Хроника чувств — страница 34 из 86

м мотора стал ее убаюкивать, и она забылась легким сном, прерванным происшествием.

Растяжение времениКолпак телепрограмм над субботним Нью-Йорком

Над Нью-Йорком простерлась, словно незримый колпак, пелена радио- и телепрограмм. В субботу 8 октября основное внимание было приковано к заключительному матчу Доджерса против Метрополитен (Нью-Йорк), программе на четыре часа. Однако уже несколько часов шел мелкий холодный и пронизывающий дождь («chilly and penetrating thin rain»). Словно на Северном полюсе собрались десять тысяч белых медведей и плюнули разом на Нью-Йорк. Это принесло прямо из Арктики, сказал мистер Кардиналетти, историю про десять тысяч медведей придумал тоже он. Подняв воротник своего плаща («непромокаемого»), он шел в сопровождении старшего офицерского чина городской полиции по стадиону, чтобы своими ногами проверить, насколько размякло поле. Он знал, что здесь уже не покомандуешь. Игра на таком поле — травмы. Однако ему надлежало в интересах вечерней телепередачи продлить драматизм момента.

Затем, в 21.40, после получения метеосводки, Кардиналетти вышел из толпы (в которой снимать со штатива было невозможно) и, открыв дверь (в промокшем плаще, но теперь уже под жарким светом юпитеров), оказался в помещении, где была наготове съемочная группа Эй-би-си. Полиция перекрыла вход для посторонних.


Телерепортер: Добрый вечер, господин президент. Каковы результаты?

Кардиналетти: Какими они еще могут быть. Игра не состоится и будет перенесена на другой день.


Собственно, этим уже все сказано, но репортеру нужно растянуть этот ответ на четыре минуты эфирного времени, потому что только так можно заполнить время до блока рекламы, приходящегося на прайм-тайм.


Телерепортер: Как бы вы охарактеризовали этот дождь?

Кардиналетти: Удручающий!

Телерепортер: А если серьезно: посмотрите, как он проникает сквозь щели этого голубого навеса? Такой пронизывающий…

Кардиналетти: Вода всегда проникает во все щели.

Телерепортер: Мне кажется, какой-то особенный дождь…

Кардиналетти: Короткие струи.

Телерепортер: И невыносимо холодный. Проникает за воротник плаща.

Кардиналетти: Прямо «заползает».


Разговор стал живым, началась непринужденная беседа в эфире.


Телерепортер: Что еще вы скажете нашим зрителям?

Кардиналетти: О поле? его состоянии?

Телерепортер: Да, как оно?

Кардиналетти: Земля всосала в себя воду, словно газировку. Всю ночь мы будем работать над тем, чтобы от этой воды избавиться. Земля как опилась…

Телерепортер: Тогда до завтра.

Кардиналетти: До завтрашнего вечера. Нам придется потрудиться.

Телерепортер: А если и завтра будет так же лить?

Кардиналетти: Тогда тушите свет…


Покрытие освещали батареи больших прожекторов, дававших зеленоватый, холодный дневной свет, со стабильной частотой 50 герц. Зеленое поле, причина отмены матча, уже почти 42 минуты драгоценного эфирного времени оставалось безжизненным и, словно операционный стол, залитый светом, представало в таком виде взору миллионов телезрителей. С началом дождя большие голубые навесы были установлены над полем. Пронизывающие струи, коварная «всепроникающая» вода просачивалась сквозь мельчайшие щелки навесов; как сказал один из метеорологов, у воды не было «адгезивных свойств». Не прекращая своего движения, вода устремлялась вглубь подземного царства.

Что делать с вечером? Руководство программ телекомпании Эй-би-си забивало эфир короткометражками. 12-минутные фильмы сохраняли атмосферу ожидания, что настоящая программа последует позже. Основной зрительский интерес в этот «субботний вечер без программы» находил такое же выражение, как и в другие субботние вечера, в которые внимание частичками от 1 до 12 % делилось между 130 различными каналами, которые, словно в модели мироздания Птолемея, программной сферой еженощно превращали плоскость городского пространства (с его небоскребами) в блюдо, за краями которого мир необитаемым океаном колышется пучиной, бездонной, потому что неизведанной.

Возвращение богов

Боги делают вещи покорными или коварными.

Пушкин

Понемножку они начали показываться. Сначала в форме простуды, угрозы внутри человека. Людям приходится обращать на это внимание, быть настороже. Затем они обнаружились в общественной жизни. Во время солнечного затмения 11 августа 1999 года они явились взбудораженным массам в форме заикания, поразившего телеведущих. Никто из них не смог произнести эзотерического предложения. Говорящие были в возбуждении. Это было знамение богов.

Несколько позднее они взялись за биржи и мировую погоду. Они были ненасытны, неопытны, преисполнены жажды действий. Все из-за неожиданного воскрешения. Многие люди начали в них верить. Они обнаружились в штате Юта (США)[48]. В Македонии. Стали вмешиваться в происходящее.

