывают в общении с Петром, а посему, в единении Христовом»[609].
Б. Если сравнить выше нами указанный модус бытия католичества с протестантизмом, то он с точки зрения онтологической означает
а) дисконтинуум между частями и целым. К такому дисконтинууму и относится импульс личной веры каждого:
б) поворот от кафолического как метафизического идеала целого – к переживанию, к личному отношению с Богом, к историческому пониманию этого отношения. В итоге, сущность протестантизма необходимо искать
в) в напряжении между частной и общей экономией спасения.
Именно в этой связи датский философ Харальд Гёффдинг[610] писал:
в отличие от католицизма, протестантизм выделяет принцип личности. Это – как его слабость, так и его сила. Его слабость в том, что он не смог выступить с такой уверенностью авторитета как католическая Церковь… Его силой все-таки станет то, что само будущее принадлежит свободе и личной истине»…
Но протестантизм у датского мыслителя – это и метод. Таким методом не должно являться ни что другое, как только все то, что тесно связано с признанием личности как «центра» опыта и ощущения ценностей.
Верно, сами реформаторы в XVI веке этого еще не видели. Они просто «расстроили» общину древней Церкви, но при этом для своего нового общества не нашли осуществляемого принципа. И сегодня «из-за этого – беспокойство, спор и движение в протестантском мире»[611].
Разумеется, в таком положении вещей понятия личности, – как «центра» опыта и определителя ценностей, – не достаточно[612]. Скорее, для Христианства как религии необходима конкретизация личности. Именно к такой конкретизации, пожалуй, и относится не просто «вера», также не только способность критического мышления, особо выделенное Декартом и представителями Просвещения; к личности нельзя просто отнести и наличие «сохранности предания» как теорию.
В итоге, важным для каждой личности остается конкретный поступок. Не зря на него в Евангелии многократно указывает Христос[613], а в посланиях не менее часто о нем, начиная с Павла, пишут апостолы.
Вместе с тем, нельзя наивно полагать, что предание для личности как «центра» опыта, включая и традиционного протестанта, означало бы нечто совсем несущественное. Наоборот, оно и сегодня обозначает то же самое, что и традиция, которая – «не просто вспоминание о прошлом, а способность передачи и сохранения ценностей следующим поколениям»[614].
Сравнивая в этой связи положение лютеранства и некоторых других протестантских направлений на Западе, необходимо честно констатировать и следующее: именно католичество (как и православие) четко заявляет о том, что у людей нашей современности не соответствует духовно-моральным ценностям Христианства. Оно это делает и сегодня в условиях сложной многослойности мира XXI века.
В таком отношении католичество конкретно и выступает как хранитель предания.
В. Стараясь определить сущность протестантизма как особого феномена, мы вынуждены указать еще на два важных момента. Первый выражает себя как критика и протестпротив формального Христианства – религии без Духа[615].
Из-за этого Реформация не ставит знак равенства между Христом и Церковью, или Христом, папой Римским и епископатом, как это принято в католичестве. Она же, имея в виду, наир. Флп. 3:20 или Евр. 13:13–14, не заявляет о том, что Церковь и есть «небо на земле», как это делается в православии.
Именно в протестантизме речь идет о критике как о констатации относительности той или иной церковной структуры, часто действующей и без Духа; речь идет о протесте против бездуховности.
Такой протест когда-то и был развит в лютеранстве, в некоторых других протестантских течениях. Но он же, не просто «протест», а критика на основе смысла того же Креста.
Однако протест может оказаться и ошибочным: – как идеально-наивное желание, чтобы все имели те же чувствования и те же мысли. Если бы было так, то и расколов в Христианстве, в т. ч. и в протестантизме, никогда бы и не было…
Подобный протест встречается и у предшественников Реформации: Виклифа, Гуса, Савонаролы и др. – Как критика богатой церкви средневекового папского двора и т. д. Это и критика светских вельмож и церковных иерархов юродивыми[616] на Руси, в. т. ч., напр., и как критика Ивана Грозного Василием Блаженным. Это все можно отнести и к феномену протестантизма.
Именно критика была свойственной и у Лютера – как протест против продажи индульгенций, против симонии и др. злоупотреблений[617].
Спрашивается: как соотносится критика со смиренномудрием, с терпением тех, которые смысла как Ума Христова и далее не имеют, или имеют в недостаточной степени? Призыв апостола ко всем иметь «те же чувствования»[618], как показывает история, часто остался непонятым, неуслышанным в том же Христианстве.
Вообще, критика Крестом – на основе того же Креста – должна продолжаться до тех пор, пока само Христианство в земной истории перестанет быть расколотым из-за многих вопросов несущественного, второстепенного порядка.
Принцип критики, по существу, можно найти уже у апостола Павла, особенно в его Посланиях к Коринфянам, а также в самом полемическом его Послании к Галатам:
«о, несмысленные Галаты! кто прельстил… вас, у которых перед глазами предначертан был Иисус Христос, как бы у вас распятый?»[619]
И, все-таки, критика как протест не может стать окончательной целью христианина, а лишь средством – в пользу назидания, увещевания других. Поэтому критика означает не что иное, как серьезное осмысление Креста – события ради нас всех – способствующее общению. Тут, в первую очередь, на ум приходят притчи и поучения Самого Христа