Все это для рядового, часто и безграмотного прихожанина, веками было более «доступным», чем сложные богословско-философские идеи, диалектические мысли апостола Павла, не всегда понятные даже для людей времен НЗ[738].
Необходимо уточнить: и сегодня для католичества, для его народной набожности остаются типичными такие практики, как почитание Св. Даров, особый культ Девы Марии, включая розарий, а также культ Сердца Иисуса и Крестный путь. Разумеется, и паломничества к святым местам.
Только что сказанное нами до сих пор относится именно к судьбе Реформации. Вывод заключается в следующем: между духовновечным идеалом и исторической действительностью той же Церкви (Христианства) необходимо некое «равновесие».
Известно, что православие и католичество гарантом такого равновесия всегда считали иерархию – хранительницу предания. При этом в западном католичестве иерархия по отношению к «мирянам» до сих пор рассматривается как учительство (magisterium), а в православном мире основным связующем звеном между рядовыми верующими и всей Церковью служит монашество.
(20) К итогам необходимо отнести и современное положение западного протестантизма, начиная с лютеранства.
А. Будучи когда-то первой исторической формой протестантизма, западное лютеранство от корректуры средневекового католицизма[739] в XX столетии перешло к секулярному сознанию. Секулярность и стала его основной тенденцией. Ускорением для такого развития были условия самого Западного мира. Разумеется, имеются и исключения в общем русле перемен, но в подавляющем большинстве западного протестантизма наблюдается
– дальнейший «пересмотр христианских ценностей»; речь идет о «кризисе идентичности» самого Христианства. Из-за этого
– почти и «невозможен диалог с западным протестантизмом». Кроме этого, наблюдается
– «растущий ценностный разрыв между Россией и Западом».
Если раньше, еще после Второй мировой, во времена Советского Союза «в западных христианах мы видели единомышленников», […] то их «значительная часть […] пересматривает сегодня те же ценности», а поэтому «общая платформа» тех же духовных ценностей разрушена, и «лишь католичество на данный момент их еще охраняет».
В итоге, речь идет даже о «дехристианизации Европы и Америки»[740].
Отчасти проблемы современного протестантизма отражаются и в лютеранских общинах у нас. К ним можно отнести низкий богословско-философский уровень духовности и образования большинства проповедников, как немецкой традиции, так и финской «церкви Ингрии на территории РФ»; также и мотивации самой принадлежности к лютеранству.
Эти мотивации, как правило, неотделимы от «связей» с Западом, включающих интересы и чисто материального порядка. Кроме этого, в церковной жизни на месте духовности и пастырства наблюдаются такие явления, как демократизм и крайний феминизм.
Но к проблемам со стороны немецкого или финского сознания можно отнести и некоторые национальные преграды по отношению к русским, время от времени ощутимые в вышеуказанных общинах. Одна из самых тяжелых проблем – это неканоничность этих же церквей.
Разумеется, неканоничность в данном случае нельзя представить как соответствие нормам католицизма или православия. Скорее, эта //^каноничность современного лютеранства заключается в самом неприятии об/^ехристианского понимания Нового Завета и его духовных ценностей, основ и ориентиров[741].
К сложной ситуации лютеранства в России можно отнести и конфессионализм, – узость мышления, наивную идеализацию личности и деяний Лютера, как и идеализацию итогов Реформации вообще, а также то, что формулы лютеранского вероисповедания, вошедшие в «Книгу Согласия» (Liber Concordiae) в XVI столетии, мол, навсегда правильно и точно отражают всю истину о Христианстве [sic!]. При этом лютеране, которые составляют не более 5 % численности всех христиан в мире, мол, и имеют «полноту» всей истины!
С проблемами этого же порядка связано и нежелание учиться, брать пример у тех церквей, которые присутствуют в России как традиционные, начиная с РПЦ и РКЦ и завершая евангельскими христианами, общий уровень духовности которых – выше современного лютеранства.
