– Воля ваша. – Кирилл отпустил Владика и вытер о штаны руку. Не ту, которая была измазана кровью, а ту, которой держал его за шиворот. – Так что ты правильно пришел, Гриша. Молодец. Только все-таки зря ты меня по голове лупил.
– Это он? – спросила Настя. – Он тебя тогда ударил?
– Я, – сознался Гриша, – я ведь думал, что ее родные не пускают. Про уголовника я не догадался, конечно, думал, просто так, не хотят. Я же не подарок судьбы, – и он серьезно взглянул на Соню, которая тряслась как в ознобе. – Нога у меня… И работа не так чтобы очень красивая. Мастерская у нас, – зачем-то объяснил он семье, – мы с другом вдвоем рамы делаем на заказ. Кто богатый и хочет непременно, чтобы рамы были из дуба или там из березы карельской. Мы делаем и продаем. Жить можно. Только на “Мерседес” я пока не заработал.
– А на что заработал? – вдруг спросил Дмитрий Павлович, и Гриша обстоятельно объяснил:
– На “Ниву”. Хорошая машина. Надежная, и собаку удобно возить.
– А Кирилла зачем стукнул? – Это Настя вступила. За спинками кресел она пробралась к Соне и взяла ее за руку.
– От злости. Я думал, это опять за ней следит кто-то. Думал, хоть ночью дадут поговорить, и не вышло. Думал, проучу, как следить за ней!.. Она-то как увидала, что я его стукнул, так чуть сама не умерла. Уйди, говорит, не показывайся больше, знать тебя не хочу! Я не знал про уголовника-то…
– Этого не может быть, – пробормотала Соня, – не может этого быть.
– Да, – вспомнил Кирилл, – ожерелье. Ожерелье, дорогая тетя Александра, осталось в мастерской, так что вряд ли теперь вам удастся его заполучить. Это Владик звонил? Вы его надоумили?
– Пошел ты, щенок, – сказала тетя, – она еще подавится этими камнями. Она и ее недоумок. Пусть забирают и катятся. Мне не нужна такая дочь. Так и знай, – она повернулась к Соне и потрясла у нее перед носом пальцем, похожим на сардельку, – матери у тебя больше нет! Променяла ты мать на чужого мерзавца! И ничего у тебя с ним не выйдет. Никогда. Это уж я тебе точно говорю, потому что знаю тебя, идиотину!..
– Сонечка, сядь, – попросила Настя и пододвинула кресло, – сядь, пожалуйста, и не слушай ты ее!..
– Как же это? – вдруг спросила у нее Соня. – Почему? За что?
– За то, что такая дура, – ответила тетя Александра и отвернулась.
– С этим все ясно, – быстро проговорил Кирилл, – все выскажутся попозже, во время прений. Переходим к основному вопросу повестки дня.
Он нервничал и понимал, что говорит что-то не то, но у него не было сил на политес.
– Агриппина Тихоновна не роняла в воду фен. Она умерла от электрического разряда, не имевшего отношения к фену. Сначала я увидел, что пробки выбило как-то странно, а потом Настя сказала, что фен, который бабушка якобы уронила, вовсе не тот, который она подарила ей на день рождения. У нее был только один. Значит, убийца забрал ее фен себе, а в ванну сунул какой-то другой. Я не знаю, зачем он это сделал, от жадности, или по глупости, или по недосмотру, но Настя догадалась, что бабушку убили, и таким образом я оказался в вашем доме. Настя хотела разобраться в этом, и я должен был ей помочь.
– То есть ты на самом деле не тот Кирилл, которого видела мама? – уточнила Нина Павловна.
– Нет. Не тот. Но это совершенно неважно. Настя показала мне бабушкин дневник, где было написано среди прочего, что ее беспокоят Настя, Сергей и Людочка. С Настей и Сергеем все более или менее ясно. Из-за Насти она беспокоилась потому, что та встречалась с Кирой, а бабушка считала, что он дрянь.
– Кира – это тот, другой Кирилл, – объяснила Настя, не выпуская Сонину руку. Кириллу хотелось, чтобы она слушала его, но она слушала плохо, все смотрела на Соню, как будто контролируя ее и опасаясь, что с ней все еще что-то может случиться.
– А Сережка? – спросила Нина Павловна.
– Сергей влюблен в Мусю, – бухнул Кирилл, и Нина Павловна вытаращила глаза, – и бабушка об этом знала. Вообще, ваша бабушка была женщиной необыкновенной. Во всех отношениях.
– Развратница, мразь, змея, – холодно сказала тетя Александра, глядя в пол. Как-то так получилось, что все отодвинулись от нее, она сидела одна, вокруг нее было пусто и морозно, как на Северном полюсе.
Некрасивая злая женщина посреди Северного полюса.
– Муся, – дрожащим голосом спросила Нина Павловна, – это правда?
Муся молчала, сосредоточенно вытирая руки льняным полотенчиком для посуды. У нее было угрюмое и напряженное лицо.
– Нина, не волнуйся, – Юлия Витальевна заглянула ей в лицо. – Кирилл, говорите быстрее, мы же не железные!..
– Я не знал, кто такая Людочка. В семье нет человека с таким именем. Настя сказала, что и не было никогда. Тем не менее Агриппина Тихоновна написала ее имя вместе с именами внуков. Значит, эта самая Людочка все-таки была близким человеком.
– Кирилл, это все очень хорошо и совершенно в духе Агаты Кристи, но я не понимаю, зачем вообще нужно было… убивать маму? – вступил Дмитрий Павлович. Вид у него был растерянный и сердитый.
