Но вершиной таких уверток стал новоизобретенный способ отпущения грехов. В соборе святого Петра в Риме было несколько исповедален, в которых помимо всего прочего имелось еще одно странное дополнение. В Италии ниша исповедника часто отгорожена всего лишь маленькими дверцами, невысокими, вроде барных перегородок. Это позволяет священнику, слушая исповедь, внимательно следить при этом за тем, что происходит в храме. Итак, в соборе святого Петра некоторые исповедальни оснащены еще и длинным шестом, прикрепленным к сиденью исповедника и щедро перевешивающимся через дверцы исповедальни: это похоже на удочку, закинутую, чтобы поймать рыбку. Стоит кому-то преклонить колени перед такой дверцей, чуть в отдалении, чтобы не подслушать ненароком, в чем в это время исповедуется человек в исповедальне, и вот уже исповедник, ни слова не говоря, ударяет вас по плечу концом своей странной «удочки». Этот жест еще не разрешает вас от грехов, но как бы дает своеобразную епитимью за все вами содеянное. Я, конечно, знаю, что такая епитимья подействует лишь в том случае, если кающийся получит полное отпущение грехов, как и полагается, в таинстве исповеди, не важно, будет это до или после удара шестом. Но разница тут слишком тонкая для большинства людей, и я встречал очень многих вполне честных и искренних людей, совершенно убежденных, что этим ударом они получают полное отпущение всех своих грехов. И это кажется им очень удобным. Другие, уже не столь честные, отказываются вникать во все эти тонкости и просто хотят, вне зависимости от того, прощены они или нет, чтоб их избавили от такой неприглядной формы ответа за их прегрешения. Только эта неприглядность тут их и интересует.
Я не знаю, продолжают ли и сегодня столь почтенные исповедальни повышать авторитет столь почтенного собора. Когда я последний раз бывал в Риме, эти странные «удочки», похоже, уже убрали в шкаф. Но может быть, тогда просто еще не успели открыть рыболовный сезон? А может, просто стало поменьше рыбы на нашем мелководье?
5. Как мы потеряли смысл таинств
Сегодня участие в таинствах часто совершенно оторвано от постоянного контакта со священником, из-за чего мы рискуем совсем утратить и забыть смысл самих таинств. Даже если миряне полны благоволения и добрых побуждений, в большинстве случаев это не может заменить им постоянного присутствия в их жизни священника. Тот появляется лишь на свадьбе или похоронах, имеет дело с умирающим или крещаемым. Вся его деятельность ограничена праздничным служением треб, он совершает таинства, но не может проследить, как они вплетаются в личный поиск Бога каждого из прихожан. Таинства поэтому оказываются изолированными от остальной жизни и начинают казаться чем-то вроде привилегии, приобретают почти магическую ценность: именно на эту опасность я и пытаюсь здесь указать, назвав ее деформацией, утратой смысли и богословским тупиком.
Должен признаться, что, конечно, опасность эту заметил не я один. Церковная иерархия вполне ее осознает и, в частности, пытается принимать против нее меры. Но препятствиями на этом пути оказываются как нехватка священников, так и те предрассудки, которые веками бытовали в церкви. Ведь чего ожидают верующие от священника? Прежде всего, распределения таинств, ведь большинство уверено, что только священник может им от них что-то уделить, а их важность мы проповедовали веками. Философ Поль Рикер подчеркнул это без лишней снисходительности: «Верующие, даже если это высокоинтеллектуальные люди, ограничиваются элементарной религиозной культурой, почти детсадовской, не выходящей за пределы катехизиса, усвоенного еще в начальной школе. Религиозные люди редко думают своей головой. По причинам, понять которые мне не дано, ответственные церковные иерархи удовлетворяются таким отношением к таинствам, которое опирается на ослабевшее уже “верую”»[31].
Такое отношение к таинствам в своих крайних формах может даже облачаться в характерные магические аспекты. Например, практика «тридцати месс». Это серия из тридцати месс, которые служат из дня в день ради какого-то одного и того же молитвенного прошения. Бед няга священник, если он на тридцатый день вдруг проснется и обнаружит, что его свалила болезнь, окажется перед мучительным выбором: либо встать и все же служить последнюю мессу любой ценой, даже не держась на ногах, либо позднее начать все сначала, отслужить все заново с первой до тридцатой мессы. Тогда как «жертва» прихожанина, заказавшего эти тридцать месс, куда более возвышенна и чревата благоприятными последствиями.
6. Слепое послушание церкви
Но ведь оно заложено в самом учении Церкви (Римо-католической). Есть тенденция, позволяющая приписывать ему почти магическую ценность. Ведь это считалось общепризнанным: чтобы спастись, нужно верить в то, во что верит Церковь. Однако, поскольку некоторые догматы слишком сложны для обычных средних умов, то внесли уточнение: нет надобности понимать все досконально, достаточно внутренне не противопоставлять себя тому, чему учит Церковь.
