– Как?!
– Да так. Мы с тобой слышали звонок, когда ты бросила меня на кровать. Или за несколько секунд до этого.
– Я тебя на кровать не бросала!
– Теперь остается выяснить, кто именно звонил. В принципе это мог быть кто угодно. Тетя Нина, например. Когда мы пришли, твоя мать сказала, что она лежит. Она на самом деле лежала или звонила по Светиному телефону?
– У тебя паранойя.
– Или Сергей? Где в это время был Сергей? Я предложил ему поехать к ювелиру, но он отказался. Сказал, что без Сониного согласия ничего предпринимать не станет. Почему? Очевидно, что Соня никакого согласия не даст. Почему он не хочет ничего выяснять?
– Потому что не хочет Соня, – сказала Настя, враждебно глядя на Кирилла.
Его самоуверенность и легкость, с которой он говорил о ее родных, обвиняя их в очередной гадости, казались ей отвратительными. Он не смел говорить о них так, как будто они пауки в банке, готовые истребить друг друга, а он осторожно поднимает за лапку то одного, то другого и с удовольствием и знанием дела объясняет ей, почему он дергается так, а не иначе.
– Я не знаю, в какой семье ты рос, – сказала она угрожающе, – но в нашей семье не принято делать что-то против воли другого. Если Соня не захочет, чтобы мы вмешивались, мы вмешиваться не будем. Ни Сергей, и никто.
– Это очень удобно, – согласился Кирилл и залпом допил виски из нагревшегося стакана. – Человек, который звонил ей, был совершенно уверен, что так и будет. Соня решит, что ожерелье и вправду поддельное, а дальше дело техники. Не будет у нее ни денег, ни ожерелья.
– Слушай, – сказала она, вдруг сообразив, что про звонок со Светиного мобильного он ничего не выдумывает, – значит, это не ювелир звонил?!
– Потрясающая сила мысли, – пробормотал Кирилл, – просто сногсшибательная. Нет. Не ювелир.
– Тогда кто?
– Иди ты к черту, Сотникова. Не знаю кто. Кто-то из твоей драгоценной семьи, в которой ничего не делается против воли другого. И в камине тоже что-то сожгли. И страницы из книги выдрали. И фен в воду сунули. И я совершенно не понимаю, зачем. Зачем все это нужно проделывать? Ты не догадываешься?
Настя на коленях подползла к шкафу, открыла его и, рискуя вывалить на себя все содержимое, на ощупь добыла бутылку с виски.
– Может, за лимоном сходить? – сама у себя спросила она. – Нет. Не пойду. Давай напьемся, а, Кирилл?
– Давай, – согласился он с готовностью, – а по какому поводу? Из-за всеобщего человеческого свинства?
– Из-за того, что в моей семье тоже свинство, – проговорила она с отвращением и налила стакан почти до краев, – давай. Ты первый.
Когда он довел Настю до постели, было уже совсем поздно. Быстро напиться у них почему-то не получилось, и они напивались долго и старательно. Под конец бутылки Настя не то что не могла стоять на ногах, но двигалась с некоторым трудом и все больше зигзагами.
Он поставил ее у кровати и отвернулся, чтобы положить на стол ее очки, а когда повернулся, оказалось, что она уже лежит, накрывшись покрывалом, как была, в шортах и шлепанцах.
Тогда он подумал, что раздеваться и впрямь совершенно ни к чему. Спать в джинсах куда удобнее. Он так и лег в джинсах, но потом обнаружилось, что все-таки без них. Рубаха вроде была на нем, но точно определить не удалось. Он потянул покрывало и долго соображал, как именно ему накрыться, чтобы оказаться рядом с Настей, и все время оказывалось, что он накрывается как-то не так и между ними несколько слоев плотной ткани.
Тогда он решительно встал с кровати и потянул за покрывало. Настя поехала вместе с ним.
– Куда? – пробормотала она, подсовывая покрывало себе под ухо. – Я сплю. Я не хочу никуда ехать.
Кирилл перестал тянуть и некоторое время постоял в задумчивости. Замычав, Настя подтянулась повыше, и проклятое покрывало свалилось, наконец, на пол. Кирилл лег и накрыл их обоих одеялом. Сразу стало тепло, и Настя повернулась и обняла его. От ее волос пахло виски.
Почему? Она не лила себе виски на голову.
– Господи, как хочется спать, – пробормотала она, – хорошо, что мы напились, правда?
– Отлично, – согласился Кирилл. Ему было жалко, что она спит. Как будто он обнаружил, что у него украли что-то очень личное. Так оно и было. Проклятая бутылка с виски украла у него ночь.
Зря они напились.
Настя ровно и почти неслышно дышала ему в шею. Все трудные и неповоротливые мысли, которые ему не удавалось додумать до конца, под действием виски стали легкими и скользкими, как маленькие речные змейки. Нет, как летние тени над теплой водой. Лежать рядом с Настей было приятно.
Они молодцы, что напились.
Какой-то дурак вдруг стал дрелью сверлить голубое небо у них над головой. Дрель визжала и вибрировала.
Посверлит-посверлит и перестанет. А потом опять Кирилл открыл глаза и уставился в цветастый полог.
Дрель опять заработала, и он сильно вздрогнул.
В нагрудном кармане рубахи, которую он так и не снял, звонил мобильный телефон. Звонил и заходился припадочной дрожью. В инструкции это называлось “режим вибрации”.
Кирилл схватился за карман и, путаясь непослушными пальцами, с трудом вытащил трубку.
