– засмеялся Второй.– А где мы будем в Зону въезжать?
–Вы?– спрашиваю самым неприятным голосом, каким только умею.– Въезжать?
–Мы с вами.– Радость от общения со мной у Второго потихоньку начала проходить.– Войдем?
–Пешком. Через контрольно-пропускной.
–И там нас будут обыскивать?– Голос совсем сел, мне даже показалось, что страх в нем прозвучал.
–Нет, только запишут, кто, куда и насколько. Чтобы количество вошедших было равно количеству вышедших.– Я даже оглянулся назад, чтобы в лицо ему посмотреть, оценить смену выражений.
–А что, бывает, что и не выходят?
–Бывает.
–Это как?
–Ну… Один от группы специально отстал, забрел на Волшебную Полянку, лег и задремал. Пока спохватились, пока группу послали, пока группа его нашла… А там время идет быстрее. Вот он всю свою оставшуюся жизнь счастливо и дожил. За восемь часов. Так с улыбкой домой в гробу и поехал.
Второй закурил, пососал сигаретку задумчиво, но молчать долго не смог.
–А я вот слышал про Плеши… Не врут? И вправду можно от счастья умереть?
–Не врут. Но тут ничего страшного. Одно плохо – там тело и остается, забрать его никак не получается. Пару раз попытались кошкой зацепить да вытащить, только счастье по веревке, как электрический разряд по цепи, и врезало обоим. Первый просто в кому впал с улыбкой на лице, а второй – взял и выключился. Сердце не выдержало. Так что, дорогой багаж, ты уж постарайся не умничать, по сторонам не бегать. Отлить захочешь – меня предупреди, я тебе место покажу.
–А я слышал, что запрещено там нужду справлять.
–Это ты про закон «Не сри на счастье»,– уточнил я.– Забудь. Нет там дерьма, исчезает. Идешь туда, кучу навалишь, а обратно – уже и нет ничего. И вообще, когда снится дерьмо, то это к счастью. Но и тут бывает всякое, например, если на тебя там птичка капнет, то тут же это сокровище нужно смыть большим количеством воды. Иначе рискуешь подсесть на радость полета. И не на самолете, а, типа, в окно и без парашюта. Вот ничего другого тебе счастья не принесет, как только полет с ускорением свободного падения. Бывает так, что и психиатр не помогает, так человек всю жизнь под замком сидит да с кровати в лечебнице прыгает. Если успеют в нее его закрыть.
Все. Началось. Экскурсия, твою мать. Теперь я, пока ему всех историй про Зону не расскажу – не успокоюсь. Рефлекс такой, мать его так. Когда люди Мосла водят клиентов, у них это называется инструктажем. А у меня – словесный понос. И ничего не поделаешь.
Так мы пока до контрольно-пропускного доехали, я ему успел и про Бродягу рассказать, и о «ведьмином студне», о пухе и прочих забавных штуках поведать успел. Смотрю – Второй погрустнел, на желваках красное проступило, а вот Первый – каким был, таким и остался.
Как нервничал за столиком, так и дергается. Тихо, мужественно и почти незаметно. Лучше бы уж, как напарник, переживал и расспрашивал. Не люблю я молчунов. В Зоне не люблю. В обычное время и в обычном месте я лишнее слово и сам могу в глотку вбить бестолковому, но чтобы за счастьем идти вот так, как к дантисту,– напрягает меня это. Мысли разные и все больше неприятные появляются.
Так что я мысленно свое внимание и ожидание неприятностей разделил между соискателями как шестьдесят процентов и сорок.
На КПП было людно, сталкеры топтались в стороне, пока их клиенты записывались в амбарную книгу у дежурного. Сегодня пунктом командовал Голландец, потому очередь, которая и обычно шла не слишком живо, двигалась совсем уж медленно.
Я приказал Первому отогнать машину на стоянку, заплатить, потом взять свое носимое имущество и становиться в очередь. Стоять и меня не беспокоить.
Приказал, а сам подошел к парням, молча залез в карман к Дзыге, взял сигарету, отобрал бычок у Длинного и прикурил.
–Привет, Блондин,– сказал Дзыга.– А ты тут чего? У тебя же сегодня выходной.
–Был. Спасибо Жан-Люку, подбросил клиентов.
Ну, загудели сталкеры, тогда – конечно. Если Жан-Люк, тогда понятно. Жан-Люк туфту не гонит, клиент от него всегда жирный и смачный. И не всем. Из стоящих возле КПП только я да еще вот Дзыга иногда от канадца заказы получает.
–А вот ты скажи, Блондин,– в который раз завел старую шарманку Чупа.– Отчего это только тебе канадец заработок подгоняет?
–А не нужно экономить заварку, евреи,– отвечаю такой же старой шуткой известному жмоту.– Ты, небось, своему агенту отдаешь процента полтора, не больше…
–А ты?
Я сделал страшное лицо, поманил Чупу к себе и громким шепотом сообщил, что лично я подписал кровью договор с Жан-Люком, по которому отдаю ему девяносто процентов гонорара. И весь хабар.
–Ну да?– в очередной раз купился Чупа и почесал рукой в затылке.– А живешь на что?
