Ничего не помогло. Тот насос был старый, ржавый и мокрый. Мокрый, пропади оно все пропадом!
– Свободен, – сказал Кирилл Владику, – можешь идти смотреться в зеркало.
– Кирилл, – закричали от дома, – Кирилл, немедленно идите сюда!
– Ну все, – констатировал моментально повеселевший Владик, – конец вам, дорогой Пуаро. Доигрались. Советую вам устроить побег. Вы еще успеете.
– Иди ты в задницу, – холодно сказал Кирилл и оглянулся по сторонам.
Где-то должен быть тот самый насос, который валялся на полу в кухне. Или его унесли с собой?
Как пес, упустивший добычу, он стал проворно копаться в кучах барахла, наваленного вдоль стен. Казалось, что здесь можно найти все, что угодно, начиная от ржавых тяпок, ведер и грабель и кончая башмаками и платьями. Не было только насоса.
– Кирилл!
Заслонив утренний свет, в дверном проеме появилась запыхавшаяся Настя. Кирилл оглянулся и снова стал шуровать, производя чудовищный грохот.
– Кирилл!
– Что?
В наступившей тишине он отряхнул руки и посмотрел на нее.
– Зачем ты сказал им про бабушку?!
– Затем, что я должен выяснить, что произошло. Я не могу этого сделать, пока все думают, что я сумасшедший алкоголик.
– Кирилл, зачем ты сказал?! Господи, да они все теперь умрут от разрыва сердца!
– Лучше от разрыва, чем дожидаться, когда следующего утопят или пристрелят. Настя, я не хочу сейчас об этом разговаривать! Возьми родителей и Нину Павловну, съездите к Сергею в больницу. Езжай на моей машине. Там нужно привезти какую-то штуку для томографии мозга, я дам тебе денег, и ты привезешь. Давай. Сделай что-нибудь полезное.
Глаза у нее налились слезами. Владик скептически хмыкнул и стал изучать свои ногти.
– Все так плохо? – спросила Настя, и слеза капнула на воротник давешней нелепой куртки. – Нужно делать томографию?
– Он долго был в воде, – сказал Кирилл безжалостно, – я не знаю, сколько времени мозг может прожить без кислорода. Врач сказал, что нужно делать обследование. Давай, Настя. Мы потом все обсудим.
Они смотрели друг на друга, и Кирилл вдруг понял, что все вернулось.
Она безоговорочно верила ему, и боялась за него, и боялась за свою семью, и переживала за Сергея, и готова была расплакаться, и старательно пыталась взять себя в руки, но – самое главное! – она снова была на его стороне.
Он и не предполагал, что это так важно.
Он подошел к ней, обнял ее и прижал к себе, чувствуя теплое тело под толстым слоем ваты, и она некоторое время сопела ему в шею, и чуть-чуть вздрагивала, и держалась за него обеими руками, похожая в своей куртке на снеговика.
Про Владика они совсем забыли.
– Прости меня, – сказала Настя у самого его лица, – это я тебя втравила.
– Будь осторожна, – попросил он, – хотя черт его знает, как в этой ситуации можно быть осторожной. Но ты все-таки постарайся.
Он отстранился от нее и достал из кармана ключи от машины.
– Держи. Только нигде их не бросай. Настя посмотрела на ключи.
– Зачем они мне? Я на своей машине отлично доеду.
– Затем, что к моей машине ночью точно никто не подходил, – сказал Кирилл, – а про твою я не знаю.
Настя горестно взглянула на него и сунула ключи в карман.
– Пошли поедим. Муся уже пришла и что-то такое там сварганила.
На этот раз семейный завтрак больше напоминал панихиду. Все были мрачные, прятали глаза, и даже Муся не улыбалась приветливо.
– Что там с Сережкой, – сказала вдруг Нина Павловна, и все посмотрели на нее, – ужас какой.
– Будем надеяться, что все обойдется, Нина. Юлия Витальевна сидела рядом с ней и все подливала кофе, как будто от количества выпитого кофе зависела судьба Сергея.
– Сейчас съездим, все узнаем. Он молодой, сильный, все будет хорошо, я уверена.
– Все из-за него, – начала тетя Александра и показала пальцем на Кирилла, – Настя привела его к нам в дом, всем на горе. И что это за чушь, что Агриппину убили? Кому она нужна, старая карга! – Кириллу показалось, что тетя Александра опять завидует сестре, потому что и после смерти она привлекала всеобщее внимание, и что-то таинственное было связано с ней, волнующее, как в романе. – И, главное, все ему верят! А может, это он убил Агриппину и теперь подбирается к нам!
– Успокойтесь, тетя, – сказала Настя, глядя в свою чашку, – он о нашем существовании узнал несколько дней назад. Он не мог убить бабушку.
– Как же! Он за наследством твоим охотится, это же ясно! Если бы Сонька получила бриллианты, а не стекляшки, он бы к ней подбирался.
– Мама, – проговорила Соня, – сделать тебе бутерброд с сыром?
– Сама ешь свой сыр! Распутство никогда не доводит до добра! Нина не смотрела за Сергеем, и он утонул, Юля не смотрит за Настей. Он ее убьет, этот разбойник. И заберет дом себе.
– Сергей жив, тетя, – сказал Дмитрий Павлович, – успокойтесь.
