«Красивый побег!» — не скрывая восхищения, продолжали восклицать репортеры. Тюремное начальство имело на сей счет свое мнение, ожидая от властей после расследования обстоятельств побега «больших перемен и перемещений по службе», причем, естественно, в одном направлении — вниз. А сам беглец? Он в это время сидел у традиционного лондонского камина перед телевизором и спокойно наблюдал за голубым экраном, на который полиция уже успела выплеснуть первые подробности его исчезновения из «Вормвуд скрабз». Он в тот вечер не отказался и от рюмки доброго коньяка. Тем более что он чувствовал себя достаточно усталым после всех перипетий этого дня.
Теперь, когда герой нашего повествования давно на свободе, когда ему уже окончательно ничто не угрожает, представим его читателю: Джордж Блейк — советский разведчик. Он сидит перед нами — худощавый, подтянутый. Темно-серый костюм ладно облегает его спортивную фигуру. Блейку сорок восемь лет. Но выглядит ои удивительно моложаво. Гладко зачесанные назад темные волосы слегка отсвечивают рыжиной, оттеняя здоровый цвет лица. Прищур умных глаз. Когда он улыбается, от них к вискам разбегаются мелкие лучики. Очень точная, выверенная речь. Говорит по-русски почти без грамматических и лексических ошибок.
Блейк родился в Голландии. Его мать — голландка, отец — гражданин Великобритании. Джордж унаследовал от отца любовь к меткому, острому слову. Отвечая на наш вопрос, к скольким годам тюрьмы он был приговорен, Блейк с улыбкой замечает:
— К сорока двум. Но с первой минуты я знал, что этот срок нереальный. Они перестарались. Я не мог себе позволить потратить без всякой пользы так много лет в камере. Жизнь человека и так коротка…
— Откуда же возникла столь значительная сумма лет приговора?
— О, не удивляйтесь! Английская Фемида умудрилась насчитать мне поначалу даже больше. И только после всякого рода калькуляций на юридической кухне она остановилась на сорока двух. Кстати, это самый высокий срок наказания, когда-либо выносившийся в Англии…
— Но ведь для такого приговора необходимы столь же веские основания?!
Блейк смеется:
— На этот вопрос я отвечу словами главного судьи Англии лорда Паркера: «Блейк практически свел на нет большинство усилий английского правительства за последнее время».
Какие такие «усилия» имел в виду главный судья? О чем он не отважился сказать вслух, не решился назвать вещи своими именами? Мы полагаем, что дальнейшая беседа с Блейком поможет читателю уяснить существо этих «усилий английского правительства», а пока попросим советского разведчика рассказать о ранних годах своей жизни.
— Моя юность, — вспоминает Блейк, — связана с ужасами второй мировой войны, с ужасами немецкой оккупации. Мы жили тогда на старинной улочке со смешным названием Ботерслоот (Масляная канава) в Роттердаме. У меня не было каких-то особых наклонностей, я ничем не отличался от своих сверстников, разве что выглядел слишком уж юным. Несмотря на свои семнадцать, внешне я оставался мальчиком. Это обстоятельство поначалу ранило мое самолюбие, а потом неоднократно выручало меня…
Джорджу Блейку исполнилось семнадцать, когда немецко-фашистские орды вероломно вторглись в Голландию. Это произошло 10 мая 1940 года. Малочисленная, плохо вооруженная голландская армия быстро откатывалась от границ под напором превосходящих сил гитлеровцев. Немецкая авиация подвергла варварской бомбардировке Роттердам.
— Картина была жуткая, — говорит Блейк. — Город продолжал гореть и дымиться еще несколько дней. Над Роттердамом не умолкал детский плач, матери и старики ползали на коленях по развалинам, пытаясь отыскать под обломками домов — а их было разрушено тридцать одна тысяча — хоть что-то из одежды, домашней утвари. Старинная улочка Ботерслоот больше не существовала…
Зверская расправа над ни в чем не повинным населением Роттердама оставила глубокий след в душе Блейка.
— Подавляющее большинство населения Голландии, — продолжает Блейк, — очень враждебно относилось к захватчикам. Это и явилось основой для формирования движения Сопротивления. Его участники устраивали забастовки на крупных предприятиях, саботировали преступные планы оккупантов, пытавшихся угонять рабочих на свои заводы в Германию. Я восторженно следил за схватками мужественных людей с бандами голландских прихвостней гитлеровцев. И без колебаний решил присоединиться к движению Сопротивления.
Блейк умолкает, делает жест рукой и, прищурив глаза, говорит:
— Помните, я в начале нашей беседы подчеркнул, что был очень щуплым пареньком. Немцы считали меня школьником. Мне удавалось без помех проходить в такие районы, где у любого взрослого человека требовали документы. Для роли связного я подходил как нельзя лучше. Скажу больше: мне поручали перевозить из города в город антифашистские листовки, брошюры… Помню, однажды я получил задание доставить в соседний городок очередную партию подпольной литературы. Набил до отказа школьный ранец брошюрами, оставшуюся часть сунул под свитер и стремглав бросился на остановку трамвая: надо было успеть на поезд. И вдруг на бегу из-под свитера посыпались брошюры. Я стал лихорадочно их подбирать. Стоявший на остановке немец в офицерской форме спросил: «Спешишь в школу?» Я промямлил что-то неопределенно, похолодев от мысли, что попался. А немец то ли захотел показать перед публикой свою «галантность», то ли еще по каким причинам взялся помогать запыхавшемуся «школьнику» собрать книги…
Но сказать, что исключительно сыновняя привязанность тянула меня в Лондон, значит не сказать всего. Молодые люди моего возраста стремились найти наилучшее применение своим силам в борьбе с немецкими фашистами. Лично я полагал, что это можно сделать в Англии, вступив в ее вооруженные силы. Мы часто слушали радио, внимательно следили за борьбой союзников и верили, что настанет день освобождения. Я рассуждал: «Тогда-то я и смогу вернуться в Голландию в качестве освободителя».
