В ночь с 12 на 13 июня 1919 г. в овраге казнены 10 вязовских железнодорожников и 4 отказавшихся вступить в ряды белой армии. Позднее, вскоре после состоявшегося разгрома местного партизанского отряда, 19 июня был показательно повешен партизанский связной М. А. Варганов с табличкой: «Так будет со всеми большевиками». На этом репрессии не прекратились, и в том же июне на Семеновском мосту были казнены юрюзанские и вязовские красноармейцы и партизаны (4 человек)[1136].
13 июня 1919 г. погибли от рук американских интервентов А. В. Корж, командир разведчиков местного партизанского отряда, и П. Е. Лемза (село Савицкое Приморского края).
14 июня 1919 г. в отместку за двух убитых фельдшеров 1-го Томского гусарского полка в Красноярске были расстреляны красные заложники Григорий Пекарж (председатель Енисейской Губчека), Людвиг Зеле, Александр Блешко и др. Всего 8 человек[1137].
15 июня 1919 г. при продвижении в центр Тасеевской республики во время боя у деревни Таловская с белой стороны штабс-капитаном Парфеновым были применены химические снаряды[1138]. На другом направлении, после боя у Троицкого завода было расстреляно 28 попавших в плен красных командиров[1139].
16 июня 1919 г. отрядами белого генерала А. Г. Шкуро взят Екатеринослав. В городе незамедлительно начались расстрелы. Из 20 служащих гостиницы «Астория» было расстреляно 6 человек, в т. ч. ранее изнасилованная горничная. В оврагах вблизи других гостиниц лежали ничем неприкрытые 200 трупов. В балке у Александровской больницы около 2000 трупов. За 3–4 дня в городе, по сообщениям советских газет, было расстреляно около 3000 человек[1140]. Массовые расстрелы произошли на станции «Сватово» – 50 человек. Расстрелы проходили также в колонии для душевнобольных. В городе собаки ели человеческое мясо[1141]. Среди повешенных после пыток были комиссар здравоохранения Гурсин, комиссар Эпштейн, комполка Трупов, следователь армейского особого отдела Гульков[1142].
Данные о трех тысячах рабочих, расстрелянных в городе деникинцами, озвучивал в своих выступлениях и Н. И. Бухарин[1143]. Эта цифра в 3000 человек повторялась и в более поздних сообщениях советских газет, при этом конкретизировалось, что в районе штаба 30 человек были зарыты до головы в землю[1144]. Данные советских газет и деятелей эпохи Гражданской войны дополняют воспоминания с противоположной стороны, например, признание самого генерала А. Г. Шкуро. Последний, в частности, признавал массовые казни евреев, хотя всегда подчеркивал, что боролся с этим явлением. «Обыкновенно, пленив красную часть, казаки командовали: «Гей, жиды, вперед, вперед!» и тут же рубили выходящих. Прослышавшие об этом евреи-красноармейцы предусмотрительно надевали на себя кресты, сходя, таким образом, за христиан, но после того как по акценту некоторые были опознаны впоследствии, казаки перестали верить крестам и проводили своеобразный телесный осмотр пленных, причем истребляли всех обрезанных при крещении[1145]».
Характерны и воспоминания участника белого дела З. Ю. Арбатова, проживавшего во времена деникинщины в Екатеринославе:
«…Контрразведка развивала свою деятельность до безграничного, дикого произвола; тюрьмы были переполнены арестованными, а осевшие в городе казаки продолжали грабеж… Государственная же стража часто выезжала в ближайшие села, вылавливала дезертиров и не являвшихся на объявленную добровольцами мобилизацию. Как-то вернулся из уезда начальник уезда полковник Степанов и, рассказывая журналистам о своей работе в уезде, отрывисто бросил: «Шестерых повесил…» Результаты быстро и катастрофически дали себя почувствовать. Негодование крестьян росло с неописуемой быстротой…
…В городе контрразведка ввела кошмарную систему «выведения в расход» тех лиц, которые почему-либо ей не нравились, но против которых совершенно не было никакого обвинительного материала. Эти люди исчезали и, когда их трупы попадали к родственникам или иным близким лицам, контрразведка, за которой числился убитый, давала стереотипный ответ: «Убит при попытке к бегству»…
Жаловаться было некому. Губернатор Щетинин вместе с начальником уезда Степановым, забрав из города всю Государственную стражу, поехал на охоту за живыми людьми в леса Павлоградского уезда… губернатор со стражей сгонял на опушку леса сотни крестьян, бежавших от мобилизации, и косил их пулеметным огнем»[1146]. Нелестную характеристику Щетинину дал и генерал Шкуро, который работал, по его словам, «на разрушение русского дела»[1147]. Газета «В ружье» сообщала: «Казаки ворвались в Екатеринослав в субботу 28 июня. Кровь стынет в жилах от ужаса, когда я начинаю вспоминать, что видел во время переправы через мост. Мост был в буквальном смысле залит кровью. Своих убитых казаки убирали, а трупы красноармейцев валялись неубранными. Проходя по мосту, казаки подборами поднимали оставшихся наших раненых и сбрасывали их в Днепр, говоря: «Свои не позаботились, так мы вас устроим…». Вместе с нами вели одного пленного командира-коммуниста и молодого еврея-красноармейца. Оба были страшно избиты. На середине моста казаки вспомнили о них, остановились, о чем-то поговорили между собой и затем сбросили в воду…»[1148].
