– Так и хочется отобрать у них кубышки.
– Очень хочется. Но нельзя. Силой отобрав золото у богачей, мы просто уничтожим экономику империи. Кто же станет трудиться, если потом у него отбирают результаты труда?
– Слушай… тут вот какая мысль. А не организовать ли нам хранилища золота? Богачи зарывают кубышки в саду, или ещё где, переживают, нервничают, что их обворуют. А мы построим крепкий имперский замок и скажем: несите хранить золото сюда, сохранность гарантирована всей мощью империи. Так мы скопим в подвалах замка огромное богатство. А они ведь разом его обратно не потребуют, так что мы сможем часть этого богатства время от времени использовать на государственные нужны.
– Гениально… Только тут опять всё упрётся в доверие. Если богачи поймут это, как хитрую форму ограбления, ничего не выйдет. И если хоть раз мы по первому требованию не вернём золото – всё рухнет. Тут надо всё продумать до деталей, если поспешим – угробим хорошую идею. А золото требуется прямо сейчас.
– Что с золотыми рудниками?
– Работают кое-как. Но крупных запасов золота мы у себя в империи не нашли. Рудники – тощие. Ищем новые месторождения, но пока – безрезультатно. От золотоносных муравьёв и след простыл. Мы там всё перерыли на три метра вглубь и никакого золота не обнаружили. Сказка кончилась.
– А когда-то во дворе у пресвитера Иоанна столешницы были из золота…
– Их мы, кстати, тоже не нашли. Когда после победы вошли в бывший дворец пресвитера, и золотинки там не обнаружили. Сейчас бы нам эти столешницы.
– Драконы – те ещё скупердяи. Переправили золото куда-то по воздуху, потом сами все передохли, а золото теперь где-то там лежит.
– У драконьих пещер кончается наш мир, ваше величество. Если полезем за его пределы, можем соприкоснутся с каким-нибудь другим миром, и тогда все наши труды пойдут прахом. Нам многое удалось сделать лишь благодаря изоляции. Внутренние вопросы один за другой цепляются: что-то улучшили и этим одновременно что-то ухудшили. Мы идём к созданию уравновешенной системы, но пока у нас куча нерешённых проблем. А теперь представьте, что каждый внутренний вопрос мы будем решать в привязке к целому вороху внешних вопросов. Добиться равновесия внутри системы станет в разы труднее и, думаю, не удастся никогда.
– Разделяю эти опасения. А всё же, согласись, было бы здорово найти золото драконов.
Глава III. Отпуск императора
Вечером Дагоберт ужинал вдвоем с женой. Она сама приготовила ему мясо и сейчас с удовольствием поглядывала за тем, как он ел. Вечером за ужином они обычно не разговаривали, император приходил поздно, уставший и наговорившийся за день до того, что уже языком не ворочал. Иоланда просто радовалась тому, что он рядом и не докучала ему всякими женскими проблемами, а о делах империи они никогда не говорили. Но сейчас что-то было не так, Иоланда сразу это почувствовала. Дагоберт как бы невзначай бросал на неё нежные взгляды, хотя и не говорил ни слова. Когда он поел, она уже было собралась уходить, но он её остановил:
– Подожди. Посиди со мной.
– Что-то случилось?
– Почему обязательно что-то должно случится? Каждый день, конечно, что-то случается, но не в этом дело. Посиди, – он некоторое время молчал, а потом спросил:
– Скажи, власть сильно меня изменила?
– Конечно, изменила, – улыбнулась Иоланда. – Ты стал таким властным… И со мной, порою, разговариваешь короткими приказами, забываешь дома свой империум выключать, – Иоланда говорила так нежно, что трудно было заподозрить её в наличии претензий к мужу.
– Я стал гордым?
– Нет. Гордости в тебе никогда не было ни грамма, и сейчас её не появилось. А спина у тебя всегда была прямой. Рыцарь Ариэль обладал таким личным достоинством, что император Дагоберт не смог его в этом превзойти.
– Говорят, что власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Я уже 18 лет обладаю абсолютной властью, не может быть, чтобы это меня не развратило, но человек обычно не замечает изменений в своей душе, поэтому и спрашиваю.
– Власть развращает только плебеев, а ты – прирождённый аристократ. Когда-то ты был безвестным рыцарем, не имевшим в подчинении ни одного человека. И тогда ты был аристократом. Не удивительно, что став императором, ты так же остался аристократом. Твоя карьера могла пойти по другому пути, ты мог стать не императором, а, например, чернорабочим, и всё равно остался бы аристократом. Настоящий аристократ со всеми держит дистанцию, но ни одного человека не считает хуже себя. Это про тебя, дорогой.
– Но иногда я чувствую в своей душе проявления высокомерия.
– В том и дело, что ты их чувствуешь. И сокрушаешься, и каешься потом. Это сбои в твоей душе, это не твоя суть. Говорят: хочешь узнать человека, дай ему власть. Это так, ведь человек, обладающий властью уже может не притворяться, он весь становится, как на ладони. А я смотрю на тебя и вижу, что ты никогда не притворялся, ты всегда был таким же. Власть не столько меняет человека, сколько проявляет его, а в тебе почти ничего нового не появилось. Ну вот только властная манера поведения. Но без этого, какой бы ты был император? – Иоланда опять очень нежно улыбнулась.
