Перспектива быть пойманными в далекой и мрачной Беллатюле привела Валентайна в ужас. Возвращаться назад в Пиурифаину было бессмысленно, а обходить провинцию метаморфов по обширному материку было бы медленно и рискованно. Но есть еще один вариант.
— Мы можем отвезти вас в Сувраель, милорд,— сказали капитаны.— Драконы совсем не входят в южные воды, и путь свободен.
— Сувраель?
С первого взгляда идея казалась странной. Но потом Валентайн подумал: "А почему бы нет? Помощь Баржазидов может быть ценной. Конечно, ею не следует пренебрегать. И, возможно, есть какой-то морской путь от южного материка к Острову или к Альханроелю, который выведет его из зоны, осажденной буйными морскими драконами. Да. Да. Итак, в Сувраель".
Путешествие было коротким. И вот флот торговых судов Беллатюли, уверенно двигающихся навстречу обжигающему южному ветру, входит в порт Талагаи.
Город изнывал от дневной духоты. Это было мрачное место, хаос безвкусицы, грязно-серые здания высотой в один-два этажа тянулись вдоль берега и проникали вглубь до гряды низких холмов, являющихся границей между прибрежной равниной и жестокой внутренней пустыней. Когда королевскую группу сопровождали на берег, Карабелла испуганно посмотрела на Валентайна. Он ободряюще улыбнулся ей, но без особой убедительности. Гора Замка, казалось, находилась теперь на расстоянии не в десять тысяч, а десять миллионов миль.
Но пять чудесных плавунов, украшенных жирными полосами пурпурного и желтого тонов, цветов Короля Снов, ждали во дворе таможни. Охранники в ливреях тех же тонов стояли перед ними, и когда Валентайн и Карабелла приблизились, высокий, сильный мужчина с густой черной бородой, слегка посеребренной, вышел из плавуна и медленно пошел к ним, слегка прихрамывая.
Валентайн хорошо помнил эту хромоту, поскольку когда-то это была его хромота. Как и тело, которое имел этот чернобородый мужчина Доминин Баржазид, бывший узурпатор, по приказу которого лорд Валентайн был закован в тело какого-то неизвестного златоволосого человека, чтобы Баржазид, выдал тело Валентайна за свое собственное, мог править под видом Валентайна на Горе Замка. И хромота была делом давних лет. В молодости он повредил ногу по глупой случайности, когда ехал верхом с Элидатом в Пигмейском лесу под Амблеморном на Горе.
— Милорд, добро пожаловать,— сказал Доминин Баржазид с большой теплотой.— Вы оказали нам большую честь своим визитом, которого мы ждали так много лет.
Покорно он передал Валентайну знак лучистой звезды трясущимися руками, что не ускользнуло от взгляда Коронованного. Валентайн сам растрогался. Было необычно и волнующе снова видеть свое первое тело, которым теперь обладал другой. Он и не пытался вернуть это тело после поражения Доминина, но все равно испытал сильное замешательство, когда увидел чужую душу, отражающуюся в его глазах. Также с волнением смотрел он на бывшего узурпатора, полностью очистившегося от своей измены, такого искреннего в своем гостеприимстве.
Были такие, кто хотел предать Доминина смерти за его преступление, но Валентайн никогда не проявлял желания поощрять такие разговоры. Возможно, какой-то варварский король в далеком доисторическом прошлом и казнил своих врагов, но никакое преступление, даже покушение на жизнь Коронованного не влекло такое суровое наказание в Маджипуре. Кроме того, падший Доминин сошел с ума, потрясенный открытием, что его отец, предполагаемый Король Снов, в действительности был самозванец-метаморф.
Было бы бессмысленно подвергать наказанию такое раздерганное создание. Валентайн, вернувшись на трон, простил Доминина и передал членам его семьи, так что он мог вернуться в Сувраель. Там он медленно поправлялся. Несколько лет спустя он добивался разрешения приехать в Замок, чтобы просить о прощении Коронованного. "У тебя уже есть мое прощение",— ответил Валентайн. Однако Доминин все же приехал и на аудиенции в Конфалюмском тронном зале искренне и смиренно опустился на колени и снял тяжесть измены со своей души.
"Теперь,— думал Валентайн,— обстоятельства снова круто изменились, я в имении Доминина, и я не просто изгнанник".
Доминин сказал:
— Мой королевский брат Минакс послал меня, милорд, чтобы проводить вас во Дворец Баржазидов, где вы будете нашим гостем. Вы поедете со мной в первом плавуне.
Дворец находился далеко за Талагаи, в жестокой и скорбной долине. Валентайн снова и снова видел его в снах: зловещая, угрожающая конструкция из темного камня, увенчанная множеством остроконечных башен и изогнутых перил. Безусловно, оно было спроектировано, чтобы устрашить глаз и внушить ужас.
— Как отвратительно! — прошептала Карабелла, когда они приблизились к нему.
— Подожди,— сказал Валентайн.— Только подожди!