Пока остальные ржали, меня в сторону отвел Стукарик и сообщил, что Мосол врал, будто скоро получит генеральную лицензию на все экскурсии в Зону и тогда сталкеры либо к нему на поклон пойдут, либо поедут по путевкам Агентства по переселению.
–Угу,– согласился я.– Зону забором колючим обнесет, пулеметы поставит… Ему придется сотню наших государственных законов переписать, да еще и десяток постановлений Организации Объединенных Наций.
–Думаешь, врет?
–А что тут думать?
Тут парни разом повернули головы, резко так, будто в женской раздевалке стенка обвалилась и нужно срочно сиськи рассмотреть, пока девки прикрыться не успели. Только это не стена, это мои клиенты пришли.
Ну, точно верблюды. У каждого за спиной рюкзак выше головы и еще сумка у каждого в руке – здоровенная такая, спортивная. Я когда по молодости в хоккей играл, у меня в такую вся амуниция входила, только клюшка снаружи торчала.
Все, конечно, развеселились. Кто про экспедицию на северный полюс, кто про переезд в Зону на постоянное жительство интересуется, только мне на все наплевать. На все. Хотят тащить – пусть тащат. Сломаются на втором километре – на здоровье, деньги уже у меня, возврат не предусмотрен, максимум, что им полагается,– вызов дежурной «калоши» за их собственный счет.
Так что парни поржали-поржали, да и вернулись к обсуждению перспектив зацепить какую-нибудь бабенку из туристов. И каждый уже присмотрел себе. Хотя, конечно, это не они себе присмотрели, а на них глаз положили. Группы, правда, у них у всех большие, идут на пару часов, первое погружение, так сказать, уединиться один черт не получится, но в номере после возвращения им наверняка начнут наперебой делать предложения поделиться своим счастьем с приезжей исключительно одинокой женщиной.
Они бы и дальше пускали слюну по этому сладкому, хоть и слегка поднадоевшему, поводу, как сверху, с вышки, грянул сирена. И не уйди-уйди общего внимания, не перезвон «прослушайте объявление», а вполне себе настоящий ревун.
У меня аж зубы зачесались, Чупа присел чуть на корточки, а Стукарик заматерился длинно и затейливо, как только он один и умеет.
Соискатели, мать их так, головами покрутили и стоят себе дальше. Понятное дело, им-то о таких штуках не говорят. И в газетах с журналами про такое не пишут. И что писать? Что один раз в полгода, плюс-минус месяц, из Зоны выходит Голем?
Во-первых, всего только один раз в полгода. Во-вторых, чаще всего в месте необитаемом, возле завода, например, или за Гремящими Ключами. И, в-третьих, ровно через час после пересечения границы Зоны голем этот расползается в ком мокрой глины, которая еще через час испаряется без вреда для окружающих. Но если голем за этот час успеет до кого-то из людей дотронуться, или просто ближе чем в метре пройти, то человека лучше всего добить. Пока он сам не покончил с собой от безысходности и разочарования.
Какой-то головастик по пьяному делу болтал в «Тошниловке», что типа как Зона счастья не дает. Что счастье – это отсутствие несчастья, не более того. И Зона не счастье дает, а несчастье из людей выкачивает и в «големов» прессует, когда много несчастий набирается. Они выходят за Зону, там распадаются, отдавая несчастья обратно. Такой вот круговорот.
Головастику морду сталкеры, ясное дело, начистили и в тот вечер нажрались уж особенно страстно, ведь каждый где-то в глубине души надеялся, что приносит людям пользу. Делает мир счастливее. Даже Мосол, наверняка, прячется иногда в сортире своем мраморном и плачет от умиления и восторга по поводу своего служения человечеству.
А тут такие, блин, гипотезы.
На следующей неделе зацепили господина старшего лаборанта из Института, напоили и стали выспрашивать, что там ученые по этому поводу думают. Лаборанта потом пришлось отвозить домой на такси в бесчувственном состоянии, но общую мысль в его рассуждениях уловили. Общие научные предположения сводились: «А хрен его знает!», что в принципе совпадало с мировоззрением сталкеров по вопросу «големов» и всей Зоны в целом. И, что самое главное, позволяло продолжать считать себя хорошим человеком.
В общем, с «големами» можно было жить. Только вот этот конкретный правил не знал. И вышел, скотина, прямо к КПП, да еще с утра, да еще и в рабочий день.
Хорошо еще, что его засекли на подходе к границе Зоны.
Из будочки КПП выбежал Голландец, придерживая каску, посмотрел в сторону «голема» и бросился опускать шлагбаум. Выглядело это глупо, хотя на самом деле горизонтальное препятствие «голем» обходить не умел, упирался грудью или животом и продолжал шагать на месте, мерзко хлюпая подошвами о землю и распространяя вокруг себя запах сгоревшей солярки.
Соискатели действия Голландца заметили, естественно, ни хрена не поняли и решили, что официальное лицо собирается закрыть по какой-то причине доступ к уже оплаченному счастью. А в договорах, между прочим, значилось, что форс-мажорные обстоятельства не являются причиной возврата денег.
–Послушайте, сержант!– провозгласила дородная дама в обтягивающих корму спортивных штанах и в ярко-оранжевой футболке на голое тело.– Если вы полагаете, что…
Сталкеры заржали в предвкушении.
Это дама полагала, что может чего-то взять голосом. Голландец, кото