– Не мешайте, дядя Дима, – сказала Света с досадой, – он же пытается объяснить.
– У вашей матери были деньги, Дмитрий Павлович. Я не понимаю, почему вы никогда не задавались вопросом, на что, собственно, она живет полвека после смерти мужа. На что покупает машины. На что содержит домработницу. На что ездит на курорты и помогает внукам.
– Фр-р, – злорадно выдохнула тетя Александра, – моя сестра была содержанкой, безнравственной и развратной тварью.
– У нее были средства, – повторил Кирилл, – Сонино ожерелье стоит под сто тысяч долларов. Откуда оно взялось у бабушки?
Тут произошла катастрофа.
Тетя Александра вдруг выпучила глаза, почернела, и праведный инквизиторский гнев переродился в тяжкое, огромное, нечеловеческое изумление.
– Ско-о-олько? – провыла она. – Сто-о-о? Сто тысяч?! Сонькино?! Сто тысяч долларов?!
Подбородки затряслись, шея вытянулась, и она что есть силы пнула стул, на котором горбился совершенно несчастный Владик. Стул упал, и Владик повалился вместе с ним. Света отскочила в сторону, как будто на нее опрокинули банку с пауками.
– Что ты мне врал, скотина?! Ты… ты сказал – тысяча! Ты… ты хотел… прикарманить?! Обмануть?! Меня?!
Владик захныкал, пополз по полу и спрятался за Свету.
– Соня! – тоненько крикнул он из-за Светы. – Соня, скажи ей!..
– Света, дай ему воды, – распорядилась Нина Павловна.
Тетя Александра изменила цвет лица с черного на бурно-лиловый, под цвет халата, и стала натурально хрипеть и ломать руки. Кресло скрипело под ней и ходило ходуном.
– Потом мне рассказали про клад, – продолжил Кирилл, тетя Александра больше его не интересовала, – Нина Павловна рассказала. В детстве они играли в кладоискателей, и бабушка очень рассердилась, когда застала их за этим занятием.
– Это глупости, – сказал Дмитрий Павлович убежденно, – детские глупости, и больше ничего.
– Нет. Клад действительно был. И его на самом деле привезли из Германии ваш отец и его друг. И именно на эти деньги Агриппина Тихоновна жила всю жизнь.
– 3-з-змея… – шипела тетя Александра, – хищ-щница!..
– Был клад. Он был спрятан в доме, и о том, где он спрятан, знали три человека – бабушка, дед и Яков, тот самый близкий друг. Потом появился еще один – четвертый человек, который решил забрать его себе. Но этот четвертый знал только о том, что клад существует. Он должен был его найти. Сергей показывал мне арабские книги, которые так нравились ему, когда он был маленький. Это книги Якова. Яков почему-то отдал их вашей бабушке, а не оставил в собственной семье. То ли он любил ее, то ли очень дружил с дедом – вряд ли сейчас можно сказать наверняка. Так или иначе, книги простояли в шкафу семьдесят лет или около того, и, когда мы с Сергеем их смотрели, оказалось, что в одной книге не хватает страниц. Я не мог понять, какой смысл выдирать листы из книги столетней давности, пока не сообразил, что, может, дед и Яков именно на этих листах нарисовали план, как найти клад. Вот это была совершенно гениальная мысль. Ни один следователь и энкавэдэшник не догадался бы. Они по-русски-то едва разумели, не то что по-арабски! Даже если бы забрали все, старые арабские сказки скорее всего уцелели бы – кому они нужны! Сергей не помнил, что там было написано или нарисовано, но там был именно план.
И он исчез. Четвертый человек подошел совсем близко к цели.
Все молчали, и только дышала на крыльце громадная черная собачища. Кирилл посмотрел на нее. Ему было завидно – собачище не нужно было ничего объяснять.
– Скорее всего, заполучив листы, он ничего не понял. Книга-то арабская, и Яков мог написать что-то именно по-арабски. Я случайно услышал, как Сергей говорил кому-то в саду, что он завтра во всем разберется и что это какая-то ерунда. Он говорил с ним, с этим четвертым человеком. Сергей должен был прочитать текст, но он сказал, что это никакой не текст. Вряд ли Сергей понял, что это за бумажки и какое они имеют значение, но он моментально стал опасен. Он не отстал бы, пока не разобрался. Он даже сказал: я завтра во всем разберусь. Его нужно было убить.
Он перевел дыхание, потому что перед глазами опять всплыла голая голубоватая нога в темной воде и камень, обросший водорослями.
– Его оглушили, – сказал он безжалостно. – Или придушили, я в этих вопросах не специалист. Накачали в легкие воды, чтобы все было правдоподобно. Я ночью ушиб ногу о насос, который валялся в кухне. Насос был мокрый. Потом отволокли в залив. Если б я не проснулся и не спустился вниз, если б Гриша не шатался ночью по берегу, если б мы случайно не нашли Сергея, он бы… умер. Пока мы ковырялись в заливе, здесь все привели в порядок – насос исчез, зато появились бутылка водки и мое мокрое полотенце. Как будто мы выпили и потащились геройствовать в воду. Никто, кроме меня, не знал, что Сергей никогда и ничего не пьет. Не может. И скрывает это от всех, поскольку считает, что это унизительно. Черт бы его побрал…
– Ну кто, кто?! – в полной тишине вдруг закричала Света. – Кто это?! Что ты все тянешь и тянешь, твою мать!..