– Да-а! – согласился Кирилл. – Исключительно специализированная. В смысле, для талантливых, а не для даунов.
– Я это и имел в виду, – пробормотал смешавшийся Сергей, – значит, вы все-таки физик?
Очевидно, упорство в достижении цели было у них фамильной чертой, унаследованной от матери.
– Все-таки я не физик, – признался Кирилл, – наше мясо не сгорит?
– Оно даже не жарится! – заявил Сергей с некоторой гордостью, как будто хвастался тем, что не может справиться с мясом. – Наверное, его нужно куда-то сложить и нажечь еще углей. Я иду за миской.
По террасе пролетели чьи-то шаги, и с крыльца скатилась Муся.
– Сереж, где ключи от гаража?
– Не знаю. А что, должен знать?
– Конечно, – Муся подошла поближе и улыбнулась, – ты же брал барбекюшницу. Ключи у тебя.
– Да нет, – он похлопал себя по карманам, – нету.
– Мне нужно в погреб, – объявила Муся, – а ключей нет. Ты гараж запирал?
Сергей улыбался доброй бессмысленной улыбкой, делавшей его похожим на большого пса.
– Не знаю. Не помню. Пойду посмотрю. Муся, пошли посмотрим!
– А миска для мяса? – спросил Кирилл ему в спину, но Сергей его не услышал. Как привязанный невидимой веревочкой, он шел за Мусей вдоль дома, смотрел ей в затылок и улыбался.
Ну-ну.
Кирилл поднялся с низкой лавочки, отряхнул джинсы и тоже пошел вдоль дома в сторону гаража. Он чуть-чуть не дошел, присел и стал завязывать развязавшийся шнурок на ботинке.
– …я чуть с ума не сошел, – произнес за георгинами Сергей, – ты за весь день ни разу со мной не поговорила.
– Нина Павловна бы от инфаркта умерла!
– Она и так и так умрет от инфаркта. Я все равно ей скажу. Так больше невозможно.
Муся пискнула что-то невразумительное, и воцарилась тишина, из которой явственно следовало, что за георгинами целуются.
Это и есть “роман” многоумного автора брошюры “Арабская скоропись”?
Настя знает, потому и не стала рассказывать. Бабушка знала? Если знала, может, именно поэтому Сергей ее и беспокоил? Она пришла в ужас от внучкиного любовника, ничего о нем не зная, значит, если она знала о романе внука с прислугой, ее гнев мог бы быть ужасен.
Так или не так?
Сидя на корточках, Кирилл задумчиво смотрел, как по носку ботинка ползет муравей. Обыкновенный, ничем не примечательный муравей, разве что живет в знаменитом Петергофе.
Кирилл сильно дунул, сдул муравья, выпрямился и оказался лицом к лицу с толстой женщиной в шали.
Секунду они смотрели друг на друга, а потом она завопила так, что у Кирилла что-то лопнуло в мозгу:
– Помоги-и-ите! Убива-а-а-ают! Воры-ы-ы-ы!!!
* * *
Пока тетю Александру откачивали на террасе, пока подносили ей валокордин, воду, лед в носовом платке, чтобы приложить к виску, Кирилл маялся в отдалении, не решаясь подойти.
Куда он попал? Это не семья, а зверинец какой-то!
– Как у меня не разорвалось сердце, – бормотала тетя Александра как бы в забытьи, – я шла по дорожке, и вспоминала, вспоминала… Как все были живы, и Павел, и Яков, и Галочка, как машина привозила гостей, как я играла среди георгинов, и вдруг!.. Из кустов!.. Прямо на меня!.. Боже, как я осталась жива!..
– Мама, не волнуйся. Мама, успокойся. Мама, выпей, – уговаривала ее бледная анемичная девица в точно таком же платье, как и у туши, распростертой на диване. – Мама, тебе вредно, не думай об этом. Мама, так нельзя.
– Тетя, это приятель нашей Насти, – с мстительным видом сообщила Нина Павловна, – Настя его пригласила на целую неделю.
– Боже, но почему?.. Почему он сидел в кустах? Как он там оказался? Он подстерегал меня?
– Маньяк подстерег свою жертву среди георгинов, – объявил Кирилл, которому хотелось посмотреть на представление из партера, а не с галерки, где он пребывал все это время, и по ступенькам вошел на террасу. – Приятель – это я. Меня зовут Кирилл. Прошу прощения, если напугал вас. Я не хотел. У меня шнурок развязался. Я не знал, что вы поблизости, иначе ни за что не стал бы завязывать.
Тетя Александра с дивана смотрела на него, изобразив на лице панический ужас. Кирилл был уверен, что ужас она именно изображает, а вовсе не испытывает.
– Сонь, как вы оказались в георгинах? – сердито спрашивала Настя, накладывая в платок следующую порцию льда. – Родители приехали, вас нет, я решила, что за вами завтра нужно будет поехать.
– Мама хотела пройтись, – отвечала анемичная девица, – они нас высадили у поворота, и мы пошли. Мама плохо ходит, ты же знаешь. Мы шли медленно, несколько раз останавливались, отдыхали, мама рассказывала, как все тут было раньше. Потом мы вошли на участок, и… все это случилось.
– Да ничего не случилось, – невозмутимо произнес Настин отец, – что вы в самом деле, тетя. Сейчас же не ночь и здесь не бандитская окраина! На своем участке, средь бела дня!..
– Он очень напугал меня, – возразила тетя Александра твердо, как будто Настин отец оспаривал ее право на испуг, – у меня чуть было не случился сердечный приступ. Сонечка, в понедельник вызови врача, мне нужно кардиограмму снять.