Но тут могут быть и свои крайности. Я помню одного старенького профессора истории Церкви в Парижском католическом институте, одного из тех старых служак, что успевают поседеть на своем боевом посту, он нам дал своеобразный ключ к профессии, на всю нашу будущую священническую жизнь: «Лучше ошибиться вместе с Папой, чем оказаться правым в противовес ему». Так мы докатимся вообще до утраты понятия личности: зачем вам личные поиски Бога? Церковь (то есть учреждению) займется этим за вас. Вам же нужно всего лишь слепо ей повиноваться. Все, что от вас требуется, это лишь исполнять все, что она вам говорит, даже если ее предписания напрочь расходятся с Евангелием.
Подлинный поиск Бога может быть только личным. Его нельзя ограничить выполнением нескольких обязательств и моральных предписаний. Он обязательно окажется и усилием нравственного обращения, и встречей с Богом в молитве, и постоянным размышлением с целью понять, чего же именно Бог ожидает от нас, как в основных направлениях нашей жизни, так и в мельчайших деталях. Тогда как желание свести духовную жизнь к послушанию разума и сердца всего лишь одному из учреждений – встрече с Богом помешает. В этом случае учреждение будет уже не катализатором, облегчающим такую встречу, но препятствием и помехой.
Тот же, кто сам безоговорочно служит всего лишь учреждению, тот не сможет привлечь туда людей. Ведь всем прекрасно видно, что он всего лишь повторяет избитые лозунги, причем даже сам их не выполняет и не ими живет.
Сегодня наш старый профессор огорчился бы, ведь факты говорят сами за себя. Не так уж и много осталось людей, которые выберут, по его совету, ошибиться вместе с Папой. Но может быть, это все оттого, что Папы слишком часто ошибались. Ведь когда они повелевали мучить и сжигать на кострах еретиков, то были убеждены, что тем самым исполняют волю Божью. С той же уверенностью они строят свои убеждения и сегодня, по-прежнему убежденные, что в свете Откровения (а заодно и Аристотеля) они не могут ошибаться. Но, увы! И сегодня их проповеди зачастую не лучше прежних.
7. Коэффициент интеллекта Господа Бога
Но наиболее отвратительной, просто не дающей мне покоя, является та идея Бога, которую выдвигают все богословы такого типа. Мы даже не заговорим при этом об идее любви, хотя она как раз является центральной и самой существенной, но, похоже, для большинства богословов она просто недоступна. Этих ученых господ интересуют лишь рассуждения. Но даже в этом случае, как могли они счесть Бога настолько глупым, что навсегда лишили Божьей любви тех несчастных, единственное прегрешение которых было в том, что их угораздило родиться слишком далеко от ближайшего храма или ближайшего миссионера?
Я помню, что, еще во время учебы в Парижском католическом институте, я все время повторял про себя: нет, это невозможно! Бог не может быть в этом вопросе настолько глупым! Они, видимо, преувеличивают. Потому что, если судить о Нем по тому, что наговорили за истекшие века полчища такого рода богословов, то коэффициент интеллекта у Господа Бога окажется слишком низким!
Глава II. Спасение, врученное нам извне: в других религиях
То же самое искушение: связать спасение с исполнением определенных ритуалов – мы находим и в других основных религиях. При том, что механизм заступничества в той или иной форме встречается в них уже гораздо реже, хотя порой все же встречается. Но и в том, и в другом случае сам «механизм» такого спасения не требует никакого личного обращения. В других религиях мы взглянем на это бегло, ведь речь пойдет о традициях, скорее всего, не слишком сильно влияющих на жизнь большинства из нас. Кроме того, нам достаточно будет показать, что ту же самую тенденцию мы встречаем повсюду.
1. В исламе
Значимость некоторых стихов Корана
Как и у нас, в Исламе некоторым ритуалам приписывается иногда почти магический эффект. Так, например, нас могут заверить, что, если после каждой обязательной молитвы, мы будем произносить еще и Тронный аят[32], то за это нам полагаются немыслимые привилегии. Бог на небесах примет нашу душу в собственные руки. «Может ли быть что-то большее, чем если Бог примет душу твою в руки свои и изольет на тебя милосердие свое?» Нам уточняют также, что «значение Тронного аята больше, чем сам Трон Господень»[33]. Значение аята: речь тут идет, конечно, о силе, которой обладает не только произнесение этого стиха вслух, но и сам этот стих.