– Зачем она ему нужна? Да на нее взглянуть страшно – очки носит! Разве девушка может носить очки?! И курить?! Она же не мужик! Он давным-давно смекнул, что здесь можно поживиться, вот и прилип к ней! Даже Агриппина говорила, что он дрянь, а вы!..
– Тетя, бабушка никогда не видела этого Кирилла, – скороговоркой сказала Настя и посмотрела на мать. – Она видела совсем другого.
– Какого – другого? – встрепенулся Дмитрий Павлович. – То-то я чувствую, что-то не то. И в отдел маркетинга звонил, когда я под машиной сидел.
– Звонил, – согласился Кирилл.
– Значит, ты все-таки не милиционер? – спросила Соня, глядя на свои руки.
– Сонька! – возопила тетя Александра. – Почему ты говоришь ему “ты”? Как ты смеешь вообще говорить с бандитом, который оскорбил твою мать?
– Хватит, мама, – вдруг твердо сказала Соня и подняла глаза, – он пытается нам помочь, а ты ему мешаешь. Хватит.
Бедная, подумал Кирилл.
Тетя Александра побагровела, и он поднялся из-за стола.
– Все. Концерт окончен. Проваливайте в вашу комнату и не выходите из нее, пока вас не позовут, – сказал он тете Александре, – Настя, поезжайте в больницу. Прямо сейчас.
– Владик, – задыхалась тетя Александра, – сыночек!.. Убивают! Спаси! Сонька взбесилась!..
Кирилл обошел стол, пошел было к двери, вернулся и неожиданно поцеловал Соне руку. Она сопротивлялась и не давалась, но он все-таки поцеловал.
– Держись, – сказал он, глядя ей в глаза, – все будет хорошо.
Все уехали, и в доме затихло, как перед грозой. У Кирилла болела голова, и он ненавидел свою голову, которая мешала ему думать.
Он знал, что подошел очень близко. Так близко, что ему ничего не нужно, чтобы разгадать загадку, только усилие мысли, а сделать его он не мог.
Он послонялся по Настиной комнате, подержал елку за лапу и долго нюхал ладонь, которая пахла детством и бабушкой.
Тетя Александра повизгивала внизу, Соню не было слышно, Владик в гамаке фальшиво пел “твой малыш растет не по годам”.
Столько раз за свою жизнь Кирилл складывал два и два и получал именно то, что нужно, но никогда от его арифметических способностей не зависела ничья жизнь, а теперь – зависит.
Что там надумает мудрая машина, которую Настя должна привезти из Питера? Что она скажет? Каким ей увидится мозг Сергея – живым или мертвым?
Как раз об этом думать было нельзя, но только об этом Кирилл и думал и уже не говорил себе, что это не его проблемы.
Завтра же он купит Насте мобильный телефон. Уехала – и он даже не может позвонить и спросить, как там дела! И он должен мучиться, слоняться по притихшему дому, держать елку за лапу и есть себя поедом, что так и не смог ничего понять.
Ну ладно, сказал он своей голове, стиснутой обручем боли, посмотрим, кто кого.
Итак.
Зеркало. Запись в дневнике. Фотографии. Пепел в камине. Это первая часть.
Вторая – это ночной разговор Сергея в саду.
Третья часть – велосипедный насос, его собственное полотенце на веревке и бутылка водки.
Удар доской по голове совсем из другой оперы, и эта опера как раз сыграна от начала и до конца. Нет, пожалуй, еще не до конца. Она приближается к финалу, и финал будет совсем не тот, который задумал гениальный композитор. Кирилл перепишет финал и сам его исполнит. Это просто.
Есть еще семейная легенда про клад, вырванные страницы и странное обстоятельство, никак не объяснимое: три месяца назад Настина бабушка уволила домработницу, которая прослужила у нее лет тридцать. Почему?
Почему?!
Он вышел в коридор и остановился посредине, сунув руки в карманы. Это была старая привычка, с которой он боролся. Он всегда засовывал руки в карманы, когда был не уверен в себе или чего-то боялся. Однажды математичка записала в дневнике: “Разговаривал с учителем, держа руки в карманах”, и отец потом проводил с ним беседу о правильном поведении в обществе. Наверное, он еще где-то лежит, этот дневник.
Вот идиотизм.
Внезапно свинцовый шар в голове вспыхнул и разлетелся на мелкие кусочки, освобождая ее от боли. Адреналин ударил по глазам.
Да. Да, конечно.
Сто лет назад нужно было посмотреть этот проклятый дневник! Как он мог забыть.
Он ворвался в кабинет, захлопнул за собой дверь и стал бешено рыться в ящиках стола. Настя не могла его выбросить. Не могла.
"Бабушка всю жизнь вела дневник, – вспомнилось ему. – Обыкновенные школьные тетрадочки. По одной на каждый месяц. А потом она их сжигала в камине”.
Ему попадались какие-то бумаги, он быстро взглядывал и швырял их на пол. Все это было не то, не то!..
Он увидел дневник, как водится, в самую последнюю очередь. И прямо на полу стал его листать, чуть не разрывая страницы.
Очень быстро он нашел все, что ему требовалось, и даже завыл от злости – так все оказалось просто.
Как просто! А он не мог сообразить такой простой вещи!
Почему он не купил Насте мобильный телефон?! Он позвонил бы и сказал ей, что наконец-то он все понял.
Нет, нужно успокоиться.
Все вдруг стало на свои места, и ему было странно, что он не смог разглядеть этого с самого начала.