– Выключи будильник, – пробормотала Настя, – надоел.
– Алло, – сказал Кирилл, – алло!
– Кира, добрый вечер, – заговорили в трубке бодро, – это мама.
– Мама? – переспросил Кирилл, наскоро приспосабливая губы к произнесению звуков.
– Мама. Где ты находишься?
– Я нахожусь в кровати, – сказал Кирилл, отчаянно пытаясь сообразить, что происходит, – я в ней сплю.
– Спишь?! – изумились в трубке, как будто он сказал, что пляшет голым на крыше небоскреба на Пятой авеню. – Как спишь?!
– Мама, что случилось? – Сквозь легкие и скользкие алкогольные тени в голове вдруг пробилось сознание, что ему звонит его мать, а время два часа ночи. – Мама!
– Мама пришла? – сонно спросила рядом Настя и натянула на голову одеяло.
– Кира, как ты можешь спать?! – воскликнула мать, и Кирилл понял, что опять ничего не понял.
Алкогольные тени стали пугающе быстро таять. Под ними оказались зазубренные горные пики, на которые он стремительно падал.
– Мама, что происходит? Что случилось?
– Ты что, не знал, что Зинаида должна сегодня родить?!
Какая Зинаида? Кого родить?
Со всего размаху он врезался черепом в горные пики, по всей голове разлетелись каменные осколки, но он стал соображать.
Зинаидой звали одну из сестер. Он понятия не имел, когда она должна родить.
– Мама, у вас проблемы? Почему ты звонишь ночью?
– Зинуша родила мальчика, – сообщила мать гордо, – у нас родился первый внук. Мы ждали, что ты приедешь.
– Куда приеду? – Он сел в постели, придерживая голову рукой, чтобы не отвалилась. Камни громыхали и перекатывались внутри. – Зачем приеду?
– Поздравить Зинушу и Виктора, разумеется. Не мог же ты и вправду забыть, что твоя сестра должна родить.
Ни о чем он не забыл. Он просто этого не знал.
– Приезжай, Кира, – добрым голосом говорила в трубке мать, – вся наша семья соберется. Все наши дети. Приезжай, сынок. Отец не возражает.
– Мам, все в порядке? – спросил Кирилл еще раз. Он так и не понял, зачем она звонит.
– Да-да, все отлично. Она родила, мальчик – богатырь. Четыре килограмма. Я уже всем позвонила, и все обещали утром приехать. Так что мы тебя ждем.
– Мам, я в отпуске, – пробормотал он, – далеко. Я не приеду. Ты… поздравляй ее от меня. И этого… как его… Виктора. Когда вернусь в Москву, я им пришлю подарок. Хорошо?
– Что – хорошо?! – переспросила мать, переходя в обычную для их разговоров друг с другом тональность. – Что хорошо, Кира? Это же твоя сестра, и она только что родила! Вся семья собирается вместе, а ты говоришь про какой-то подарок!
– Мама, я не в Москве. Я говорил тебе, что уезжаю в отпуск. Ты что? Забыла?
– Я тебе не поверила, – сказала мать совершенно серьезно. – Как ты мог уехать, если знал, что Зинуша должна родить?
– Но ведь это не я должен был родить!! – завопил Кирилл. – Два часа ночи, мама! Я сплю! Я выпил и сплю! Ты меня не слышишь?
– Ты пьян, – констатировала мать, – вот оно в чем дело. Ты пьян.
– Я был пьян, и мне было хорошо, – пробормотал Кирилл. Во рту было сухо. Так сухо, что казалось, сейчас лопнет кожа на небе. – Все, мам. Спокойной ночи. Если надо, я завтра могу ей позвонить. Поздравить.
– Куда позвонить? Она в больнице.
– Ну, когда выйдет из больницы. Все, да?
– Теперь ты стал пить, – произнесла мать тоном епископа времен святой инквизиции, обвиняющего очередную ведьму, – все к этому шло. Сначала деньги, потом заграница, теперь алкоголизм. Сына мы потеряли.
– Ну и бог с ним, с сыном, – проскулил Кирилл.
– Кира, ты должен бросить пить. Ты себя окончательно погубишь. Ты должен бросить пить, отказаться от своих денег и зажить нормальной человеческой жизнью. Ты гибнешь, Кира. Господи, все мои дети выросли нормальными людьми, и только ты один нас предал! Ты продал все идеалы за деньги, Кира, и теперь поплатишься. Ты еще горько пожалеешь, что не слушал нас, а мы…
– Мам, я не могу тебя слушать. Я спать хочу.
– Немедленно приезжай! – выкрикнула мать. – Приезжай или считай, что у тебя нет семьи, а мы будем считать, что у нас нет сына! В конце концов нам нужно объясниться. Ты должен пообещать, что не сделаешь деньги целью своей жизни. Ты должен пообещать, что сменишь работу. Ты должен понять, что есть вещи, куда более важные, чем материальная выгода.
– Мама, я все продал и всех предал. Последняя машина, которую я купил, стоит тридцать тысяч долларов. Следующую я куплю за пятьдесят, а потом за сто. Потому что это моя жизнь, мама! Потому что я уже пожил вашей, и я ее ненавижу! Не-на-ви-жу!!! Я вкалываю как бешеный с утра до ночи, а вы все сидите в помойке и толкуете друг другу, что деньги для вас не главное! Они не главное, когда они есть, мама! Вот для меня они почти уже не главное. Я могу жить как хочу, потому что для меня они много лет были главным! Они мне снились во сне – целые горы денег, и я хотел их больше всего