Ритуалы паломничества в Мекку
Во всех ритуалах паломничества в Мекку все так же звучит требование точнейшего соблюдения всех деталей. Я хочу сразу уточнить, что есть в этих ритуалах один аспект, который я вполне понимаю. Речь идет о том, что паломник должен повторить жесты пророка в том месте, где тот их однажды совершил, через движения тела выйти к движениям души. Внешний ритуал тут помогает совершить внутреннее обращение. В этом, на мой взгляд, весь смысл таинств, и я, как и некоторые богословы, вполне готов признать, что некоторые ритуалы других религий вполне могут иметь для верующих этих религий ценность таинств. Что же лично для меня представляет здесь проблему, так это тот факт, что формальное, материальное совершение ритуала оказывается важнее того внутреннего движения души, которое оно, по идее, как раз и должно облегчить.
Многочисленные указания на такое понимание смысла ритуала мы находим в подробном рассказе, который оставил о своем паломничестве один простой алжирский крестьянин:
Вот он в Медине. Он объясняет нам, что в одном из ненаписанных, но переданных традицией слов (одном из знаменитых «хадисов»), пророк Магомет пообещал бдительно следить за спасением тех, кто прочел ритуальные молитвы в этой мечети: «Тот, кто прочитает в моей мечети сорок намазов подряд, не пропуская ни одного, тот получит спасение от наказания Адом и не останется без защиты…». Переводчик уточняет, что речь идет о защите, которую пророк сможет оказать верующему на Страшном суде. И наш паломник настаивает: «Это главная причина нашего паломничества в Медину; ни в коем случае нельзя пренебрегать его обязательностью». Вот уже вам, пожалуйста, особенная ценность, придаваемая определенным молитвам в их соответствии с местом, где они произнесены, что уже немного попахивает магизмом. Заметим также, что результат такой молитвы не ограничивается одним лишь Божьим благоволением, но также предполагает определенную форму частной защиты в самый критический момент, то есть своеобразную форму заступничества, хотя оно здесь так и не названо. Но это еще не все:
«Я должен также сказать, что тот, кто пропустит или недолжным образом произнесет одну из сорока молитв, тому не зачтутся и остальные 39, так что в итоге он не выполнит необходимые сорок намазов. Ему придется начать все с самого начала, и поторопиться, потому что нужно успеть вернуться в Мекку не позднее 8 мухаррама»[34]. Вы заметили, что здесь сорок мусульманских намазов образуют такую же точно систему, что и тридцать католических молитв?
Добавим еще, что сама необходимость подсчета часто стесняет молитву и отвлекает от самой ее сути, от внутреннего расположения, переводя внимание с духовного и первичного на материальное и вторичное. Я помню, что, когда мне поручили проводить молитву по четкам, я часто не мог сообразить: двенадцать или тринадцать раз я прочитал положенную дюжину богородичных молитв. Оказалось, что я не могу считать и полноценно молиться в одно и то же время. Причем даже четки мне тут совсем не помогали. Я забывал их перебирать. Но вернемся к Мекке.
Чуть дальше мы находим то же замечание: одна молитва в определенном месте стоит тысячи молитв, прочитанных в другом. Так же, как ритуальная или добавочная молитва, совершенная в Иерусалиме, приравнивается в семистам, прочитанным в другом месте[35]. Все это странным образом напоминает нам механизм индульгенции в Католической церкви, когда та же самая молитва окажется гораздо эффективнее, если ее прочитать в главной базилике…
Для нашего крестьянина, как он сам признается, все закончилось очень хорошо: «Я был глубоко удовлетворен тем, что совершил без ошибок и помарок все четыре фундаментальных столпа»[36] паломничества (речь идет о ритуалах и основных молитвах паломничества). О формализме подобных практик весьма красноречиво говорит упоминание об ошибках и помарках, даже если в целом такое паломничество оставит у верующего глубокое впечатление на всю оставшуюся жизнь. Видно, что эта практика нацелена на то, чтобы сочетать тело с обращением души. Это превосходно. Но мысль о том, что малейшая, даже невольная ошибка может свести такое обращение на нет, а значит, лишить человека той благодати, которая должна была на него излиться в итоге, это уже типично магическая идея. Такая идея имплицитно приписывает позитивную результативность правильно совершенному ритуалу, и именно тому факту, что он правильно совершен. Каждый раз, когда эффективность ритуала зависит от совершенства его формального исполнения, а не только от внутренней установки совершающего его человека, мы приписываем, хотя бы частично, наше спасение феномену, внешнему по отношению к нашему духу.
А ведь с паломничеством в Мекку, помимо богословских размышлений и мистического опыта, мы оказываемся в самом сердце практики Ислама. Конечно, никто из великих исламских мистиков не узнает себя в подобных практиках; также как и наши христианские мистики далеко не всегда узнают себя в некоторых линиях богословия или в народных верованиях. Но речь здесь идет отнюдь не об оценке одной религии в ущерб другой, а лишь о той опасности, которую мы встречаем повсеместно.
