– Я не знаю никого, кто был бы мне интересен. Господи, это такое счастье, когда можно просто поговорить о чем-нибудь, но ведь никто из них не умеет разговаривать! Как-то Влад меня пригласил в свою компанию. Я думала, что с ума сойду. Я даже до конца вечера не осталась, а ведь это были не какие-то нищие студенты, а вполне процветающие молодые люди. У него друзья остались еще с тех времен, когда был дядя Боря, и они все неплохо устроились. То есть, конечно, их родители устроили. А меня вот никто не устраивает.
Она говорила тихо и печально, смотрела мимо Кирилла и в точности повторяла его многотрудные мысли, так что ему на мгновение стало противно. Грудастая и ногастая Света не должна была – не могла! – думать так же, как он, и тем не менее думала, и его это раздражало, как будто уравнивало с ней.
– А что же Влад? – спросил он. – Не может вас познакомить с кем-то подходящим?
– Беда в том, – призналась Света тоном принцессы Дианы, дающей последнее интервью, – что мне никто не подходит. Даже друзья Влада. Хотя среди них попадаются интересные экземпляры. Я могу вас сводить, когда закончится эта чушь с родственниками и вы перестанете изображать святого.
"Когда закончится чушь с родственниками, я немедленно улечу в Дублин с Настей, – подумал Кирилл сердито, – и о тебе больше не вспомню. Никогда”.
– Ну как? Подходит?
– Подходит! – согласился Кирилл с энтузиазмом, и Света улыбнулась улыбкой победительницы – ишак уже не шел, а несся карьером. – Значит, у Влада преуспевающие друзья.
– Он дурачок, – сообщила Света доверительно, – думает, что он им нужен потому, что он такой хороший. А он им нужен потому, что больше за пивом некого послать. Все остальные взрослые мальчики, им за пивом бегать не пристало, а ему в самый раз. А он, глупый, гордится ими, пыжится, все хочет быть с ними на равных, а куда там на равных, когда у всех “БМВ”, а у него велосипед!
Свету, приглашенную Владом, “бээмвэшные” молодые люди тоже рассматривали как своего рода удобство вполне определенного рода, да еще доставленное прямо к порогу, но вспоминать об этом было нельзя. Тем более в компании ишака.
Она на секунду зажмурилась. В голове стало темно и зашевелились отвратительные рептилии, которые днем всегда прятались по углам.
– Он хороший мальчик, – продолжала она торопливо, – немножко без царя в голове, но мужчину это только украшает, правда? Дядя Боря жестоко с ним обошелся. Ему было пятнадцать лет, когда отец ушел, и Влад с трудом это пережил. Дядя Боря просто бросил его, и больше никогда не появлялся, и не помогал, и даже не разговаривал с ним. Влад ужасно переживал.
Дядя Боря бросил не только бедняжку Влада, но еще Соню и тетю Александру, но Света про них почему-то не вспоминала, хотя они, наверное, тоже переживали.
– Так что я вас приглашаю, – сказала Света, и Кирилл понял, что отвлекся, – согласны?
Кирилл многозначительно улыбнулся специальной улыбкой, предназначенной для таких случаев, Света, расценив ее по-своему, качнулась к нему и прямо перед носом у него оказался немыслимой красоты бюст с открытой полоской незагорелой кожи.
– Обед, – объявил у них за спиной Настин голос, – после обеда можно будет продолжить.
Кирилл отшатнулся от предложенного бюста, хотя этого не стоило делать. Теперь он точно выглядел соучастником преступления, который знает, что виноват, но усердно пытается продемонстрировать, что ничего не происходит.
Такой вид делал Кира на пляже, когда Кирилл увидел Настю в первый раз.
Твою мать…
Все серьезней, чем он думал сначала.
– Вот и хорошо, – радостно проговорила Света и одним движением поднялась из гамака, оказавшись очень близко к Кириллу. Это было глупо, но он еще отодвинулся. – Есть очень хочется. Просто страшно. Не дай бог поправлюсь в этом отпуске, – и она провела рукой по золотистому упругому животу.
– Папу никто не видел? – спросила Настя таким тоном, что Кирилл понял, что жизнь его кончилась раз и навсегда. – Я что-то не могу его найти.
– Мы не видели, – сообщила Света, отчетливо выговорив слово “мы”, – пойдемте обедать, Кирилл.
– Сейчас, – сказал Кирилл и не двинулся с места.
Настя пожала плечами и пошла по дорожке в сторону гаража, и он рванулся за ней, понимая, что это глупо, глупо, а он всю жизнь только и делал, что избегал идиотских положений.
Света засмеялась ему вслед, но ему было наплевать на Свету.
Он догнал Настю и затолкал ее в сирень. Они стояли в сирени, смотрели друг на друга и молчали.
– Я должен сказать – это не то, что ты думаешь! – заявил наконец Кирилл.
– Ничего ты не должен. Я все понимаю. Она красивая, а я нет. Она раскованная, а я нет. У нее ноги, а у меня…
– А у тебя нет?
Она вдруг так стукнула его кулаком в грудь, что он охнул и отступил немного назад.
– Ты можешь делать все, что угодно, – сказала она, как будто выплюнула слова ему в физиономию, – я расслабилась и решила, что тебе интересна. Я забыла, что ты просто выполняешь мою просьбу. Пошли обедать, Кирилл. Нас сейчас все станут искать.