При этом volens nolens создается впечатление и о том, что духовная инициатива сегодня в протестантском мире уже давно не принадлежит лютеранству, а другим течениям; в первую очередь, евангельским христианам и баптистам, а также пятидесятничеству…
Таким образом, общее положение протестантизма можно охарактеризовать как сложный процесс собирания людьми вокруг Христа, – как Главной Истины, – собирания духовно-экзистенциальных и предметнодогматических истин. При этом первый вид истин – т. е. истин духовно-экзистенциальных – должен оставаться главнее предметно-догматических, для внешнего, общего онтологического порядка так важных в католичестве. Особое место для такого собирания представляется не иерархии или церковной структуре, а каждому в отдельности.
В итоге, нельзя, все-таки, утверждать, что в протестантизме вообще не было никакого собирания, никакого церковного домостроительства, а все происходило исключительно и только в католичестве[742].
Б. Вышеуказанное, разумеется, не означает того, что и у католицизма не было никаких проблем. Тем не менее, они у него, в основном, иного характера. Среди них – явления юридизма и канонизма, в т. ч. и т. н. «церковной бюрократии», нередко подавляющей и общий дух Христианства – как стремление к истинному единству[743]. А это происходит тогда, когда соблюдение канонов становится не только инструментом церковного воспитания, но и некой «самоцелью».
К особым вопросам относят и предписание целибата всем степеням служения; его упразднение для рядового духовенства многие предсказывают уже в ближайшие десятилетия.
К проблемам можно было бы отнести и отсутствие в большинстве случаях церковных кадров местного русского происхождения. Католический епископат латинского обряда в России столетиями, как правило, был представлен – и до сих пор представляется – иерархами итальянской, немецкой или польской национальности, Большая часть этих западных иерархов вообще не видели советского безбожия, преследования за веру как реальности, а приехали в Россию уже в условиях «демократии» и «свободы совести». Такие и подобные моменты могут привести к взаимному отчуждению пастырей и пасомых.
И, наоборот, в католическом епископате Италии, Германии или Польши и сегодня едва ли можно найти хотя бы одного иерарха русского, даже рядового священника.
Речь в этой связи идет не о верующих польского, литовского или немецкого происхождения на территории РФ; скорее, имеется в виду именно русский католицизм144.
Как известно, феномен русского католицизма возник в первой половине XIX столетия; это был переход одной небольшой части лиц, в основном дворян, из православия в католичество. Кроме мирян и рядового клира, епископат русского происхождения в иерархии Римско-католической церкви, кажется, никогда и не был представлен.
Тем самым столетиями по отношению к русским отсутствовал и принцип межнациональной кафоличности[744][745] в самом Ватикане. В его конгрегациях и других структурах не было, как правило, не только ни одного епископа русской национальности[746], но почти ни одного рядового сотрудника или профессора Папского вуза…[747]
Эти замечания, разумеется, относятся к русским католикам латинского обряда, а не к униатам, т. е. не к греко-католикам, имеющим свое начало от Брест-литовской унии (1596 г.)[748].
Именно униатство до сих пор остается одним из существенных противоречий для совместного понимания апостольской преемственности между православием и католицизмом, а также – предметом церковнополитического конфликта в отношениях Москвы и Рима.
Если церкви, или «церковные общины», как их называет II Ватиканский собор, возникшие во времена Реформации, в т. ч. их епископат, скромно рассматривают свою миссию просто как продолжение проповеди того же Евангелия, то в отношениях православия и католицизма до сих пор раскол продолжается в более глубоком измерении. – Ибо речь идет о понимании апостольской преемственности:
1) в связи со Святым Престолом, что типично именно для католичества, но отрицается православием. Кроме этого, противоречия в понимании преемственности остаются и
2) в самом факте раскола между католицизмом и православием. А из-за этого до сих пор не разрешено понимание той же апостольской преемственности и
3) в связи с Евхаристией, поскольку она православными и католиками совершается в отдельности[749]. Кроме этого – по сравнению с представителями католицизма и протестантизма – проблематика отношений православия с католицизмом усугубляется и
4) отсутствием молитвенного общения(\).
Проблемой остается и само понимание духовной «власти» епископата, в православии относящегося к поместным церквам и связанного, в первую очередь, с монашеством[750], а в католицизме – в отношении этой власти к «Верховному Понтифику», папе Римскому, служение которого без власти и авторитета «было бы иллюзорным», поскольку «Римский епископ должен обеспечить общение всех Церквей» в мире и, «свидетельствуя… об истине, он и служит единству»