Кроме этого, нельзя полагать, что все определения этого собора, особенно касающиеся экуменического диалога, и сегодня могли бы быть полностью осуществлены в практике.
Отчасти это связано с петрализацией – узко-структуральным мышлением одной части клира РКЦ. Но это же связано и с теми тенденциями, которые со стороны современного протестантизма можно отнести не к духовному, но к секулярному экуменизму.
Если одна часть вопросов более чем тысячелетней давности уже не является препятствием общению между церквами, то к глубокому сожалению, в XX в. некоторые новые стали причиной для дальнейших разделений: вопросы морально-этические и роль женщины в Церкви. – Те вопросы, которые в XVI в. никак не являлись причиной Реформации и отделения протестантов от католичества, а в XX столетии они же стали причиной отхода от христианских основ НЗ вообще.
С практикой рукоположения женщин сегодня от общения с католичеством и православием далее отходят не только лютеранские, но и англиканские общины. Ситуация для дальнейшего диалога остается прямо тупиковой[773].
(24) Расколы являются следствием объективного напряжения между идеально-метафизическим и исторически-трагическим бытием.
А. Вместе с тем, напряжение остается также между осознанным и неосознанным бытием, между усвоенным и неусвоенным у каждого человека. В этом отношении можно привести важный вывод о том, что бытие означает и следующую закономерность: твое и мое «я» полностью существует лишь тогда, когда оно отражает не только то, что его окружает, но осознает и самого себя.
Иначе говоря, в христианском понимании полнота бытия каждого выражается не просто в теоретическом согласии с правильным учением, получившим статус целостной, кафолической системы в теории.
Поскольку переживание Истины, с одной стороны, у каждого неодинаково, а с другой стороны, те, которые считают, что они только и имеют «полноту» всей Истины[774] и, таким образом, не нуждаются в других, – это все вместе, в конечном итоге, и приводит к утрате общения, к перелому равновесия. К потере того, что многие до сих пор называют «полнотой» одной единственной и правильной церкви…
Б. Но именно в этом отношении становится важным и то, что такая кафолическая, католическая или православная «полнота» становится напряженно-относительной еще для другой реальности. – Для той, которую обычно называют личным опытом, включая в этот опыт и страдания. При этом не просто физические и душевные, но и те, которые в течение веков были причинены большими церковными структурами другим церквам или, чаще всего, представителями этих структур отдельным лицам. Речь идет о негативном опыте, полученном со стороны одних христиан – другими.
Начала Реформации на Западе были связаны именно с негативным опытом, отрицательным восприятием индульгенций, а также церковного формализма вообще со стороны Лютера как личности, при этом – упорной и ранимой…
По ходу этих нами указанных отношений между теоретической и практической сторонами, между измерением метафизическим и измерением историческим той же одной Истины, в конечном итоге, и возникает необходимость особого упрощения. – Неизбежность редукции, которую мы и называем «реформацией»[775]. Важной онтологической причиной такой редукции, как правило, является теоре-тизация и догматизация вокруг основной Истины – Христа – тех истин, которые, по своей сути являются не умозрительными, а экзистенциальными.
Вместе с тем, такие церкви, как православная и католическая, включая и традиционное протестантство, сегодня призываются не к полному исключению друг друга, а к некоторому взаимному дополнению, комплементарно сти.
Необходимость такой комплементарно сти связано с тем, что в каждой отдельно взятой христианской традиции, течении или церкви всегда имелись – и до сих пор имеются – те вопросы и ответы на них, которые самым глубоким образом осмыслены только в данной конкретной традиции, течении или церкви.
Если бы в течение всех 20 веков Христианства было бы только католичество, или только православие, или даже только протестантизм, то в таком случае единообразие не давало бы никакой возможности взаимному дополнению одной части другой. Именно из-за этого многообразие е условиях истории и относится к единству, а единство – к многообразию.
Это наглядно видно уже в событиях Нового Завета, где, кроме Петра и других апостолов, своей незаурядностью отличается Павел; текст Евангелия от Марка дополняют Матфей и Лука, а еще более оригинальным образом – Иоанн[776].
(25) Развитие событий указывает, что: телос как окончательная цель – не в догматах и формулах, имеющих в предании функцию передачи другим поколениям истин Откровения. Вопреки статизму традиции (будь эта традиция как предание богатой и весьма поучительной) окончательная цель – не в чем ином, как в трансценденции Того же Духа, а в итоге, и в нашем соучастии в Нем.
По-философски вышеуказанное нами можно сформулировать и следующим образом. А именно: речь идет о соотношении между предметно-догматическими и духовно-экзистенциальными истинами. При этом окончательной целью для верующего остается не первое, а второе: духовно-экзистенциальные истины, непосредственно связанные с главной Истиной – Христом[777].
Таким образом, предметно-догматические, умозрительные истины, их можно назвать и онтологически-формальными истинами, имеют не окончательное, а лишь вспомогательное предназначение.
Сам Христос не оставил нам в Евангелии почти ни одного догмата – того, что в течение веков было разработано на Вселенских соборах[778]. Он же постоянно призывает нас не к теоретизации, а к самоопределению – как в Нагорной проповеди, так и в своих притчах, а также – в разъяснении Высшей заповеди.
То же самое во многих местах своих посланий делает и Павел[779]. Будучи апостолом свободы Духа, он заявляет о том, что через Христа Бог призвал нас «быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит»[780].
Сама возможность общения состоит в необходимости перехода от формально-догматического, веками отделяющего церкви разных традиций друг от друга, к духовно-экзистенциальному.
Речь, в итоге, идет именно о принципе ecclesia semper reformanda – о Церкви постоянно реформируемой в условиях этого мира. Поскольку христиане призываются к обновлению своего ума[781], а также – к жизни в Духе:
«Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода»[782].
Догматические определения, накопленные веками на соборах, в т. ч. и те догматы, которые до сих пор особо служат разделению – и не только протестантов с католиками, но и католиков с православными – должны отойти на второй план в пользу общения. Не зря на II Ватиканском соборе не было принято ни одного нового догмата[783], но был сделан определенный поворот к экзистенциально-духовному. – Поворот к убеждению: Дух Христов действует и вне зримых пределов той или иной церковной структуры, той или иной преграды, созданной не Богом, а людьми…
Таким образом, когда между собою встречаются не просто представители церковных структур с разной догматикой, а, в первую очередь, христиане, исповедующие Христа, то в таком случае и необходимо понять сказанное апостолом:
«…никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым»[784].
Если католик, если православный, если протестант исповедует Того же Христа, то такое исповедание всегда должно быть выше наших разделений[785]. Формулируя иначе, и
– «шаблоны ломаются только при помощи Духа»[786].
В итоге, Дух действует вопреки церковному структурализму, а также – вопреки петрализации[787], в Своем вечном не-временном и не-пространственном измерении, оставаясь Тем же.
(26) «Полнота» предания[788], будучи общим онтологическим благом для всех, но не усвоенная всеми и не являющаяся окончательной целью, находит простое разрешение для тех же всех в Евангелии:
«во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки»[789].
Именно в таком отношении ортодоксия (правомыслие) как теория и превращается в орто практику, – в правильные, хотя и скромные, ежедневные поступки одних людей к другим. При этом во всей Нагорной проповеди Христа – как и в Его притчах, а также в разъяснении Высшей заповеди – мы находим однозначный акцент на практику, а не на теорию.
То же самое, в принципе, мы читаем и в определении первого Апостольского собора в Иерусалиме:
«ибо угодно Святому Духу и нам не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого: