Хризантемы у тюремной стены — страница 22 из 47

Совершенно секретные документы, изобличающие диверсионную и шпионскую деятельность такой службы империализма, как СИС, не часто становятся достоянием гласности.

Но это не значит, что нет возможности распознать почерк секретных служб. Прогрессивное студенчество накопило уже немалый опыт, изобличая и изгоняя из своих рядов агентуру империализма. Чтобы определить, выполняет ли тот или иной студент задания "рыцарей плаща и кинжала», достаточно знать методы, которыми пользуется шпион, в также найти ответ нв вопрос, в чьих интересах он действует. И если окажется, что дело ведется к срыву сотрудничества прогрессивных сил, к пособничеству империализму, к дискредитации социализма и коммунизма, здесь чувствуется рука шпионско-диверсионных служб буржуазии.



III. Тени „третьего рейха“




13. Бессмертие павших

В ночь с 21 на 22 декабря 1942 года в берлинской тюрьме Плетцензее всю ночь стучали молотки. Тюремщики в спешном порядке вбивали в потолок камеры, где стояли гильотины, железные крючья. К утру сооружение импровизированной виселицы было закончено. Тюремщики торопились небеспричинно. 21 декабря Адольф Гитлер собственноручно утвердил смертные приговоры имперского военного суда одиннадцати антифашистам-подпольщикам. Но случилось непредвиденное. Четырем смертникам фюрер заменил гильотину виселицей. А тюрьма Плетцензее была оборудована по последнему слову техники — смертные приговоры здесь приводились в исполнение только с помощью усовершенствованного немцами изобретения доктора Гильотена. Молотки стучали всю ночь и по той причине, что наступали рождественские праздники. А фашистские палачи были сентиментальны. Они старались избегать казней в «святые дни»…

Гитлер с нетерпением ожидал вынесения смертного приговора участникам подпольной организации, сумевшей проникнуть во многие жизненно важные центры рейха, проходившей в абвере и гестапо под кодовым названием «Красная капелла». Поэтому судьи имперского военного суда, в также прокурор гитлеровских военно-воздушных сил — «Люфтваффе» Рёдер, потребовавший смертной казни, во что бы то ни стало хотели преподнести своему фюреру рождественский «подарок»…

С гордо поднятой головой вошел в смертную камеру один из руководителей подпольной организации, Хврро Шульце-Бойзен. Уходя на эшафот, он написал на стене своей одиночки пророческое четверостишие:

Правду не заглушат веревка и топор.

Ещё не зачитан последний приговор.

Кто осудил нас, от кары не уйдет.

Ведь этот суд — еще не страшный суд.

Прошло более четверти века, и в отчетах гестаповцев и гитлеровских юристов, присутствовавших на казни, мы смогли прочитать лаконичные строчки о том, как вел себя несгибаемый подпольщик, стоя перед виселицей: «Обвиняемый Шупьце-Бойзен умер как настоящий мужчина». Да, палачам было трудно понять столь презрительное отношение к смерти этого удивительного и отважного человека.

Другой руководитель организации, доктор Харнак, вошедший в камеру смертников, сказал, когда ему палач накинул петлю на шею: «Я ни в чем не раскаиваюсь и умираю убежденным коммунистом». Арвид Харнак, выходец из буржуазной среды, беспартийный интеллигент, ставший нв путь борьбы с фашизмом, в самую последнюю минуту своей жизни назвал себя коммунистом в силу убежденности, что умирает за святое дело — за победу над фашизмом. от которой в равной степени зависела судьба и Германии, и Советского Союза, и всей Европы. Ведь недаром заявил он во время следствия: «Я был твердо убежден, что идеалы Советского Союза принесут миру спасение. Моей целью было уничтожение гитлеровского государства любыми средствами».

Вслед за ними наступила трагическая очередь других подпольщиков. Но никто из них не дрогнул, никто не проронил ни одной слезы, никто не попросил пощады у жестоких палачей. Жена Арвида Харнака, американка по происхождению, «прекрасная Мильдред», как ее называли в подполье, переводчица и искусствовед, влюбленная в немецкую литературу, сидя в одиночной камере смертников, переводила Гёте. И когда над нею навис топор гильотины, онв сказала тюремщикам: «А я так любила Германию».

Эрика фон Брокдорф-Ранцау, или «красная графиня», девушка из рабочей семьи, вышедшая замуж за графа Кая фон Брокдорфа, тоже была активной участницей подполья. Суд сначала приговорил ее к десяти годам каторжной тюрьмы. Но когда Гитлеру сказали, что во время процесса Эрика, смеясь, бросила в лицо судьям: «А боитесь-то вы, господа, потому, что сочтены дни ваши», фюрер приказал ее тоже казнить…

Более шести месяцев в строжайшей тайне шли в имперском военном суде процессы над участниками подпольной организации. Геринг, которому Гитлер лично поручил контролировать ход дела, все время подгонял прокурора Рёдера. Прокурор, в свою очередь, торопил судей. А они десятками штамповали приговоры. Смертные казни, каторжные работы, отправке в штрафные батальоны на фронт. Один за другим принимали мученическую смерть герои-подпольщики, истерзанные, но не сломленные и, как прежде, убежденные в правоте своего дела.

Кто же были они, эти люди? Ученые и рабочие, артисты и инженеры, военнослужащие и врачи. Бывший министр социал-демократического правительства Пруссии до 1933 года Адольф Гримме, человек, далекий от коммунизма, писал после войны об этих антифашистах: «То была лучшая кровь Германии, подлинная ее элита, элита и по своим личным качествам, и по политическим талантам, и по дальновидности, и по истинно национальному самосознанию».

После окончания войны многие из авторов как в Западной Германии, так и за рубежом писали о героической деятельности организации Шульце-Бойзена— Харнака. По-разному писали. В западногерманской историографии освещение деятельности организации быстро начало обрастать всевозможными легендами, чаще всего злонамеренными, ибо это освещение делалось нечистоплотными людьми. Что же в этом удивительного? Офицеры абвера, выслеживавшие подпольщиков, и гестаповцы, истязавшие их на допросах, благополучно пережили войну и довольно быстро начали преуспевать в Западной Германии. Все они в один голос стремятся сейчас доказать, что «Красная капелла» была лишь «агентурной сетью, созданной советской разведкой», а ее участниками — либо старые немецкие коммунисты, «всегда готовые бороться по приказу Москвы», либо авантюристы, для которых «шпионские связи диктовались честолюбивыми замыслами».

Вот таким образом и началось осквернение памяти героев немецкого Сопротивления, Сопротивления, которое по праву должно занять одну из ярких страниц истории немецкого народа. В эту клеветническую кампанию включились в ФРГ и бывший геринговский прокурор Рёдер, и председатель палаты военного суда Крэлль, скреплявший своей подписью смертные приговоры подпольщикам, и некоторые другие. Рёдер, который не скрывал своих неонацистских убеждений, не упускал случая, чтобы не поглумиться над памятью героически погибших антифашистов. Именно он в своей «оправдательной» записке по «Красной капелле» выдвинул лживый тезис о том, что на совести ее членов жизни «сотен тысяч, если не миллионов, немецких солдат, погибших на Восточном фронте». Что ж удивительного было в том, что этот подлый тезис бывшего гитлеровского прокурора был подхвачен всей реакционной западногерманской печатью, начиная от шпрингеровской «Вепьт» и кончая другими не менее реакционно- махровыми изданиями.

Но есть в Западной Германии и честные люди, которые хотят восстановить историческую правду. В частности, не так давно умерший бывший участник организации Гюнтер Вайзенборн многократно доказывал, что главная цель борьбы антифашистов заключалась в том, чтобы способствовать быстрейшему окончанию войны и тем самым сохранить жизнь миллионам немецких солдат. Об этом же писал и другой из немногих оставшихся в живых после провала организации антифашистов, социал-демократ Гримме.

Робкие попытки дать более или менее объективную оценку деятельности антифашистского подполья делали и другие авторы, как западногерманские, так и зарубежные. Так, Хайнц Хёне опубликовал в журнале «Шпигель» серию статей о Шульце-Бойзене и его боевых товарищах, в которых он вынужден был признать, что участники подпольной организации «останутся для потомков символом протеста, символом чистоты, доказывающей, что даже в период всеобщего приспособленчества всегда находятся люди, которые подчиняются только голосу своей совести». Однако любая объективная или близко стоящая к объективности оценка деятельности организации всегда отвергалась на Рейне.

Бывшие абверовцы и гестаповцы сделали все возможное и невозможное, чтобы задним числом оболгать погибших героев, бросить тень на их поведение на допросах, на мотивы их поступков.

Возрожденному на Рейне государству германского монополистического капитала, конечно, выгодно для поднятия престижа в послевоенной Европе говорить только о таком «сопротивлении», к которому «красные» были бы непричастны. Вот почему основные усилия западногерманских историографов и журналистов направлены на то, чтобы возвысить и романтизировать историю с заговором против Гитлера 20 июля 1944 года.

Никто не отрицает мужества очень немногих участников этого заговора. И в первую очередь полковника Штауффенберга, в единственной искалеченной руке которого были сосредоточены и все нити заговора, и его непосредственное осуществление. Но разве можно сравнить цели борьбы организации Шульце-Бойзена — Харнака, их идейную убежденность с тем, что составляло подоплеку офицерского заговора 20 июля?

Сущность заговора немецких офицеров сводилась к тому, чтобы, убрав правящую нацистскую верхушку, выйти из войны и оставить в неприкосновенности государственную и военную машину рейха. Большинство офицеров — участников заговора 20 июля боялись подлинного восстания армии и народа, что могло бы, конечно, приблизить Германию к антифашистской революции. Вот почему эти люди упорно отвергали все предложения «красного» подполья о совместных действиях против Гитлера.