Хроника чувств — страница 64 из 86

В дни между Рождеством и Новым годом она еще раз зашла к нему. И снова началось веселье. Сразу после новогоднего праздника появилось множество дел. Он потерял ее из виду.


Заявление о приеме на работу

Я, Манфред Шмидт, женатый, бездетный, родился 21.02.1926 года в Торуни (Западная Пруссия) в семье практикующего врача доктора медицинских наук Манфреда Шмидта и Эрики Шмидт (урожденной Шольц). В своем родном городе я посещал начальную школу, а затем реальную гимназию, в которой прошел весной 1942 года досрочные по случаю военного времени экзамены на аттестат зрелости. После нахождения на военной службе, а также временного пребывания в Швейцарии летом 1945 года я получил должность помощника инженера в фирме Пиньятелли в Сиднее (Австралия). Сразу после назначения на должность заместителя директора предприятия я сменил эту безусловно интересную деятельность, обратившись в фирму В. à Quamp AG во Франкфурте-на-Майне. Сотрудником этой фирмы я проработал в течение ряда лет в различных местах. Желание не ограничивать свои возможности односторонней привязанностью к одному виду работы побудило меня в марте прошлого года перейти на работу в фирму Хельдорф, в которой я получил отличный опыт в области закупок паркетного дерева, руководя в то же время отделом продаж. Я по-прежнему не могу считать многообразную деятельность этой фирмы не вызывающей у меня удовлетворения. В то же время я хотел бы попробовать свои силы на этой новой работе, поскольку она открывает для меня, как мне представляется, новые перспективы развития.

III
Пример любовной истории
(Время с Гитой)

Гита в роли юной возлюбленной старого крестьянина

Она стеснялась из-за зубов ее партнера и потому держала рот закрытым. Она пытается засунуть язык в бутылку кока-колы, однако горлышко слишком узкое, и она хохочет. Язык исчезает у нее во рту. Очень бледные руки с отметинами от прививки оспы, под белой кожей видны мускулы и голубоватые вены — она словно собака тычется лицом в явившегося на карнавал крестьянина, чтобы что-то сказать, голос у нее достаточно высокий. Между передними зубами у нее большой разрыв, рот ее от этого выглядит довольно мило; она сжимает губы, чтобы не было видно зубов.

Она зевает, не раскрывая рта, она хочет что-то сказать этому человеку, однако его неприятные зубы ее останавливают, только некоторое время спустя она снова может смеяться. Желтовато-карие, немного поблескивающие глаза спокойно осматриваются вокруг, пока она снова не опускает по-собачьи голову и что-то произносит высоким голосом.

Ей было неловко, что Шмидт увидел ее в обществе этого крестьянина, наряженного в костюм Пьеро. Тот пытался ее облапать, прихлебывая для храбрости вина. Разумеется, Шмидт тут же вызволил девушку из этого невозможного положения. Он привел ее к себе домой. Первая ночь с Гитой была полным провалом. Она надерзила ему. Она попыталась быть милой и не обращать внимания на его фиаско, но тут же наговорила гадостей.


Поездка на остров Зильт

Весь день шел дождь. Один раз, еще совсем рано, они пробежали в купальных костюмах до моря. Вода была грязно-серой, с очень светлыми барашками. Они только слегка поплескались у самого берега, не решаясь двигаться дальше из-за ветра. Странно, что не было вывешено никаких предупреждений для купающихся.

Остаток дня они провели в постели, читая каждый свои книги и журналы, валявшиеся вокруг. Время от времени зачитывали что-нибудь вслух. Время от времени Манфред Шмидт засыпал, пока его подруга Гита читала романы. Чтение не слишком занимало его. Тем не менее и для него этот дождливый день был приятнее прошедших напряженных солнечных дней, сопровождавшихся постоянным ощущением, будто что-то упущено.


Визит в одну довольно важную компанию, куда он берет с собой Гиту

Всем было известно, что Шмидт знал что-то об императоре Фридрихе II и его пребывании на Сицилии (Шмидт раздобыл эти сведения во время какой-то поездки на Сицилию). Чтобы произвести впечатление на появившихся среди гостей членов правления, он заговорил именно об этом. Гита чувствовала себя очень неловко. Но она не хотела его прерывать, потому что не знала, какой будет его реакция.

Глаза у него были ярко-голубые, с ярко выделявшимися черными крапинками. Голова и выглядела и работала совсем неплохо, правда, использовал он ее как-то ограниченно. Что-то сдерживало его, не давало ему использовать ее по-настоящему. Она принесла ему сигареты и бокал шампанского, взяв на подносе у одного из стоявших в зале официантов. Она попыталась освободить его от кружка людей, в котором его держала затянувшаяся беседа.


Предмет ссоры между Гитой и М.Ш.

Я терпеть не могу, когда он произносит:

Говорить об этом пока еще рано.

Дело терпит.

Кто знает, будем ли мы живы завтра.

Давайте подождем, а там видно будет.

Это еще вилами на воде писано.