Джордж Блейк рассказывает о перипетиях, которые ему пришлось испытать на сложнейшем пути из Роттердама в Лондон. С паспортами на чужие имена, рискуя каждую минуту, он пробирался через оккупированную гитлеровцами Францию, был арестован при переходе через границу Испании и брошен в тюрьму. Оттуда перемещен в концлагерь «Миранда дель Эбро», где в самых тяжелых условиях содержались представители 26 национальностей из стран оккупированной фашистами Европы.
— Особенно много там было поляков. Они молодцы, выступали в роли застрельщиков протеста и организаторов борьбы. Однажды такой протест вылился в длительную голодовку, которая во многом решила мою судьбу и судьбу многих других заключенных. Испанские власти вынуждены были пойти на уступки и освободить меня, как британского подданного.
Лондон встретил Блейка довольно неприветливо: последовали строгие допросы. Но к этому времени (январь 1943 года) он уже успел пройти достаточно суровую школу жизни и проявил завидную выдержку. У него была одна мысль — попасть в армию и вернуться в Голландию продолжать борьбу с фашистами. Успешно закончив училище военно-морских офицеров, Блейк направляется в распоряжение Главного управления подводной службы. Там готовились специалисты по диверсионным операциям, которых забрасывали в расположение противника на так называемых «одноместных подлодках». Однажды во время занятий под водой Блейк, не выдержав перегрузок, внезапно потерял сознание. Комиссия делает вывод: для спецслужбы подводников не годен. Однако, учитывая совершенное знание голландского языка, его переводят в августе 1944 года в голландскую секцию Сикрет интеллидженс сервис.
— У нас были тесные связи с голландской разведкой, — вспоминает Блейк. — Работа строилась достаточно примитивно, но эффект зачастую превосходил все ожидания. Я получал кодированные телеграммы с указанием на такой-то день и час особо важных целей (включая, например, сообщения о местонахождении того или иного крупного нацистского генерала на территории Голландии), расшифровывал их и передавал координаты штабу британских ВВС. Дальнейшее не требует особых пояснений…
Разгром гитлеровской Германии принес свободу народам Европы, в том числе и голландскому. Гитлеровцы капитулировали в Голландии 4 мая 1945 года. Блейк вместе со своими сотрудниками выезжает в Голландию с оперативными заданиями по восстановлению контактов с заброшенными туда ранее агентами. Затем СИС направляет его в Гамбург. Именно там вскоре после окончания второй мировой войны стали появляться различные организации недобитых нацистских офицеров, в частности поговаривали о возможности возникновения некоего союза бывших командиров подводных лодок.
— В Англии их боялись пуще всего, — замечает Блейк. — Они считались самыми ярыми носителями бредовых гитлеровских идей. В мою задачу входило вести тщательное наблюдение за ними, регулярно докладывать, чем они дышат. А потом прозвучала печально известная речь Черчилля в Фултоне. Она положила начало периоду «холодной войны» и повернула на сто восемьдесят градусов всю деятельность СИС. Лондон и Вашингтон направили свою подрывную работу против Советского Союза, Болгарии, Польши, Чехословакии, Румынии, ГДР… Мне поручили собирать сведения о советских войсках, дислоцированных на территории ГДР, организовать изучение отдельных советских офицеров с целью их последующей вербовки.
Еще до направления в Гамбург Блейк свободно владел голландским, английским, немецким и французским языками. В ФРГ он начинает заниматься русским языком. Кстати, в дальнейшем Блейк изучит и арабский.
Как-то по служебным делам его квартиру в Гамбурге посетил один высокопоставленный работник из лондонской штаб-квартиры СИС. Заметил на ночном столике Блейка потрепанный учебник русского языка. «Изучаете? — поинтересовался он. — Похвально. Но самодеятельность — это еще не искусство». Этот эпизод повлек за собой в дальнейшем решение центра направить Блейка на курсы русского языка.
— Не удивляйтесь, если я скажу, что в определенной степени благодарю судьбу за то, что она послала тогда в мою резиденцию этого человека. Русский язык позволил мне познакомиться с замечательной русской литературой, лучше узнать советский народ, так много переживший в годы войны. Меня с каждым днем все больше волновал вопрос: если в Лондоне и Вашингтоне смотрят сквозь пальцы на то, как Западная Германия наращивает военный потенциал, стало быть, все те огромные жертвы, которые принесли в борьбе с немецким фашизмом Советский Союз и другие страны, напрасны! Значит, в один прекрасный день все может повториться вновь. Нет, этому надо помешать, любыми средствами предотвратить возрастающую опасность реваншизма…