В Екатеринославе, помимо массы расстрелов и грабежей, выделяется следующий случай: бедная семья, у которой в рядах армии сын-коммунист, подвергается деникинцами ограблению, избиению, а затем ужасному наказанию. Членам семьи отрубают руки и ноги, в том числе даже у грудного ребенка. Эта беспомощная семья, члены которой не могли без посторонней помощи передвинуться и даже поесть, впоследствии была принята на социальное обеспечение Республики[1149].
17 июня 1919 г. колчаковские войска под общим командованием генерала С. Н. Розанова заняли село Тасеево, центр одноименной партизанской республики, куда входило 11 северных волостей Сибири Канского уезда с общим населением 85 тыс. человек (существовала с декабря 1918 г.). В селе была учинена расправа над оставшимися жителями. Колчаковцы за сочувствие большевикам сгоняли жителей села в церковь[1150]. Все заточенные впоследствии были расстреляны. Уже в первый день было расстреляно в Тасеево и соседнем Троицком, куда первоначально отошли партизаны, 106 человек мужчин и почти столько же женщин и детей. Таким образом, казнено было более 200 человек. Белые также сожгли около 200 домов.
По рассказам очевидцев и фотографиям, найденным у колчаковцев, которые до сих пор хранятся в Тасеевском краеведческом музее, приговоренных ставили на краю реки Усолки и стреляли в затылок. Тяжелая винтовочная пуля превращала лицо в сплошное месиво, и узнать казненных их родственникам было возможно только по одежде. Экзекуции проходили на глазах детей. Морской летчик, Герой Советского Союза Филипп Александрович Усачев (1908–1976) рассказывал работникам тассеевского музея, что у него до последнего смертного часа будет стоять в глазах картина гибели отца и матери. Александра Павловича расстреляли, а Екатерину Сергеевну каратели повесили на воротах собственного дома. Перед смертью несчастная женщина сумела разжать петлю и крикнуть сыну Филиппу и дочери Марии: «Живите, учитесь и помните»[1151].
Вскоре после подавления восстания вышел Указ Верховного правителя России А. В. Колчака от 21 июня 1919 г. «О конфискации земельных наделов причастных к большевизму крестьян сел Тасеево и ст. Баджея Енисейской губернии»[1152].
23 июня 1919 г. деникинскими войсками занят Белгород. Первыми жертвами нового режима стали начальник милиции В. А. Саенко, учительница из Томаровки В. Д. Сидоренко, железнодорожник Ковригин, адвокат М. В. Фукс, старик из мещан, отец двоих коммунистов Иосиф Шоломович Паломов-Мальский, И. И. Феофанова и многие другие. Среди расстрелянных был начальник обороны красных, бывший унтер-офицер императорской армии, согласно белым мемуарам, причастный к расстрелам заложников[1153].
Об управлении новым режимом Белгородом и его особенностях оставил яркие воспоминания генерал Е. И. Доставалов: «Пропуская массу других таких же потерявших человеческий облик начальников, выдвинутых на верхи Добровольческой армии, не могу не указать на безусловно ненормального человека, дегенерата и садиста генерала Шпаковского, явившегося к нам с рекомендацией Лукомского и занимавшего высокий пост начальника тыла Добровольческого корпуса. Он был вершителем судеб населения обширного тыла Добровольческого корпуса. Шпаковский приехал в штаб корпуса в Белгороде и должен был возглавлять административную власть там, где еще не сконструировалась власть губернаторская. Бледный, с массой бриллиантов на пальцах, с расширенными зрачками больных глаз, он производил неприятное впечатление. Первый разговор его с Кутеповым произошел при мне. Шпаковский начал прямо: «Чтобы был порядок, надо вешать. Вы, Ваше Превосходительство, как смотрите на это? Вешать или не вешать?». Кутепов, который всегда был на стороне вешающего, а не вешаемого, ответил: «Конечно, вешать». И после короткого разговора бесправное население было передано в полную власть зверя. Шпаковский привез свою контрразведку, которая деятельно принялась за работу. В этот период все были словно помешанные. Огромные и сложные функции тыла, дающего жизнь и силу армии, требовали от тыловых администраторов исключительных способностей. Считалось, что всеми этими качествами обладает тот, кто вешает. Шпаковский буквально не мог спокойно заснуть, если в течение дня он никого не повесит. Скоро среди населения начались вопли, это заставило его еще более усилить террор. Приговоренных к смертной казни Шпаковский водил лично на место казни, и зимой их водили в одном белье и босиком. Однажды посланный в управление начальника тыла за справкой мой адъютант пр