Приведу один из комментариев в блогах на эту тему, может быть, слишком радикальный на чей-то взгляд: «Будем честны: рельсы, заложенные в ранневизантийскую пору, кончились уже к началу XX века, начиная от проблем социальной структуры самой церкви, от принципов ее отношения с обществом и кончая библейской герменевтикой. Православная интеллигенция эмиграции и постсоветской России мечтала вернуться в прошлое, в то, что было до советского потопа. Возникла мифологема: наши новомученики искупили все недостатки былого, теперь мы вернемся на старые рельсы, только уже без недостатков. Но рельсы-то кончились как таковые, возвращаться можно только в мираж – вот в чем дело».
4. Универсальное и национальное
Эта проблема теснейшим образом связана с предыдущей. Православие сформировалось в кругу определенных культур и обычно воспринимается именно в этих законченных культурных формах. В то же время оно всегда претендовало на универсальность, а русское православие не стало копией греческого или грузинского. Возможно ли сегодня появление новых православных культур? Каким, к примеру, может или должно стать американское, португальское или израильское православие? Когда-то оно возникло в эмигрантской среде, но теперь в церковь приходят новые поколения детей, вполне принадлежащих окружающей культуре. Должны ли они целиком и полностью следовать русским, украинским, молдавским образцам, а если нет, то каким будет их православие?
А каким может стать оно, например, в Черной Африке, где нет и никогда не было Византии, а климат не способствует ношению пышных облачений, зато есть свои традиции и обряды – например, принято всенародное пение и пляски? Весь мир обошла запись молитвы Господней (Baba yetu, «Отче наш») в исполнении танзанийского христианского хора, она даже стала музыкальной заставкой к известной компьютерной игре «Цивилизация». Это пение прекрасно, но ведь это совсем не знаменный распев и не партес – можно ли в Африке такое петь на православной литургии? Если нет, то почему? А если да, то как будет выглядеть вся остальная литургия?
Да и возможно ли изменение уже существующих культурных традиций? Русская культура была очень разной в московское, имперское, советское время, сегодня она не повторяет ни один из прежних образцов, да и внутри себя не однородна. Насколько разумно тогда обращение к идеализированному образу дореволюционной русской культуры, которая к тому же известна нам исключительно из книг? И в глобализованном мире – насколько может и должна национальная церковь открываться иноземным влияниям?
5. Экуменическое общение
Это наблюдение подводит нас к еще одному вопросу. Официальный экуменизм (общение представителей разных конфессий в протокольном формате), по сути, выполнил свою роль и уже не имеет особых перспектив. В то же время постоянно увеличиваются возможности для экуменизма неофициального, связанного с общением и совместными действиями отдельных людей, которые при этом не планируют менять юрисдикционную принадлежность. Более того, мы обнаруживаем, что общие взгляды встречаются у людей разных конфессий, а принадлежность к одной конфессии еще не обязательно означает тождества веры: русские православные могут верить прежде всего во Христа, а могут – в «русский мир».
Визит папы Франциска в Константинополь осенью 2014 года и его встреча с патриархом Кириллом в начале 2016 года показали, что в католическо-православном диалоге можно прекрасно обойтись без стотысячного раунда переговоров о Filioque, непорочном зачатии Богородицы и папском примате – о тех догматических разногласиях, которые, по-видимому, непреодолимы, но в то же время для большинства верующих совершенно несущественны.
Вообще, по-видимому, конфессиональные рамки, как и государственные границы, никуда не денутся в ближайшем будущем, но значат они всё меньше. Люди общаются и вырабатывают совместные проекты поверх них, хотя при этом у каждого свой паспорт и порой необходимо бывает получать визы.
6. Психологизм и духовность
Средневековый мир не знал психологии и психотерапии, и христианские практики (такие, как исповедь) в немалой степени были призваны решать задачи, с которыми сегодня принято обращаться к дипломированным специалистам. Это обстоятельство порождает много пастырских проблем: люди с психологическими или даже психиатрическими проблемами прибегают к помощи духовника, но он просто не в состоянии ее оказать, а профессионалы, способные это сделать, могут совершенно не понимать христианской веры пациента.
Но это не только пастырская проблема. Многие явления, которые традиционно относят к духовной сфере, могут быть достаточно легко объяснены через призму психологии и даже психопатологии. К религии человек часто прибегает в поисках выхода из мучительных для него психологических состояний. А ведь отсылка к вечному и надмирному так легко становится мощным инструментом манипуляции и невротизации.
Как, с одной стороны, отделить духовное начало в человеке от психического, а с другой – как помочь им прийти в гармоничное равновесие – мы, по сути, только начали задумываться о существовании этой проблемы.
