С другой стороны, меня не смущают и данные науки, например, свидетельства о расхождениях между разными рукописями, порой весьма значительных. Четыре евангелиста не обо всем одинаково рассказали, потому что жизненный опыт каждого человека уникален и неповторим, и его личная встреча со Христом тоже окажется особенной, не такой, как у прочих. Не случайно первые христиане сохранили и приняли как Писание именно четыре Евангелия в их полноте и разнообразии. И точно так же множество рукописей, доносящих до нас слова оригинала, составляют Библию, но никакая рукопись по отдельности Библии не равна. Сами по себе они не приближают к Богу, и их изучение не приближает. Текст Библии – пространство для Встречи, но еще не сама она.
На что похожа сама Встреча? Есть в Библии один красивый образ, который нечасто вспоминают: он теряется за другими образами, куда более звучными и красочными. Илия, великий пророк, в тяжелое для себя время, когда израильтяне преследовали его и поклонялись идолам, попросил Господа, чтобы Тот Сам явился ему. Ответ ему был дан такой: «…выйди и стань на горе пред лицем Господним, и вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, и там Господь». По-славянски заключительные слова звучат еще ярче и загадочней: «Глас хлада тонка и тамо Господь» (3 Цар. 19:11–12).
Илия весь был – пламя и буря. Он обличал царя и истреблял языческих пророков, низводил огонь с неба и сам был вознесен на небо в огненной колеснице. Именно такому пророку Господь и показывает самым наглядным образом, что Он входит в человеческую жизнь не в вихре, не в землетрясении, не в пламени, а в чем-то тихом и неприметном. Как же так, ведь Закон на горе Синай был дарован народу как раз в землетрясении и в трубном гласе, и даже Иову ответил Господь из бури?
Но сам Ветхий Завет – он не про бури, а про то, как Господь избрал неприметный и ничем не знаменитый народ. У египтян были великие пирамиды, у вавилонян – каналы, шумеры изобрели первую письменность, а финикийцы – первый алфавит. Все эти народы создали великие и славные государства, могучую культуру, распространили свое влияние по окрестным странам, а вот древним евреям нечем было хвалиться, кроме Бога. Даже своим заклятым врагам филистимлянам и тем уступали они в культурном развитии: позже них научились обрабатывать железо.
Назначение избранного народа в этом мире – не в славе и силе, не в государственном величии и не в культурном и технологическом превосходстве, а в чем-то совсем другом. То же самое касается и Нового Израиля, церкви. Ведь всё самое главное, что мы находим в Новом Завете, дается не в буре и пламени, а именно что «в гласе хлада тонка». Рождение Младенца в вертепе, беседы с рыбаками на берегу озера, Вечеря с учениками в горнице частного дома – разве сравнится всё это с царскими праздниками Ирода, с великолепием храмовых обрядов, с мощью римского войска и многоученостью книжников и фарисеев?
Сегодня, как и во времена Илии, как и во времена Христа, внешний, языческий или атеистический мир поражает многим, но прежде всего своим блеском и шумом. Включаешь телевизор, открываешь новостной сайт в Интернете – на тебя обрушиваются и вихри, и землетрясения, и пламень. О рекламе уж и не говорю…
Сильные стимуляторы вызывают привыкание и перестают действовать, приходится придумывать всё новые, увеличивать дозу. Так компания подогретых пивом подростков кричит всё громче, размахивает руками всё шире – каждому надо перекричать остальных. Что нельзя прокричать, они уже не могут выразить: «Ну это… я, типа, такая… а он ващще, блин, короче…»
Этому вихрю бессмыслиц нельзя подражать, с этим мозготрясением нельзя соревноваться. Всё равно проиграешь, а если вдруг даже выиграешь, сам тому не обрадуешься.
Но христиане нередко пытаются. Ничего, если потом не всё сказанное окажется честным и уместным, по крайней мере внимание привлечь удалось. Но перекричать рекламистов и «новостников», равно как и подростков с пивасиком, нам все равно не удастся. С тем же успехом мог бы Моисей взяться за строительство пирамид выше фараоновых или апостолы – за собирание империи обширней Римской. Впрочем, их преемники нередко пытались…
Вот почему я не люблю богословских дискуссий и обычно стараюсь от них уклоняться. В этих спорах я почти без исключений вижу одно и то же: разные и очень при этом пристрастные люди начинают объяснять друг другу, как устроен Бог. Как правило, каждый из них при этом кричит всё громче, ведь он точно знает: самые правильные схема действия и инструкция по пользованию находятся у него в кармане. Все остальное – только аргументы, которые подбираются под этот тезис.
Принципиальная схема такого спора всегда одинакова: «Бог на нашей стороне, и сейчас я всем это докажу». В лучшем случае начинается пинг-понговый обмен избранными цитатами, в худшем – бездоказательными обвинениями и пафосными восклицаниями, но все равно спор напоминает ссору малышей в песочнице: «А мой папа твоего побьет! Нет, мой сильнее!» И в роли папы здесь – Отец Небесный, а еще точнее, удобный идол, занявший Его место.