– Хорошо, мама.
– А где мой страховой полис? Мы что, не взяли страховой полис?!
– Взяли. Я взяла. Он у меня.
– Ты потеряешь! Положи на столик рядом с моей кроватью. Я надеюсь, что у меня будет отдельная комната?
– Конечно, тетя Александра, – успокоила ее Настя, – внизу. Рядом с ванной.
– Как внизу? Я буду жить внизу?! В этих сквозняках? Соня, ты что, не звонила Насте, что я могу жить только наверху?
– Звонила.
– Тетя Александра, я могу сейчас же всех поменять местами, и у вас будет комната наверху. Только как вы станете подниматься?
– Да. Я не подумала. Соня, не нужно вызывать местного врача. Нужно вызвать нашего кардиолога, из города.
– Они не поедут за город, тетя, – подала голос Нина Павловна.
– Соня, ты должна их уговорить! А если я умру? Здесь же нет никакой квалифицированной медицинской помощи! Соня, сегодня мы пропустили программу “Здоровье”, ты опять мне не напомнила!
– Мы были на улице.
– Ну и что? Нужно было вернуться. Соня, налей мне чаю, я не могу из рук прислуги.
Кирилл смотрел во все глаза. Та часть головы, в которой что-то лопнуло, когда тетя Александра завопила, теперь неудержимо, как водой из пыточной трубки, наливалась болью. Голова у него болела приблизительно раз в десять лет.
Сергей потихоньку пожал руку Мусе, которая делала вид, что не обиделась на “прислугу”. Настина мать улизнула на крыльцо и оттуда на лужайку. Настин отец галсами продвигался к двери. Настя с миской растаявшего льда в руках вышла на кухню. Нина Павловна, оставшись на передовом участке фронта почти в полном одиночестве, беспомощно посмотрела на Кирилла.
– Нина Павловна, – сказал он, – Настя просила найти в сарае самовар. Она говорит, что чайника нам мало. Я не найду. Вы не могли бы…
Нина Павловна вскочила, всем своим видом изображая готовность бежать за самоваром. Как будто не она весь день поливала его презрением.
– Нина! – слабым голосом произнесла тетя Александра.
– Самовар, тетя. Я сейчас достану самовар из сарая и вернусь.
И Нина кубарем скатилась с крыльца.
– Соня, где же чай?
– Сейчас, мама. Никто еще не пил, я не знаю, есть ли кипяток или нужно ставить.
– Давно бы узнала! Я не могу без чая, особенно когда волнуюсь.
– Мясо наконец-то сгорело? – спросил Кирилл у Сергея.
– Мясо? – переспросил тот, как будто не понимал, о чем идет речь. – Да. Наверное, сгорело. Впрочем, может быть, его еще можно спасти.
– Пошли спасем?
– Значит, вы и есть загадочный Настин кавалер, – провозгласила тетя Александра и отняла от виска влажный платок. – Соня, ты дашь мне, наконец, чаю? Как вы здесь оказались, молодой человек?
Кирилл вежливо молчал. Одно дело смотреть представление из зала, и другое – участвовать в нем.
– У нас в семье большое несчастье. Умерла моя сестра, Агриппина. Она жила в этом доме, и, хотя мы не ладили, я все равно скажу: упокой, господи, ее душу грешную. А вы зачем приехали? Узнали о наследстве?
– О каком? – спросил Кирилл.
– Ну как же! Настя получила все. Теперь она богатая невеста. Поэтому вы здесь, молодой человек?
– Как все? – удивился Кирилл. – Настя получила дом.
– Со всем его содержимым и участком, – подхватила тетя Александра, – этого разве мало?
– Я слышал еще про квартиру, – сказал Кирилл осторожно, – и про машину, и про украшения какие-то.
– Вот этого вам не видать! – тетя Александра потрясла перед Кириллом пухлым пальцем с перетяжками, как будто связкой сарделек. – Этого не видать! Квартира Нине, машина Диме, и вам больше ничего не достанется!
– А украшения?
– Послушайте, молодой человек, с этого нельзя начинать! Что вы все выспрашиваете? Поживиться хотите?
– Ваша дочь унаследовала какие-то украшения.
– Будь они прокляты, эти украшения! Моя дочь никогда не наденет на себя то, что принадлежало Агриппине! Я не позволю! Моя дочь… скромная разумная девушка, ей не нужны никакие проклятые стекляшки! Она ни за что не согласится оставить их у себя, я знаю…
– Не согласится оставить у себя бриллианты? – уточнил Кирилл. Это становилось интересным.
– Бриллианты нужны девицам вроде Нининой Светы, – продолжала тетя Александра с фанатичной убежденностью монаха-старообрядца, – но только не моей дочери!
– Чьей угодно дочери нужны бриллианты, – возразил Кирилл.
– Мама, чай. Боже мой, что с тобой? Почему ты такая красная?
– Я просто разговариваю, Соня. Я разговариваю с этим молодым человеком.
– Мама, тебе нельзя волноваться.
Пока она хлопотала возле матери, Кирилл смотрел на поднос. Вокруг синего молочника была белая лужица молока.
Если бы она шла и случайно выплеснула молоко, оно разлилось бы дальше и шире. Значит, она стояла под дверью, слушала, и у нее сильно дрожали руки.
Из-за чего она нервничала? Из-за матери, из-за бриллиантов или из-за того, что наследство разделили так несправедливо?