– Ее никогда не дождешься, – сказала тетя Александра и поджала губы, – с ней вечная история, никогда ее нет.
– Я здесь, мама.
Голос был такой странный, что Кирилл быстро обернулся, не донеся чашку до рта.
– Что случилось? – быстро спросила Нина Павловна, и все вдруг смолкло, даже Света перестала звякать ложечкой о чашку.
Серое личико перекосилось, как будто мятая бумага, обозначилась густая желтизна вокруг глаз, губы затряслись, и Соня сказала, рассматривая носки своих тапок:
– Ожерелье поддельное. Мама, налить тебе молока?
– Ты же знаешь, – сказала тетя Александра холодно, – что я не пью чай с молоком. Это портит цвет лица. Что это за глупость? Почему ты решила, что оно поддельное?
– Потому что я только что поговорила с ювелиром. – Держась очень прямо, Соня прошла к свободному креслу рядом с матерью и села, так ни на кого и не взглянув. – Он сказал, что нет никаких сомнений. Что ожерелье старое, но в нем нет ни одного ценного камня. Стекляшки.
– Сонечка, хочешь чаю? – быстро спросила Муся и посмотрела на Настю.
– Да. Спасибо.
– Вот это да! – радостно сказал Владик. – Выходит, что бабуля оставила тебе стекло?! Ну, молодец! Ай да бабуля! Кремень старуха!
– Я всегда говорила, – вступила тетя Александра с трагическим злорадством в голосе, – что моя сестра гадкая женщина. Змея. Всю жизнь как сыр в масле каталась, и никто ее не интересовал! Она даже из гроба над нами издевается. Сонька, не смей реветь. Нам от нее ничего не надо. Моя дочь не побирушка, чтобы на чужие бриллианты рот разевать!
– Это были никакие не бриллианты, мама, – выговорила Соня очень четко. – Это было просто стекло.
И заплакала. Слезы лились из ее глаз, капали с носа и подбородка, и Кирилл быстро подумал – как по-разному плачут женщины. Большинство плачет “для красоты” или от жалости к себе. Меньшинство – от искреннего огорчения или усталости. Соня плакала так, как будто у нее горе. Самое настоящее горькое горе, и поправить ничего нельзя. Она даже слез не вытирала и нисколько не заботилась о том, чтобы выглядеть “прилично”.
Она плакала, как человек, потерявший последнюю надежду.
– Сонька, не рыдай! – прикрикнула тетя Александра. – Все равно тут тебе никто не сочувствует. Все довольны.
– Зачем вы так говорите, тетя! – воскликнула Нина Павловна. – Сонечка, подожди. Может, мама не знала, что это… что в ожерелье нет бриллиантов. И вообще…
– А ты уверена, что этот твой ювелир не ошибается? – спросил Дмитрий Павлович.
– Да, – некрасиво шмыгая носом, сказала Соня. Настя подала ей салфетку, и она утерла глаза.
– Юля, налей валерьянки, – распорядилась Нина Павловна, – что ты, сама сообразить не можешь! Ты же видишь, она никак не успокоится!
– Истеричка, – пробурчала тетя Александра, полные руки в манжетах лилового халата тряслись. Настина мать встала и быстро вышла с террасы.
– Откуда ты его взяла, этого ювелира? Может, он и вправду ничего не понимает? – жалостливо спросила Настя. – Может, еще кого-нибудь попросить оценить?
– Нет, – сказала Соня, комкая салфетку, – хватит. Я так и думала. Я так и знала. Просто я надеялась, а вдруг на этот раз…
– Что? – спросила тетя Александра пронзительно. – Что такое?! Что это еще за раз? Что на этот раз? Что ты опять выдумываешь, дура?! Тебе мало того, что ты уже с нами сделала? Ты хотела…
– Тетя, отстаньте от нее, – приказал Дмитрий Павлович очень твердо, – прекратите.
Вернулась Настина мать, в руках у нее были два стаканчика.
– Сонечка, выпей. И не переживай, может быть, еще все обойдется.
– Ничего не обойдется, – сказала Соня тихо. Тетя Александра быстро перехватила стаканчик с валерьянкой и опрокинула его в себя. Быстро задышала, так что богатырская грудь заходила ходуном, сморщилась и покраснела пятнами.
– Что это такое? – прохрипела она, тыча рукой в стаканчик. – Что?!
Юлия Витальевна смотрела с изумлением. Потом, видя, что тетя наливается синевой, осторожно понюхала пустой стакан.
– Это пустырник с валерианой, – сказала она и еще раз понюхала.
– Там… там… спирт?!
– Ну да, – Настина мать пожала плечами и обвела глазами молчащих родственников.
– Я… я не могу спирт… я не пью спирт… я не принимаю препаратов на спиртовой основе!.. Я… не могу дышать!..
Юлия Витальевна усмехнулась совершенно хладнокровно.
– Запейте водой, – посоветовала она, прошла и забрала стакан. – Соня, я сейчас тебе налью.
– Нет, – сказала Соня, – мне не нужно. Все в порядке.
– Мы видим, что все в порядке! – подала голос Нина Павловна.
– Я… не дышу, – хрипела тетя и хватала себя за белую кожу на горле, – все горит!.. Ты специально!.. Ты же знаешь, что я не принимаю!..
– Вообще-то я думала, что это для Сони, – ответила Юлия Витальевна уже из коридора.
– Кто вам посоветовал отдать ожерелье именно этому ювелиру? – спросил Кирилл, и все посмотрели на него.
