— Тогда, наверное, будет лучше, если вы приедете ко мне?
Слава богу…
— Ну, хорошо… — помедлив, сказал я. — Я сейчас подъеду.
Напущение тумана вокруг себя в тот момент, когда все зазоры для ошибок уже заполнены истиной, — залог неожиданности. Если хочешь, конечно, чтобы истина стала неожиданностью… Зачем шокировать своего партнера по контракту, если с ним хочется просто поговорить? Лезть в душу клиента, вместо того, чтобы честно, по-деловому заработать деньги, выполнив свою работу не профессионально. Я знаю… Вот два положения, между которыми я нахожусь в данный момент.
Но кто сказал, что нет случаев, когда влезание в душу клиента не является проявлением профессионализма?
Надо бы поосторожней с ним, с профессионализмом-то… Ты, Виктор Ломакин, сейчас доразмышляешься… Ты, детектив, уже заходишь в подъезд, а все о высоком думаешь! Кроме известных тебе быков, есть еще алкаши с запущенной последней стадией «белой горячки»! Сейчас один из них ошибется адресом и расколет о твою голову полупустую бутылку с портвейном… Будет тебе тогда — профессионализм… Из темноты.
— Кто там?..
— Это я, Любовь Витальевна…
— Надеюсь, вы не затем начали этот разговор, чтобы потом плавно перейти к вопросу об увеличении задатка? — спросила Шкурко, усаживаясь на свое привычное место около стола.
— Что вы! Я очень экономный человек… Когда состоятся похороны вашего мужа?
Шкурко разгладила на колене полу халата. Видно, что она облачилась в него совсем недавно. На улице второй час моросит дождик. На ее лице следы слегка потекшей косметики. Свежей косметики. Значит, утром делала макияж и выходила на улицу, а сейчас — пришла и переоделась.
— Завтра в одиннадцать.
— Представляю, сколько будет народу…
— Да, людей будет много… С работы, родственники…
— А почему ваша квартира сейчас не переполнена соболезнующими родственниками? На столике в прихожей я увидел много телеграмм. Пока разувался, понял, что все они от друзей. А где же родные?
— С родственниками Саши мы никогда не ладили. Они решили, что лучше им будет это время побыть в гостинице, до похорон. Своих я просила не приезжать…
— Почему? — удивился я.
— Я намерена после похорон уехать на некоторое время к родителям. Так и мне, и им будет легче…
— Как я понимаю, депутат — личность весьма заметная. Дело о его убийстве, насколько мне известно, под личным контролем прокурора области и начальника УВД. А у вас — тишина…
— Не волнуйтесь, похороны будут более чем солидные… Я сделала все, чтобы исключить шумиху вокруг похорон… — Шкурко поморщилась. Ничто так не уродует женщину, как гримаса предстоящего плача.
— Значит, вы собираетесь покинуть город? А как же наше соглашение?
— Я собираюсь покинуть город на некоторое время. Вы что, не понимаете, каково мне оставаться в этой квартире?!
— Понимаю. — Я действительно понимал, что после всего случившегося ей будет очень тяжело здесь находиться…
— Кофе будете?
После моей «поддержки» Любовь Витальевна немного успокоилась. Как немного нужно женщине, чтобы почувствовать в себе хоть какие-то, но — силы. Просто, чтобы кто-нибудь был рядом. Даже — детектив со своими дурацкими расспросами…
Пока Шкурко шуршала на кухне упаковкой с кофе, заправляя кофеварку, я снова подошел к картине. Смотреть на это можно часами…
— Ну, детектив, рассказывайте, что вы решили выяснить, убедившись в моем алиби.
— Нет, это вы — рассказывайте.
— Боюсь, что даже не знаю, с чего и начать…
— Начните с главного.
— С главного?.. Хорошо. Я очень люблю Сашу. — Любили.
— Нет, детектив, — люблю. У некоторых понятий нет временных форм…
— Пусть будет так… А за что вы его любили? Вы сами назвали его тряпкой, сказали мне, что он запросто оставил вас в качестве заложницы в руках самых настоящих бандитов. Женщина любит мужчину за проявление его мужских начал, за поступок. За что же вы любите своего мужа?
Шкурко молчала. Я видел, с каким трудом ей удается сохранять самообладание. Я прав. Если это так, то она — идиотка. Дешевка.
— Он был вынужден это сделать…_
— Отдать вашу жизнь за свое обещание?
Трудный вопрос… Я знаю, что ответить на него непросто.
— Нас могли убить за долг…
— А разве так и не получилось? Тогда мне непонятно вот что — если его убили за то, что он не смог отдать долг, тогда почему никто с вас его не спрашивает? А если он вернул деньги и его убрали как свидетеля, то почему вашей жизни не угрожает опасность? Ведь вы — тоже носитель ненужной информации…
— Послушайте, я плачу вам не за то, чтобы вы выпытывали причину смерти моего мужа у меня самой!!
Я благоразумно промолчал. Она права. Ей нужен результат, а не мои расспросы. Ей нужен результат. Конечный результат всей этой истории. И я его выдам ей. Но не сейчас. Сейчас лучше помолчать. Тем более что все необходимое я узнал.
Эта женщина не любит своего мужа. Она его безумно любит.
И безумно в него верит. Не верила, а верит.
Потому что у некоторых понятий нет временных форм.