Всё это, конечно, не ново, было уже и в Ветхом Завете. И может быть, самое главное Откровение, которое принесли израильтянам пророки, в том, что Бога надо не использовать в качестве дубинки-аргумента, а… искать.
Что ж, соблюдая правила нашей богословской игры, приведем побольше цитат. Вот слова из книги пророка Исайи (55:6): «Ищите Господа, когда можно найти Его; призывайте Его, когда Он близко». Из книги пророка Амоса (5:14):
«Ищите добра, а не зла, чтобы вам остаться в живых». И у Софонии: «Взыщите Господа, все смиренные земли, исполняющие законы Его; взыщите правду, взыщите смиренномудрие; может быть, вы укроетесь в день гнева Господня» (2:3). Хватит, пожалуй?
Пятикнижие, то есть Моисеев Закон, разве недостаточно точно и полно расписывает, как нужно жить? Как же это – «искать Бога»? Вот Его храм, вот священники, которые приносят Ему положенные жертвы и рассказывают о Нем народу, вот дарованный Им закон… Давайте лучше поспорим, какие жертвы самые угодные, какие слова самые правильные, какие священники самые духоносные.
Но Дух дышит, где хочет, правила и рамки установлены для нас, а не для Него. Собственно, это и пытались объяснить израильтянам пророки, призывая их искать Бога. А что это значит? Полагаю: сознавать в каждый момент своей жизни, как далеки мы от Него, как туманны наши представления о Нем… и в то же время стремиться приблизиться к Нему хоть на шаг.
Вчерашние правильные ответы и успешные методики не обязательно будут такими же правильными и успешными сегодня хотя бы потому, что меняемся мы и меняется окружающий мир. В общении с любимым человеком мы постоянно открываем что-то новое, мы ищем этого общения, не довольствуясь старыми письмами и фотографиями, которые нам бесконечно дороги, но они не заменяют собой живого. Тем более верно это о Боге. Пожалуй, единственное, о чем тут можно осмысленно говорить, – это о своем опыте поисков, находок, а иногда и потерь. Говорить, заранее признавая, что у каждого этот опыт разный, а общих рецептов нет.
Я понимаю, что эти мои слова можно понять как проповедь полного релятивизма: дескать, Бог у каждого в душе, все религии говорят об одном и все дороги ведут к нему. Я этого совершенно не имею в виду и так не считаю. Ошибки, грехи, отпадения, – все это безусловно существует, и если есть Истина, необходимо существует и ложь как ее отрицание и искажение. Я сейчас о другом.
Опыт христианина и вообще любого человека никогда не бывает безоблачным и безошибочным, но в этом и состоит его ценность. Христианство понимает путь святости не как постепенную «прокачку добродетелей до 80-го уровня», как в тех же самых компьютерных играх, а как поиск своего уникального пути, поиск трудный, полный проб и ошибок. Святой – не тот, кто не падал и не уставал, а тот, кто поднимался и шел дальше. И путь часто казался другим скандальным, неправильным, немыслимым. Но это всегда был его путь.
Наш мир, оглушенный криком, ослепленный фальшивым блеском, все-таки вспоминает иногда: да ведь было же и еще нечто важное, полузабытое, давнее, детское… И мы, может быть, сумеем ему об этом напомнить словами древней нашей Книги: веяние тихого ветра, глас хлада тонка – и там Господь.
13. Храмовое благочестие
Приближается очередной Великий пост и с ним ощущение какого-то долга, который надо бы отдать Богу и этой весной. Ограничить себя в пище и развлечениях, больше молиться, а главное, почаще ходить в храм, выслушать Великий канон, исповедаться, причаститься. Мы ведь православные, мы обязаны это делать, так надо. Кому надо? Ну, наверное, Богу… И тут же мы сами одергиваем себя: но ведь Он не нуждается ни в чем, уж менее всего в наших рассеянных мозгах и усталых ногах. Так, может, не ходить?
Сдается мне, когда мы так рассуждаем, мы просто неверно расставляем приоритеты. Мы исходим из слова «надо». Кому-то обязательно должно быть надо, чтобы мы пришли в определенное место и выполнили ряд действий – то ли Богу, то ли нам самим, то ли окружающим. Ну заведено так, в конце концов. И тут же мы ловим себя на «ветхозаветном отношении»: дескать, мы исполняем определенные обряды просто потому, что они предписаны свыше, вот просто ради послушания. Вроде как в Ветхом Завете постоянно приносили в храме положенные жертвы.
Их, конечно, приносили, и мы знаем (хотя бы из Евангелия), что к новозаветным временам и в самом деле для многих, слишком многих они стали связываться с какой-то «обязаловкой», зачастую утомительной: вот исполнил, что положено, и свободен. В результате одни (условно назовем их фарисеями) подходили к делу слишком формально и приправляли это свое благочестие изрядной долей гордыни, а другие (условные мытари) и вовсе оставляли всё это в стороне и шли заниматься бизнесом и развлечениями.