– Твоя Света рассказала мне массу всего интересного, – сказал он, понимая, что говорит что-то не то.
– И потому ты решил немедленно схватить ее за грудь.
– Я ее не хватал!
– Значит, мне показалось.
– Настя, послушай. Я вовсе не собираюсь иметь с ней никаких дел. Просто она так себя ведет, что…
– А ты как себя ведешь?
– Нормально, – ответил он растерянно. Ерунда какая-то. Он говорит совсем как Кира там, на пляже. Он в точности повторяет его слова. Нужно немедленно, сию же секунду сделать что-то, объяснить, сказать, чтобы она поняла.
Он не Кира. Он всю жизнь успешно избегал идиотских положений и со всего размаху вляпался как раз в такое. И – что самое смешное! – вляпался на пустом месте.
– Настя, посмотри на меня. Это просто игра. Она играла, а я подыгрывал, потому что это было в моих интересах.
– Я знаю все эти игры, Кирилл. Пусти, я пойду.
– Никуда ты не пойдешь, черт тебя побери совсем! – Он вдруг пришел в ярость. – Я что, теперь даже разговаривать ни с кем не имею права?! Что ты на меня напала?! Я приехал сюда из-за тебя, идиотки, потому что ты решила, что мы играем в детективов, и я еще должен неизвестно в чем оправдываться!
– Да не надо ни в чем оправдываться! – тоже заорала она. – Ты мне вообще никто и сиди себе со Светой, если хочешь!
Говорить этого не следовало.
– Тогда я сейчас уеду, – сказал он, – и не смей со мной так разговаривать!
– Уезжай, – ответила она, – видеть тебя не хочу.
Они ссорились, как добропорядочные супруги, пятнадцать лет прожившие в счастливом браке.
Осознав это, Кирилл Костромин схватил ее под мышки, поднял и прижал к себе. Она брыкалась и выворачивалась.
– Ты ревнивая, – заявил он с удовольствием, неожиданно приходя в сознание, – ты очень ревнивая. Это потому, что глаза зеленые.
– Никакая я не ревнивая, – пробормотала она, старательно отворачиваясь. И обняла его за шею.
– В моей жизни было триста тридцать пять разнообразных Свет, – сказал он, – может быть, даже триста тридцать шесть. И не было ни одной Насти Сотниковой. На самом деле я думал, что и не будет. Поэтому ревновать меня – глупо.
– Вовсе не глупо, – возразила она и потерлась о него. – Ты так хорошо пахнешь. Только если я еще раз увижу, как она лезет к тебе своим бюстом, я выцарапаю ей глаза.
– Договорились, – согласился Кирилл и прижал ее к себе покрепче. Ему было приятно, что она так его ревнует, хотя это, наверное, тоже глупо. – Знаешь, – сказал он после того, как они поцеловались, – это очень непедагогично, но я хотел тебе сказать, что…
– Что?
– Настя!! – закричали из дома. – Настя, куда вы пропали? Сереж, ты не видел Настю?!
– …что для меня это важно, – буркнул он. От Питера до Москвы семьсот километров. Он всегда был уверен, что это очень немного. Или много?
– Настя!
– Мы здесь! – закричала она ему в ухо, и он чуть не уронил ее. – Мне все время хочется повиснуть на тебе и висеть, – сказала она быстро, – или потрогать тебя, или чтобы ты меня поцеловал. Или хотя бы просто посмотреть. Как поживают сердца и розы?
Сердце провалилось в живот или еще куда-то глубже, и там, куда оно провалилось, сразу стало горячо и больно.
– Нет никаких сердец и роз, – сказал он, – хватит.
– Настя!!!
– Пошли, – вдруг велела она совершенно обычным голосом, – а то хуже будет.
И вылезла из сирени.
Ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Он закурил, десять секунд помусолил сигарету и выбросил. Посмотрел вокруг. Солнце светило, и над головой было небо, как справедливо заметил он знатоку восточных языков. Кроме того, под ногами еще была трава.
Почему он должен мучиться, а она вылезла из сирени как ни в чем не бывало? Вот вопрос.
Кирилл засмеялся, потянулся и посмотрел на соседний дом, едва видный за старыми деревьями. И все вспомнил.
Он должен быстро сделать то, что собирался. Из-за Насти все вылетело у него из головы.
Проломившись, как кабан, он вылез с другой стороны сиреневых зарослей и вошел в дом, поднявшись по садовому крылечку. Вся семья шумела на террасе, и на кухне кто-то возился, очевидно, Муся.
Кирилл быстро прошел по сумрачному коридору и, оглянувшись, открыл дверь в Сонину комнату. Осторожно прикрыл ее за собой и прислушался.
Ничего.
Как он и предполагал, вещей у Сони оказалось так мало, что просмотреть их ничего не стоило. Ни косметики, ни маникюрного набора, ни зеркальца. Два нелепых платья из ткани, раскрашенной немыслимыми узорами. Такие продавали в универмагах в середине семидесятых годов. Не иначе любящая мамочка подарила свои. Водолазочка на случай холодов тошнотворного кисельного цвета. Пижама или спортивный костюм с вытянутой мышиной мордой на животе – то, что он искал.
Мышиную морду он оставил на месте, а штаны со вздутыми пузырями коленей поднес к свету.
Штаны были в собачьей шерсти. Не зря она так старательно отряхивала их за завтраком.