7. Семья и сексуальность
Наиболее яркий пример – отношение к проблемам пола. Современный мир упивается сексуальностью, а кризис семьи как института – постоянная тема для дискуссий. Как относится к этому православное христианство – просто повторяет древние нормы, согласно которым существуют только два четко разграниченных состояния: брак и блуд? Но в современном обществе эта граница достаточно расплывчата и условна, и связь, не оформленная как брак, не обязательно означает распущенность и вседозволенность.
Все чаще можно видеть, как к венчанию пары приходят после нескольких лет совместной жизни и даже рождения детей, когда их союз уже состоялся и утвердился, и такая практика даже иногда встречает пастырское одобрение. Во всяком случае, это лучше пышных венчаний, за которым следует скорое (и в нашей нынешней практике совершенно беспроблемное) расторжение церковного брака.
Впрочем, не в одном браке дело. Христиан часто обвиняют в том, что они вообще отрицают всякую сексуальность, считая ее по определению греховной. Можно привести множество цитат, что это не так, но… на практике именно так и бывает. Можем ли мы не просто реагировать, зачастую запоздало, на вызовы времени, но предложить миру актуальное и действительно христианское слово на эту тему? Будет ли это слово заключаться в подробном перечне того, что «можно», и того, что «нельзя» (а ведь я даже не затронул тему гомосексуальности!), или мы можем постараться доходчиво объяснить, что мы, собственно, имеем в виду под христианским отношением к браку и сексуальности? Предложить некую позитивную и содержательную альтернативу, а не только ворчать об испорченности нынешних нравов?
Это лишь некоторые из задач, которые стоят перед нами, далее мы обсудим некоторые из них подробнее. Но скорее всего, для каждой из них нет единственно верного решения. Если нужно дать им какое-то общее название, я бы сказал, что это преодоление провинциальности. Хронологической провинциальности (нам уютно в нашем маленьком средневековье), культурной провинциальности (русский мир, а другого не знаем и знать не хотим), да и вообще всех видов боязливого и недоверчивого отношения к большому миру, которое заставляет прятаться в своем маленьком гетто и провозглашать его самым лучшим и вообще единственным на свете.
В поисках ответов нам безусловно поможет опыт западных христиан, которые прожили иной, чем мы в России, XX век и столкнулись с подобными вызовами в другое время и по-другому. В то же время хочется верить, что и опыт христиан русской традиции (без жесткой привязки к государству или национальности) может оказаться полезным христианам из других народов и стран. В глобальном мире большинство наших проблем тоже глобальны, хотя и проявляются не всегда одинаково в разных обществах и странах. И этот путь не будет похож на легкую прогулку.
«Христианство только начинается», – сказал о. Александр Мень в 1990 году, накануне своей гибели, а также накануне распада СССР и начала краха наших иллюзий. Этот взгляд строго противоположен другому, куда более привычному: православие целиком и полностью уже состоялось, наша задача его разве что охранять. Но это очень оптимистичный взгляд, если вдуматься. Если принять слова о. Александра, то весь наш двухтысячелетний опыт – не мерило совершенства, но и не нелепое недоразумение. Это опыт, на котором учатся, чтобы жить дальше.
Когда «только начинались», к примеру, автомобили или вообще любое человеческое изобретение, они были крайне несовершенными, и только опыт показывал, как можно их усовершенствовать. Современные автомобили намного лучше, но в их основу заложены те же принципы, что и прежде. То же самое касается и социальных институтов, например парламентаризма.
Можно понять слова о. Александра в том ключе, что нечто подобное применимо и к церкви – с учетом того, что этот институт не чисто человеческий и работают над его созиданием и усовершенствованием не только люди. Но и люди – тоже. И в начале любой человеческой деятельности важно понять, где мы находимся, какие испытываем проблемы и чего, собственно, хотим. Об этом и поговорим дальше.
30. Чего ждут от церкви?
Христианство – это прежде всего вера (об этом мы говорили в 21-й и других главах этой книги), а существует оно прежде всего как церковь. Что такое церковь, какой она должна быть – об этом написано множество прекрасных книг, начиная с Нового Завета, даже самые лучшие из них здесь не перечислить.
Стоит заговорить о той церкви, какая у нас в России есть сейчас, и будут, с одной стороны, официальные хроники и победные реляции о восстановленных храмах и увеличении числа посетивших богослужения, а с другой стороны – «нет, и в церкви всё не так», как в песне Высоцкого. И пояснят, что всё меньше теперь поминают Христа, всё больше – русский мир, геополитику и славные победы. Похоже, возникает новая гражданская религия, «победославное русмирианство», и не все замечают его отличия от православного христианства.