Кто его знает, что до того случится.

Какое-то внутреннее препятствие мешает ему пользоваться своим разумом, разве что речь идет о вещах, которые можно видеть. Его разум полностью порабощен этими глазами.


Воспоминание об одном романе

Ненавижу воскресные дни, потому что тогда становится ясно, как мало у нас остается, если вычесть работу. Помнится, в воскресенье, это было еще в войну, на подмену дежурил в лазарете. Главного врача и большинства сестер не было. Около 11 часов привезли француза, подстреленного по ошибке. Он был из иностранных рабочих. Дело попробовали уладить так, чтобы не пришлось подавать рапорт. Рабочего уложили и ждали, пока вернется врач. Он лежал тихо и только иногда жаловался на что-то, но никто не мог понять, что он говорит. У него были впалые щеки и грубые губы, пухловатые, как у ребенка. На улице изредка появлялись прохожие. Лазарет был размещен в здании школы. Эти пустые улицы вызывали у меня физиологическое чувство ужаса. Француз медленно умирал, пока день клонился к вечеру, тихо причитая в окружении еды и кружек кофе, которые мы наставили вокруг него, чтобы он мог поесть или попить, если захочет. У него были отвратительные, зализанные волосы, пережившие ранение в этом зализанном состоянии. К ране он нас не подпускал. К вечеру я позвонил К., направленной по законам военного времени на работу в одну из гостиниц этого городка, и попросил ее прийти. Мы устроились в укромном уголке приспособленной под лазарет школы. Это был первый раз, когда мы придумали такое (правда, это отвечало вполне естественному инстинкту, связанному с продолжением рода и строительством гнезда), и хотя в тот день я не верил в победу, потому что мне казалось, что я на ее вкус слишком нервозен, как-то позже она сказала мне что-то милое о тогдашней встрече, а француз пришелся тут как-то к слову, потому что именно в тот вечер к нему пришел врач.


Примирение

Кризис в отношениях Манфреда Шмидта и Гиты длился почти полгода, хотя ни один из них настоящей агрессивности не проявлял. Особых стараний они не прилагали, и все чуть было не кончилось, как вдруг Гите пришла в голову счастливая идея поехать куда-нибудь вместе. У нее появились бы и совсем другие идеи, если бы у нее на это был не один день, а много. Но и этого было достаточно, чтобы устроить поездку.

Они сделали остановку в горах, потому что горы произвели на них впечатление, а им предстояло принять решение. Поэтому они сошли с поезда и стали искать гостиницу. Свободную комнату найти не удалось, зато в одной из больших гостиниц была свободна ванная, и они согласились на ванную, которую им пообещали превратить в подобие номера.

В ресторане им пришлось взять большой комплексный обед, выбора не было, но они были вознаграждены за солидную сумму, которую при этом пришлось выложить, тем, что нашли в ванной, когда переодевались, пустую жестяную коробку из Англии и взяли ее с собой. Они чувствовали себя внутренне богаче по сравнению с тем состоянием, в котором находились, пока ехали в поезде. Они окончательно помирились, еще не дождавшись второго блюда.

Потом они попробовали, смогут ли забраться в ванну, занимавшую большую часть помещения. Но для двоих она была узковата, и они устроились на операционном столе, который им прикатили и застелили вместо кровати. Это была совершенно стерильная комната, белое белье пахло стиральным порошком, было очень жарко, так что у них раскраснелись уши, они прибрали черную одежду, валявшуюся на полу. Все было таким чистым, кафельным и протопленным, к тому же в этой маленькой ванной был только искусственный свет, их одолевала приятная тяжесть после сытного обеда, время от времени они слышали, как по коридору кто-то пробегал, было так жарко, что не хотелось предохраняться. Они не нашли лучшего способа, чтобы проявить свое примирение, кроме этого. Они были готовы съесть друг друга, но ограничились тем, что обошлись без обычных предосторожностей.


Монолог Гиты

Решиться ли ей на материнство? Стоит ей что-нибудь предпринимать? Действовать самостоятельно или спросить Манфреда? Самый поздний срок — конец третьего месяца. В эти дни отчаяния Гита послала Шмидту три красные розы, которые принес посыльный фирмы «Флероп».


Маленькая интрижка Манфреда Шмидта в это время

Кармела Пихота, по прозвищу Ластикс, родилась в 1926 году. Ребенком, в возрасте года и четырех месяцев, она свалилась в стиральный чан своей матери, обожглась, перенесла пересадку кожи, но все обошлось. Никаких других происшествий до семнадцатилетнего возраста. Когда ей было 17 лет и она служила сестрой в лазарете, у нее был роман с женатым мужчиной значительно старше ее. Его прислали на поправку. Как только он вышел из лазарета, вся история была для него закончена. Для нее это было шоком. Четыре аборта за год, ей уже исполнилось 18. Потом она училась на экономиста.

Мне не надо было с ней связываться. В сущности, у меня к ней антипатия. Я не сразу заметил, что она человек, преследуемый несчастьем.