Они проехали через большие мрачные опускные ворота и очутились в месте, которое изнутри было разительным контрастом отталкивающему, вызывающему отвращение внешнему виду. Просторный внутренний двор отражал мягкую музыку струящихся фонтанов, и прохладный благоухающий воздух сменил горчащую духоту внешнего мира. Как только Валентайн вышел из плавуна под руку с Карабеллой, он увидел слуг, ожидавших с охлажденными винами и щербетом, и услышал музыкантов, игравших на изысканных инструментах. В середине стояли в ожидании две фигуры, одетые в свободные белые одежды. Один с мягким добрым лицом, бледный, с округлым животом; другой худой, с ястребиным лицом, загорелый, почти черный от солнца пустыни. На лбу человека с ястребиным лицом сверкала золотая диадема, которая выделяла его как Силу Маджипуры. Валентайну вряд ли нужно было говорить, что это был Минакс Баржазид, ставший Королем Снов вместо своего умершего отца. Другой мужчина, с более мягким лицом, был, вероятно, его брат Кристоф. Оба сделали знак лучистой звезды, и Минакс вышел вперед, чтобы подать Валентайну чашу охлажденного голубого вина.
— Милорд,— сказал он,— в суровое время вы посетили нас. Но мы радостно приветствуем вас, несмотря на неблагоприятные обстоятельства. Мы в неоплатном долгу у вас, милорд. Все, что есть у нас,— ваше. И все, чем мы располагаем, к вашим услугам.
Очевидно, это была речь, которую он тщательно подготовил, а отточенные фразы были отрепетированы. Потом Король Снов наклонился вперед, и когда его жесткие блестящие глаза встретились с глазами Коронованного, он сказал уже более глубоким и интимным голосом:
— Вы можете найти здесь убежище так долго, как пожелаете.
Валентайн тихо ответил:
— Вы неправильно меня поняли, Ваше Величество. Я приехал сюда не искать убежище, а просить вашей помощи в предстоящем сражении.
Король Снов, казалось, был удивлен этим:
— Я, конечно, вам помогу. Но вы действительно надеетесь, что мы сможем освободиться от смятения, охватившего нас? Я должен сказать вам, милорд, что я очень внимательно следил за миром через это,— он дотронулся до диадемы, олицетворяющей Силу,— и я не вижу, милорд, никакой надежды, даже самой маленькой.
За час до сумерек пение началось снова в центре Ни-мои, тысячи или сотни тысяч голосов выкрикивали с огромной силой:
— Талимон! Талимон! Лорд Талимон! Талимон! Талимон!
Звук этого неистового, ликующего крика катился по склонам удаленного Жимбелукского района и доносился до тихих окрестностей Парка Мифических животных, как огромная неудержимая волна.
Уже третий день как начались Демонстрации в честь нового Коронованного, и сегодняшние беспорядки были самыми неистовыми. Вполне вероятно, что они сопровождались бесчинствами, грабежами, повсеместными разрушениями. Но это почти не беспокоило Ярмуза Хитайна. И без того это был один из самых ужасных дней, которые он пережил за долгий срок своего пребывания в должности хранителя Парка, ниспровержение всего, что он считал правильным, рациональным и разумным. Так зачем ему беспокоиться о незначительном шуме, поднятом какими-то дураками в городе?
На рассвете этого дня Ярмуз Хитайн был разбужен самым юным помощником хранителя, который сказал ему робко:
— Вингол Наила вернулся, сэр. Он ждет у восточных ворот.
— Он много привез с собой?
— О, да, сэр! Три полных грузовых плавуна, сэр!
— Я сейчас буду,— сказал Ярмуз Хитайн.
Вингол Наила, главный полевой зоолог парка, последние пять месяцев исследовал зараженные северные районы центрального Зимроеля. Он не был человеком, которого Ярмуз Хитайн очень любил, поскольку был склонен к нахальству и надменному самодовольству, и всякий раз, когда он подвергался смертельной опасности, преследуя ка кого-нибудь неуловимого животного, он делал все для того, чтобы каждому стало известно, насколько смертельной была эта опасность. Но профессионалом он был превосходным, выдающимся собирателем диких животных, неутомимым, бесстрашным. Как только начали поступать сведения, что незнакомые и нелепые существа вызывают опустошение
в регионе между Хинтором и Дулорном, Наила, не теряя времени, снарядил экспедицию.
Экспедиция была успешной. Когда Ярмуз Хитайн прибыл к восточным воротам, он увидел Наила, с важным видом расхаживающего на другом конце энергетического поля, куда не допускались посторонние и где содержались редкие животные. За пределами этой зоны розовой дымки Наила наблюдал за разгрузкой огромного количества деревянных контейнеров, из которых доносилось всевозможное шипение, рычание, жужжание, повизгивание и поскуливание. Увидев Хитайна, Наила закричал:
— Хитайн! Вы не представляете, что я привез!
— А что вы привезли?
Процесс приема, казалось, уже начался: все работники, которые еще остались, проносили животных Наила в ящиках через ворота к зданию приемного пункта, где их помещали в клетки, пока достаточно не изучат, чтобы отпустить в один из открытых вольеров.
— Осторожно! — кричал Наила, когда двое мужчин, приподнимая массивный контейнер, едва не уронили его на бок. — Если это животное вырвется на свободу, мы все об этом пожалеем, и вы в первую очередь!
Повернувшись к Ярмузу Хитайну, он сказал:
— Это действительно ужасное зрелище. Хищники — только хищники… Зубы, как ножи, когти, как бритвы. Я не понимаю, как мне удалось вернуться живым. Много раз казалось, что пришел мне конец, а я даже не записал ничего в Реестр Душ. Какая была бы потеря, какая потеря! Но вот я здесь. Идите, вы увидите сами.