«Все предписано!»
Но и еще более серьезную тенденцию можно встретить в исламе, также как и в христианстве. Когда мы представляем, что наше спасение зависит скорее от материального исполнения ритуала, чем от внутренней установки, это уже извращает наши отношения с Богом. Но, тем не менее, при этом наше спасение здесь все же хоть чуть-чуть зависит и от нашей доброй воли. Ведь нужно, по меньшей мере, добровольно решить исполнить этот столь необходимый ритуал. Но есть в исламе и еще одна тенденция: считать, что все уже решено, заранее и навсегда, самим Богом, и мы тут уже ничего не можем изменить. Это знаменитое: «Все предписано!» Существует знаменитое высказывание, и в самом деле, очень красивое. Его приписывают самому пророку Магомету: «Перья подняты, и чернила высохли!» Больше ничего нельзя ни добавить, ни исправить[37].
Отсюда нота безнадежности, звучащая в стихах великого поэта и астронома Омара Хайяма, в его знаменитых Рубаях:
Все, что будет, и зло, и добро – пополам –
Предписал нам заранее вечный калам.
Каждый шаг предначертан в небесных скрижалях.
Нету смысла страдать и печалиться нам.[38]
Или еще:
И того, кто умен, и того, кто красив,
Небо в землю упрячет, под корень скосив.
Горе нам! Мы истлеем без пользы, без цели.
Станем бывшими мы, бытия не вкусив.
Эта нота горечи звучит особенно остро еще и потому, что мотив предопределенности здесь дан лишь в его негативном аспекте. Но в действительности, когда автор пытается говорить, что у такой предопределенности есть и положительные моменты, эта горечь становится лишь еще острее:
Ты сегодня не властен над завтрашним днем,
Твои замыслы завтра развеются сном!
Ты сегодня живи, если ты не безумен.
Ты – не вечен, как все в этом мире земном[39].
Великий мистик и созерцательно Абд аль-Кадир тоже придерживается этого учения, усвоенного «традицией Пророка» (Сунной) и широко распространенного в Исламе вообще, а не только в официальных «суннитских» общинах. Но ему была известна и совсем другая традиция, традиция мутазилитов, верящих, что Бог хочет только блага, а зло коренится лишь в человеческой воле. Но при этом он считает, что Бог «желает своим служителям как блага, так и зла». Это можно понять и в предельном смысле: как спасения, так и проклятия. «Тварные существа представляют собой не что иное, как вместилище действий, слов и намерений, которые Бог творит в нас и над которыми они не властны». Простите мне мою настойчивость, но здесь нет опечатки, вы прочли все верно: именно Бог сотворил наши поступки, слова и даже намерения, и мы ничего не можем с этим поделать. Такой процесс очень похож на то, что описано у блаженного Августина или св. Фомы Аквинского: мы существуем лишь затем, чтобы явить собой различные аспекты Бога, и одни призваны явить Его Милосердие, а другие – Его Справедливость. В итоге «одни обречены на муку, а другие – на блаженство ‹…› потому что тварные существа являются тем местом, где явлены Его Имена, и среди этих Имен есть Красота и Милосердие, и это участь избранных ‹…›, а другие Имена указывают на Величие и Силу, и это участь обреченных»[40].
Это та же тенденция считать предопределение абсолютным, которую мы находим и в самой что ни на есть официальной католической теологии вплоть до середины ХХ века: ее проявления мы с вами уже видели в главе, посвященной проблемам Крещения[41].
Магомет может все устроить
Как и во всех прочих религиях, и в Исламе можно найти множество противоречий. И даже хорошо, когда они остаются, как есть. Хуже, когда настойчиво пытаются воссоздать пошатнувшееся равновесие, безжалостно исказив для этого строгую логику рассуждений. Так мы находим и в Исламе, как и в христианстве, мотив заступничества.
Нам поведали, что «в день Воскресения все верные соберутся и скажут: А не попросить ли нам кого-нибудь заступиться за нас». Так они обратятся сначала к Адаму, затем к Ною, Моисею и, наконец, к Иисусу. Но Иисус отправит их к Магомету:
«И тогда они придут ко мне, – говорит Магомет. А я пойду к Господу и попрошу Его выслушать меня. Он согласится. Увидев Его, я паду ниц и замру так надолго, и это понравится Ему; затем Он скажет мне: “Подними главу твою, проси и получишь; говори и будешь услышан; заступайся, и твое заступничество будет принято”. И тогда я подниму главу свою и восхвалю Господа по повелениям Его; а затем я обращусь с заступнической молитвой. Предвечный укажет мне на тех, кого я впущу в Рай».
Судя по продолжению этого рассказа, та же операция повторится в том же порядке три раза.[42]