Моя бессмысленная езда по ночному городу длилась уже четыре часа.
Когда я приехал от Шкурко в свою комнату и включил телевизор, я понял, что находиться один на один с самим собой не смогу. Можно было поехать к Барану и там забыться. Там бы это получилось легко — в окружении бутылок водки местного разлива и нескольких неприхотливых девиц. Можно было поступить еще проще — купить за полсотни «зеленых» пузатый графинчик «Камю» и распить его в более спокойной обстановке, с соседом по квартире Сергеем Сергеевичем — отставным летчиком гражданской авиации. И тот и другой варианты были реальным шансом забыться до 'завтрашнего утра. На худой конец можно было поехать к Рите. Но все это являлось продолжением последних двух дней и так или иначе подводило бы меня к мысли о завтрашнем дне.
Четыре часа назад я раздавил окурок последней сигареты в пепельнице, выключил телевизор и вышел из дома. До стоянки — пять минут быстрой ходьбы. Я дошел за двенадцать…
…За последние полтора часа меня уже трижды останавливали бдительные сотрудники Госавтоинспекции. Еще бы. Три часа ночи. На дороге нет ни одного транспортного средства, за исключением «Хонды-Цивик», которая движется со скоростью сорок пять километров в час. Подозрительно? Безусловно.
Документы? Пожалуйста…
Куда еду? А вам обязательно нужно это знать?..
Наркотики, колюще-режущее оружие? Нет, не имеется…
Ах, вы меня хотите «пробить» по информационной базе данных? Валяйте, «пробивайте»…
Что, в «базе» нет моих данных? Серьезно? А я знал, что их там не будет. Как — почему? Потому что я бывший сотрудник органов… Голову морочу?.. Это я вас остановил? В три-то часа ночи? И стал про оружие спрашивать, да? Спасибо большое за предупреждение… Нарушать в дальнейшем ничего не буду. До свидания…
Господи, хоть с ними-то по-человечески поговорить! Всего пять минут с ними поболтал, а уже почти про все гнетущее забыл!
Хватит «утюжить» центральные дороги… Сейчас опять остановят и снова, как в болезненном сне, начнется одно и то же. Вопрос — ответ, вопрос — ответ. Содержание и того, и другого я знал наизусть.
Я вывернул руль влево, съехав с улицы в неосвещенный переулок, и почти уперся бампером в небольшую тень. Иногда скорость в двадцать километров в час и реакция водителя позволяют сохранить хорошее настроение всем участникам дорожного движения…
Остановившись, я опустил стекло пассажирской дверцы.
— Горя хочешь? — Мой штатный вопрос во внештатных ситуациях.
Маленькая тень отрицательно покачала своей верхней частью.
— А чего хочешь?
К капоту робко шагнуло создание лет двадцати двух от роду, пытаясь в позе пингвина сохранить тепло в своем теле. Плащевая куртка с рукавами, как у петрушки, джинсы, кроссовки…
— Домой хочу…
— А ты знаешь, что в это время суток по этой дороге только я проезжаю?
— А я вас и жду…
Гм…
Пока она усаживалась на переднее сиденье рядом со мной, я ее как следует рассмотрел. Если хочешь составить истинное мнение о человеке, посмотри на обувь, которую он носит. Безошибочная теория трех факторов. Во-первых, «идет» она ему или нет. Во-вторых, ее происхождение. И, в-третьих, уход за ней. Говорят, глаза — зеркало души… Ничего подобного. Зеркало души — обувь. Поэтому, когда я вижу заляпанные позавчерашней грязью тапочки, рожденные от внебрачного союза «адидас» и «шанхайшвейпосылторга» в гарнитуре с брюками от строгого двубортного костюма, то этот мужик в моих глазах — в зеркале моей души — обречен. С женщинами — то же самое… Но сейчас было все иначе. Аккуратные, истинно «закордонные» кроссовки «Пума», джинсики оттуда же… А рукава куртки, как у петрушки, это так, камуфляж. Это не рукава, как у петрушки, а руки, как крылья у пингвина. От холода…
— Ну, что ж… — задумчиво начал я разговор, снова выезжая на центральную улицу. — Тогда давай знакомиться. Я, в отличие от тебя, совсем не ожидал никого встретить за тем поворотом.
— Я тоже уже никого не ж-ждала…
Бросив косой взгляд на еще не отошедшую от ночного холода девушку, я включил печку.
— Виктор. — Я не глядя протянул ей ладонь.
— Ирина… — Мне в руку легла маленькая ледышка.
— И что же мы делаем, Ирина, в пятом часу утра в той части города, которая кишит наркоманами, а равно — насильниками, грабителями и хулиганами?
— Разве? — удивилась девушка. — Ни одного не увидела за тот час, пока стояла.
— Повезло, — заметил я, как бы опровергая свою же мысль насчет «кишения».
— Это им повезло. — Девушка улыбнулась.
— На самом деле?
— Конечно! — Ирина рассмеялась. — Я член сборной Украины по айкидо. Вот тебе и пингвин-»петрушка»…
— И, потом, — продолжила она, — чего мне было бояться? Я знала, что за мной обязательно приедет принц под «алыми парусами».
— «Хонда» — вишневая, — возразил я.
— Это — ночью. А под солнцем она — алая. Пусть так… Я не против.