Что делают боги? Они живут причастностью, влиянием. Мнение, будто они обращают внимание на жертвы или верующих людей, — суеверие. ДВИЖЕНИЕ СКВОЗЬ — вот их занятие. И вечная истина. Даже если никто в нее не верит, она остается верной, то есть она определяет действительность. Мир был уверен, что без помех и согласно человеческим законам войдет в двадцать первый век, сам определяя свою судьбу. Что изменится, если мир определяют боги?

В «данный момент» еще не заметно, чтобы что-нибудь было иначе. Однако поверх эонов происходят серьезные изменения. Ведь у людей есть рабы. Это противоречит сущности богов.

У богов нет рабов.

У богов есть автоматы.

Гераклит

Они пришли из прежних времен, должно быть с других планет. Наверное, они не сильнее, чем масса людей и мертвых. Если бы люди захотели одного и того же в одно и то же время (и если бы это одно и то же обладало субстанцией этих людей), то такое «мощное облако силы воли» оказалось бы сильнее всех автоматов и помощников богов. Скорее, они духи солнца и луны, обладающие силами предков; так, боги могут великолепно пронизывать все субстанции (словно лунный, а не резкий солнечный свет).

Считать ли их ангелами-хранителями? Разумеется, ответил духовидец Лёвенштайн. Однако они ничего не понимают в защите, они защищают того или то, кто (или что) случайно окажется под щитами их автоматов.

Чуждые существа создают горизонты счастья. Они создают «заповедные», неприкосновенные места. Они выбирают для этого некогда существовавшие святилища. В автоматизме богов много инерции. Поэтому физик Шляйфштайн отождествил их с законом инерции, то есть сохранения покоя или движения. Неприкосновенные участки находятся прежде всего на кельтском юго-западе Великобритании. А также в Греции, местность которой издавна знакома богам. Есть ли такие места в Скалистых Горах? Как утверждает Лёвенштайн, пришельцу там тоже могут повстречаться автоматы и заповедные места, и встреча может оказаться опасной или спасительной.

Между тем боги вовсе не добры. Они просто «иные». И там, где счастье и несчастье для человека не различаются, божественное вмешательство может принести или несчастье, или счастье. Поэтому возвращение богов делает наш мир более сложным, то есть более многообразным. Они образуют параллельный мир, дополнительный к тому множеству, которое известно нам по квантовой физике. В то время как люди, внутренне подражающие богам, жаждут их бессмертия, боги обнаруживают бессмертие, не обладая им.

Род человеческий ничего не знает.

Род богов знает все.

Глава 4МАССОВАЯ СМЕРТЬ В ВЕНЕЦИИ. ХАЙДЕГГЕР В КРЫМУ

Утрата смысла. Общественная ситуация, в которой коллективная программа жизни распадается раньше, чем люди в состоянии такие программы создавать.


В середине двадцатого века мир ускользает от мышления. О глубоком сне духа, о моральной силе, Иммануиле Канте, надежности Лейбница, Тарковского, Ницше.


Мышление, пришедшее к нам с других звезд, и практика жизни сегодня не совпадают полностью.


Хайдеггер никогда не был в Крыму. В 1941 году он вел свой знаменитый семинар по Гераклиту в родном университете во Фрайбурге. Но как обстоят дела с мыслями? Как попала в Крым Ифигения?

Массовая смерть в Венеции

Летом 1969 года солнце неделями угнетало Венецию и ее водное пространство. Корабли, моторные лодки бороздили воды лагуны, окружавшие дома густым зеленым супом. В приюте для престарелых Сан Лоренцо, расположенном в каменном палаццо, находилось более сотни стариков. Им было нечем дышать. В один из последних дней июля в течение нескольких часов умерли 24 человека. Оставшиеся, ошеломленные неожиданными событиями, не давшими им времени для осмысления впечатлений, не вынесли процедуры вывоза мертвецов. Они убили директора приюта, доктора Муратти, заслуженного врача-геронтолога, и вооружились ножами, прутьями и двумя револьверами, обнаруженными в кабинете директора. Обитателей приюта и персонал согнали в просторный зал, находившийся на первом этаже и бывший, похоже, относительно прохладным местом. Здесь несколько стариков, физически самых крепких, устроили царство насилия, в котором провозгласили себя папами и кардиналами.

Полиция Венеции окружила палаццо. В одном из соседних домов разместился префект, высший местный полицейский чин. Руководство полиции надеялось, что в последующие дни голод заставит стариков покинуть здание приюта; некоторых из них предполагалось арестовать, большинство же собирались переправить в более прохладные здания на берегу и в предгорьях Альп. Полицейским удалось занять пристроенную к приюту кухню и кладовые. Голод, вызвавший смерть еще нескольких обитателей приюта, не способствовал капитуляции, напротив, он породил яростные нападения маленьких групп престарелых бойцов на силы полиции, занимавшие кухню и кладовые. Другие мятежники, воспользовавшись черным ходом, атаковали оцепление, бросая опасные предметы и пытаясь использовать самодельные копья. Защищаясь, полицейские были вынуждены стрелять.