– Слушай, Том… Я не хотел…
Удар кулаком сотряс Кевину щеку. Услышав треск костей, он едва удержал равновесие, от удара в живот перехватило дыхание. Кевин согнулся пополам, жадно глотая воздух, а Том коленом двинул ему по лицу. Кевин чуть сознание не потерял. Острая боль говорила, что нос ломан. Рот наполнился кровью, и Кевин стал отплевываться, чудом увернувшись от удара в голову.
Гости вечеринки бездумно окружили их, большинство слишком шокированные, чтобы позвать на помощь, тем более оказать ее. Хотя Кевин заметил, что кое-кто снимает драку на телефон.
– Прекрати! – заорал Кевин и сильным апперкотом ударил Тома в подбородок. Голова у Тома резко запрокинулась, по лицу побежал кровавый ручеек. Том отшатнулся, вытер окровавленный рот рукавом дорогой белой рубашки и, к удивлению Кевина, захохотал. Один взгляд на пятно, пузырящееся на рукаве, и Том размазал кровь по лицу. Ухмыляясь, он медленно зашагал к Кевину.
– Нет, Том, нет…
Тело разрывалось от боли, но Кевин сумел двинуть Тому в левый глаз, который мгновенно начал опухать и синеть. Том все хохотал. Обливаясь слезами, Кевин двинул Тому в другой глаз, на что тот ответил – схватил гирлянду, которая их опутывала, и обернул Кевину вокруг горла.
Попытка удушения заставила гостей вечеринки действовать. Под предводительством Кролла они рванули вперед. Задыхаясь, Кевин выпучил глаза и замолотил руками. Они снова дети? События последних двадцати лет – необъяснимый бросок в будущее или осуществление его подсознательных желаний? Неужели он спал в комнате Тома? Неужели отключился на полу, в спальном мешке, после многочасовых видеоигр, чтения комиксов и болтовни о симпатичных девчонках?
Нет, он не сдастся! Внезапный прилив сил помог резко опустить голову и сломать Тому нос. Раздался премерзкий треск, по лицу Тома потекла кровь, но он продолжал хохотать. Зато удавка из гирлянды ослабла, и Кевин отстранился.
– Я любил тебя, парень, любил. – Голос Кевина напоминал скрип старой двери. Вокруг все гремела недомузыка и мерцали огоньки, окрашивая их изувеченные лица в разные цвета. – Но нашей дружбе конец. Слышал? Конец нашей гребаной дружбе. – Кевин стряхнул гирлянду, сплюнул на пол окровавленную слизь, с опаской поглядывая на Тома. Тот все ухмылялся, хихикал и смотрел на Кевина так, словно глазами хотел прожечь в нем дыру.
– Извините, – сказал Кроллу Кевин, пошатываясь. – Виноват я. Затеял драку я, ущерб возмещу тоже я. Но если после праздников этот говнюк будет здесь работать, то я уволюсь, зуб даю.
Хромая, Кевин вышел из офиса, в котором воцарилась тишина, нарушаемая лишь странной, запинающейся музыкой. Даже Том перестал смеяться. Склонив голову набок, как озадаченное животное, он смотрел вслед человеку, еще недавно считавшемуся его лучшим другом, пока за тем не закрылась дверь.
«Музыкальную паузу» прервал чей-то кашель, который вывел Тома из ступора. Он огляделся по сторонам, будто только попал на вечеринку, затем стряхнул оставшуюся гирлянду. Том поправил свой костюм, разгладил галстук. Несколько человек отшатнулись, не зная, что этот перемазанный кровью безумец выкинет дальше.
Из внутреннего кармана пиджака Том достал «Зиппо» и пачку сигарет. Вытряхнул одну и закурил, держа ее дрожащими пальцами. Том глубоко затянулся, выпустил облачко дыма и расплылся в улыбке.
– Ну, че застыли, рохли несчастные? – проорал он. – Давайте веселиться!
Месяц восьмой
Для Дженни последние недели пролетели с неуловимой быстротой.
После ланча с Кевином, окрыленная надеждой, она задержалась в ресторане. Кевину Дженни сказала, что ей нужно в уборную и, по сути, не соврала. Официант уже убирал посуду, когда Дженни вернулась за столик и заказала вторую бутылку пива. Смакуя каждый глоток, она тихо сидела и думала о будущем. Наплакавшись и выговорившись, она помирится с Томом и переедет обратно. Когда родится их прекрасный малыш, они целиком сосредоточатся на семье, окутают себя коконом тьмы и крови…
Жуткий образ залил сознание малиновым, и Дженни чуть не подавилась пивом. Подкатила тошнота; она резко встала, едва не опрокинув полупустую бутылку, швырнула на стол десятку и бросилась прочь из ресторана.
Остаток дня Дженни пыталась избавиться от образов, которые нахлынули в ресторане. Она тонет в крови, держа на руках малыша, а ее саму держит на руках Том. В этой галлюцинации отражались ее недавние кошмары, жуткие, кровавые, частенько разворачивающиеся в подвале спрингдейлского дома. Дженни пыталась смеяться над ними или списать их на ЧП, несколько месяцев назад случившееся на подвальной лестнице. В память о нем остался шрамик на ноге. Но с каждым разом кошмары становились ужаснее… их было все сложнее прогнать наутро.
День после ланча Дженни провела в постели, дожидаясь звонка Кевина. Читать книгу или журнал или даже смотреть телевизор не хватало терпения. Пару раз в комнату стучалась Виктория, но Дженни не отвечала: болтать и даже просто разговаривать не хотелось. Впрочем, и плакать тоже. Плакать надоело.