– Да, говорят, я стал неплохим правителем. Сам от себя не ожидал, боялся не справиться. А ничего так, справляюсь вроде. Но я был уверен, что стану хорошим мужем, а вот этого-то у меня, похоже, и не получилось. Я совсем не уделяю тебе внимания.
– Если бы ты только знал, как я люблю тебя, Ариэль, никогда бы такого не подумал. Помню, как ты уехал во внешний мир. Я ждала тебя каждый день, я не жила, а только ждала. А теперь ты каждый вечер дома. И каждый вечер я благодарю за это Бога. Да, мы почти перестали разговаривать, но разве в словах дело? Ты не можешь быть плохим мужем, дорогой, просто потому что это ты.
– За что Бог дал мне такую прекрасную жену?
– Ни за что. Просто так. Это подарок, – рассмеялась Иоланда.
– А помнишь, как мы жили после свадьбы вдвоем в пустыне?
– Да, тогда мне не приходилось делить тебя с империей.
– Поехали туда вдвоем. Наш домик цел, я узнавал.
– А как же твои важные государственные дела?
– Всех дел не переделать. К тому же именно сейчас такой момент, когда основные решения приняты, а с текучкой Перегрин хорошо справляется. И неужели император впервые за 18 лет не может взять отпуск дней на десять.
– Теперь нас, очевидно, будет сопровождать многочисленная охрана, – с лёгкой иронией заметила Иоланда.
– Зачем многочисленная? Возьму десять гвардейцев, этого будет достаточно. Парни у меня тактичные, будут следовать за нами на расстоянии, так что мы будем вдвоём.
– И когда выезжаем?
– Завтра утром. Разбужу Перегрина пораньше, отдам ему несколько распоряжений и сразу в путь. Гвардейцы всегда наготове.
***
Двадцать лет назад, когда Ариэля срочно вызвал канцлер, они бешенным галопом неслись по этой дороге. Сейчас ехали спокойно, не торопясь, решив саму дорогу через пустыню обратить в отдых. Гвардейцы следовали за ними на почтительном расстоянии. Они были вдвоем посреди бескрайнего безмолвия. Иоланда давно уже не испытывала такой полноты счастья, хотя она вполне искренне говорила мужу, что счастлива всегда, и ей достаточно для этого сознания, что он существует, но сейчас началось настоящее волшебство, какого стоило подождать 20 лет.
Иоланда никогда не понимала рассуждений о том, что брак должен выдержать испытание временем и вовсе не считала, что их брак такое испытание прошёл. Какие могут быть испытания? Она не могла любить никого, кроме Ариэля, а его она не могла разлюбить, как нельзя разлюбить жизнь или красоту. Он был прекрасен, и она знала, что он считает её прекрасной. Чего же ещё? Говорят, надо учиться терпеть недостатки любимого человека. Что за ерунда? У него есть свои особенности, это и есть он сам, и если она его любит, то терпеть ей ничего не приходится, остается только радоваться.
Их любовь осталась такой же, какой она когда-то была в царстве пресвитера, на их любви никак не отразилось то, что старый мир рухнул, а новый был уже совсем не похож на сказку, их любовь оставалась сказкой, наверное, она родилась в вечности, и никакие изменения, происходящие во времени, никак не могли на неё повлиять.
Узнав о своём детстве, Иоланда пережила настоящее потрясение, но это потрясение вовсе не стало для неё судьбоносным. Ведь ничего не менялось от того, что стало ей известно. Оказывается, она из династии Каролингов, но для неё, императрицы, это практически не имело значения. Волнующим в этом известии было лишь то, что в жилах их сына, оказывается, соединилась кровь Меровингов и Каролингов, но ведь и Эрлеберт от этого не станет лучше, он и так замечательный, такой же прирождённый аристократ, как и его отец. Было немного жалко маму, ей казалось, что мама избрала не самый лучший путь, но это был её путь. Иоланда была уверена, что Бог не оставил её маму и дал ей то, что она хотела. Было жаль, что им никак не суждено увидеться, но она и так прожила с этим всю жизнь, а теперь стала только богаче, потому что теперь с ней всегда была мамина улыбка.
Она собиралась обо всём рассказать мужу, но это требовало времени, которого никогда не было, а теперь время появилось. И она рассказала. Ариэль слушал очень внимательно. Потом долго молчал, похоже, в нём шла внутренняя работа. Потом он спокойно заговорил:
– Поразительные вещи… Я чувствовал, что ты у меня «не от мира сего». Потому и на наших отношениях изменения в мире никак не отразились. Для меня ты всегда была благороднейшей из принцесс, и в этом смысле ничего не изменилось. Да ведь и не в том дело, чем ты была для меня, любой, посмотрев на Иоланду, увидел бы воплощённое благородство. Так что Каролинги не сделали тебе чести, это ты сделала им большую честь, а то, что они об этом так и не узнают, ни для кого из нас не имеет значения. А серебристый дракон… Оказывается, он уже давно за нами приглядывает. Может быть, он и ещё появится, хотя он этого и не обещал. Дракон… Золото драконов… Империя страшно нуждается в золоте. Прости, что перевожу разговор на дела империи, но эта проблема не выходит у меня из головы. Серебристый, наверное, знает, где золото драконов, так ведь не спросишь у него.