Он усмехнулся. Все время получалось, что он вступает как-то некстати.
– Вам-то что за дело? – вскинулась тетя Александра, моментально позабывшая, что “не может дышать”. Владик фыркнул и пролил чай. – Сонька, не смей ему ничего говорить!
– Да что за глупости! – вдруг сказал Сергей возмущенно. – Я посоветовал, Кирилл. Это наша служба, они иногда и для нас, и для Русского музея всякие старинные вещи оценивают. И никакого тут нет секрета, – громко добавил он в сторону тетя Александры, – и я не понимаю, что тут…
– А не понимаешь, и замолчи! – приказала тетя. – Господи, за что мне такое наказание?! За что мне такой позор?!
– Да какой позор?..
– А такой!.. – перебила она. – Хотела за чужой счет в рай въехать? Не вышло! И не выйдет! Матери ничего, а дочери – все! Это тебе, чтоб знала свое место! Где это видано, чтобы дочь бриллианты получила, а мать – шиш?! А?! Вот и сиди теперь со своими стекляшками, кусай локти, знай, что и тебя бабушка-то надула! Ничего тебе не оставила, один пшик! А ты губы раскатала на дармовые деньги! Какая!.. Бриллианты у нее! Видали?
– Стоп! – сказал Кирилл Костромин так, как говорил только на совещаниях, когда выяснялось, что со склада в неизвестном направлении вывезли двадцать два стеклопакета. Тетя Александра вздрогнула и уставилась на него. – Или вы немедленно замолчите, или я сейчас же запру вас в вашей комнате. Там вы сможете завывать сколько угодно. Вам ясно?
Тетя опять бурно задышала, но семья вокруг нее странно и угрожающе молчала, и Кирилл повторил очень спокойно:
– Я спрашиваю – вам ясно? Тетя заморгала. Кирилл смотрел на нее. Настя подошла к нему и встала у него за спиной.
Тетя Александра подышала еще немного – и кивнула.
– Отлично, – сказал Кирилл одобрительно, – вам ясно. Соня, не горюйте. Еще ничего не произошло.
– Произошло, – сказала Соня тихо, – я знала, что ничего не будет. У меня всегда так бывает.
– Ничего не бывает! Завтра мы с Сергеем поедем в эту вашу ювелирную контору и все подробно выясним.
– Нет, – твердо сказала Соня, – никуда вы не поедете. Я не хочу, чтобы в это дело вмешивались посторонние. Если бабушка решила оставить мне стекляшки, значит, так тому и быть.
– Сонечка, перестань, – заговорила Настя, волнуясь, – пусть Кирилл съездит. Он во всем разберется, он очень хорошо… соображает и понимает больше нас.
– Ну да, – сказала Света лениво, – особенно в чужих бриллиантах.
– Брось ты, – дружелюбно посоветовал Соне Владик, – ну хочешь, я их у тебя куплю, эти стекляшки? Сколько попросишь, столько и дам. Ты только не расстраивайся так. А я их Лильке подарю. Или Галке. Или ты сама их станешь на Новый год на елку вешать.
– Конечно, – ответила Соня и улыбнулась Владику, – я постараюсь не расстраиваться.
Кирилл вдруг понял, что не задал самый главный вопрос:
– А когда стало известно, что ожерелье поддельное?
– Мне позвонили, – объяснила Соня неохотно, и улыбка, предназначенная Владику, стекла с ее лица, – позвонили и сказали, что… – и она опять шмыгнула носом.
– Когда позвонили? – спросил Кирилл мягко.
– Полчаса назад. Минут двадцать, Я точно не помню. Я чай собиралась пить.
– Попей чайку, – посоветовала Нина Павловна, – попей, девочка. Что это Юля лекарство никак не принесет!
– Я схожу! – Кирилл быстро встал. – Я ее потороплю.
Юлия Витальевна попалась ему в коридоре, посмотрела удивленно.
Кирилл махнул рукой. Пока они разберутся с валерьянкой, да с тетей Александрой, которая громоподобно затрубила, как только он выскочил за дверь, он успеет выяснить все, что нужно.
Стараясь не топать, он помчался вверх по лестнице, пробежал по коридору и распахнул дверь в комнату Светы.
Если Настя застанет его здесь, меньшее, что его ожидает, – смерть в страшных мучениях, подумал он самодовольно.
В комнате был чудовищный беспорядок, как будто Света по несколько часов в день занималась тем, что конструировала в своей комнате свалку поужаснее. Интересно, куда смотрит бдительная Муся? Впрочем, Света прожила в этой комнате всего два дня, так что Муся вряд ли уже обнаружила, во что она ее превратила.
На столе, среди кофейных чашек с застывшей гущей и сморщенными хвостами окурков на дне, Кирилл отыскал мобильный телефон. Нажимая по очереди две кнопки, он посмотрел последний номер, по которому звонили с этого телефона. И время посмотрел тоже.
Все было так, как он и предполагал, и он похвалил себя за сообразительность.
Он кинул телефон на стол и выскочил за дверь.
Кто из родственников мог позвонить Соне с этого мобильного телефона и, назвавшись ювелиром, сообщить, что ожерелье поддельное?
Кто угодно, кроме Насти, которая, когда зазвонил телефон, стаскивала с Кирилла мокрую рубаху.
Или Соня сама позвонила себе, чтобы убедить родных, что ее наследство – простые стекляшки? Как теперь это проверить?
Нужно срочно что-то придумать, чтобы предотвратить беду, которая надвигалась неслышно, но неотвратимо, как туча на Финский залив.
И еще.