Наконец, вскоре после десяти вечера, когда улицы утонули во мраке, сотовый завибрировал. Дженни проснулась и открыла глаза.
«Черт подери! – подумала она. – Как меня заснуть угораздило? Сколько раз звонил Кевин до того, как я проснулась?» Когда и зачем отключила звонок, Дженни не помнила. В последнее время у нее появились странные провалы в памяти, часто напрямую связанные с галлюцинациями. Дженни это бесило.
– Кевин! – сказала она, приняв вызов, и через секунду услышала слабый голос.
– Джен…
– Кев, что случилось? Ты в порядке? – Страх накатил ледяной волной, и Дженни встала, мучаясь от тяжести живота.
– Нет, я не в порядке. Даже близко нет. Том вконец свихнулся, мать его.
Дженни посмотрела в окно на ночной город. Квартира Виктории – на тридцать третьем этаже, и панорама центра Манхэттена обычно завораживала. Однако сегодня зарядил дождь, поэтому огни большого города основательно размылись и затуманились.
– Что случилось?.. – пролепетала Дженни.
– Неважно. Нашей с Томом дружбе конец. Слышишь меня? Конец! А еще… Ты, конечно, не виновата, но и тебя я видеть не хочу. Что бы ни творилось между вами, меня не впутывайте.
Перед глазами поплыло, на ватных ногах Дженни попятилась, уперлась в кровать и так резко неудачно села, что чуть не рухнула на пол.
– Не понимаю. Расскажи, что случилось.
– Тебе нужно знать одно – твоего мужа больше нет. Парень, в которого ты влюбилась… Парень, с которым вырос я… подевался неизвестно куда. Но это точно не психопат, избивший меня до полусмерти на вчерашнем корпоративе.
– Избивший тебя до полусмерти? – повторила Дженни, не в силах осмыслить услышанное.
– Извини, Дженни, – вздохнул Том. – Я в гребаной больнице.
– В больнице? В какой именно? Я сейчас приеду.
– Нет, нет! Ты что, не слышала? Я не хочу тебя видеть. Не хочу связываться ни с тобой, ни с Томом. Он опасен! Надеюсь, тебе хватит ума держаться от него подальше. Я вот мечтаю никогда его больше не видеть.
– А как же… А как же работа? – Дженни понимала, что вопрос странный, но собраться с мыслями не могла.
– Дженни, сегодня утром мне звонил Кролл. Он уволил Тома. Про договоры твой муж врал. Отчеты он составлял липовые, это ясно из самих договоров и из заказов. Кроллу это не понравилось. Хорошо, что он и меня не уволил: Тома же привел я.
Дженни сидела на кровати и смотрела на дождь. Слова Кевина перечеркивали все красивые мечты о будущем. Что случилось, черт подери?
– Прости, Дженни, но мне пора, – объявил Кевин после большой паузы. – Может, перезвоню тебе, как из больницы выпишусь и вернусь на работу. Мне просто нужно немного времени. Может, я из города ненадолго уеду. Навещу деда и бабушку. Дженни…
– Что? – испуганно спросила она.
– Держись подальше от Тома. Он чудовище.
Кевин отсоединился. Дженни сразу же набрала Тома, надеясь, что жалобы Кевина – ошибка, но попала на голосовую почту.
Следующие несколько недель, вопреки советам Виктории, Дженни звонила Тому, но безрезультатно. В итоге голосовая почта переполнилась, и Дженни перестала звонить. Когда позволяла погода, в дни занятий Дженни ходила мимо дома – и по дороге со станции, и обратно. Она ни разу никого не увидела, в окнах даже свет не горел. Исчезла и подержанная машина, которую они купили в конце лета. Неужели Том ее продал?
Пару раз Дженни порывалась постучать в дверь, но так и не набралась храбрости. Она боялась собственного дома, боялась собственного мужа. Когда начинались галлюцинации, она боялась самой себя.
Однажды вечером, приближаясь к этому дому, Дженни увидела Андреа и Пейдж. Падал легкий снежок, холоду вопреки догорающий день был красивым. Пейдж в толстом зимнем комбинезоне запрыгивала на высоченные сугробы у обочины дороги. Андреа перехватила взгляд Дженни и разинула рот от удивления.
Дженни подняла руку в приветственном жесте, но Андреа тут же развернулась и повела дочь в гараж. Вскоре оттуда выехала машина и покатила мимо Дженни, так и стоявшей у обочины. На этот раз Андреа даже не взглянула на нее.
Когда Дженни заметила сидевшая сзади Пейдж, у малышки глаза загорелись от радости. Пейдж помахала было рукой, но замерла, поняв, что соседка не отвечает. На фоне свинцового неба Дженни казалась грустной и одинокой.
Машина отъезжала, и Дженни, к своему ужасу, увидела, что из глаз девочки хлещет кровь. Дженни понимала, что это невозможно, но картинка ужасала своей реальностью. Она развернулась и быстро зашагала к станции, чтобы скорее уехать на Манхэттен.
Не раз и не два Виктория убеждала сестру перебазировать студию в Нью-Йорк, но та не соглашалась. Нью-йоркская аренда ей была не по карману; скоро родится ребенок, а чтобы найти место под студию и раскрутить ее на новом месте, нужно время, которого у нее нет. Впрочем, на деле Дженни не могла – и не желала – ставить крест на Томе. И говорить на эту тему с Викторией тоже. Еще рано. Слишком мало времени прошло.