Вода в бассейнах налилась свинцом и почти не курилась. В чаше побольше плавало тело с темными распущенными волосами, нагое и белое. Хиллер вздрогнул и споткнулся. Не удержавшись на крутом склоне, больно сел на задницу и последние несколько шагов прокатился в ливне щебенки и пыли. Поднявшись, поспешно захромал к источнику. Утопленницы в нем не было. Зато над водой, тихо гудя, висел Золотой Шар.
–Счастье для всех, даром,– хрипло сказал Хиллер, не понимая, что говорит вслух.
Он сунул руки в карманы, как тот, второй, в котловане, и подошел к Шару осторожно, с опаской. Сразу стало видно, какой этот Шар тяжелый. Нет, он не висел в воздухе. Он прессовал воздух под собой, воздух и воду, и они становились плотней и тверже камня.
–Счастье для всех. А что есть счастье, если не исполнение желаний? Каждому – по Золотому Шару. Даром, и пусть никто не уйдет обиженный!
Обернув лицо к ржавому небу, обметанному закатной коростой, Хиллер расхохотался. Неожиданно ему стало легко, легче, чем за все прошедшие с того днядвадцать два года. Можно было все. Можно было сделать так, чтобы никогда не существовало печи с тугой заслонкой и красным жаром внутри. Не было нагого тела в бассейне, не было тонкой ступни с беспомощно выступающими костяшками, торчавшей из пластикового мешка. Ничего этого не было, как не было и Посещения, и самой Зоны, и того плачущего старика на дороге, и голубых касок, и тусклых институтских коридоров, и стонов пифий, и жадного любопытства, и алчности, и куража, и страха…
–Я хочу,– выдохнул Хиллер, глядя в ободранное до крови небо,– я хочу, чтобы пришел Мусорщик!
Владимир АреневДевять тысяч сто семь
Придумать можно всё что угодно.
На самом деле никогда не бывает так, как придумывают.
1
Было ровно семь утра, когда дверь наконец открылась и в «Золотой Шар» вошёл сухопарый седой мужчина. Внутри сразу сделалось сыро и неуютно, рокот водосточной трубы заполнил всё пространство и оборвал всякие споры. Мужчина пересёк зал, оставляя за собой тёмные отпечатки следов, пожал руку бармену и кивнул собравшимся у стойки:
–Машина на улице. Загружайтесь.
Бармен с усталой улыбкой наблюдал, как они нервно складывают вещи.
–Погодка ни к чёрту, а?
–Нормальная,– сказал седой.– Через час развиднеется, и всё будет в лучшем виде.
–Налить?
–Сам знаешь. Может, на обратном пути.
Бармен знал. Он дождался, пока последний из чужаков, перекосившись под тяжестью рюкзака, вывалится наружу, и тогда спросил:
–Как внука-то назвали?
–Внука?– Седой резко обернулся и, щуря глаза, поглядел ему в лицо.– Не врёшь? Ну…– он покачал головой,– ну!.. Когда?
–Вчера днём,– усмехнулся бармен.– Поздравить твоих?
–Цветы купи, два букета. Вот таких! Один отправь Мартышке в роддом, другой я вечером заберу для Гуты.
Грохот воды снова посвежел, в двери возникло круглое, как блин, лицо.
–Уже иду,– сказал седой.
Лицо исчезло.
–Не ходил бы ты сегодня,– тихо произнёс бармен, повернувшись к седому спиной и щёлкая выключателями. Гроздья разноцветных лампочек гасли по залу, словно гирлянды на ёлке.– Твоё дело, конечно. Но группа, по-моему, дёрганая.
–Все они дёрганые,– сказал седой.– Других не бывает. Так не забудь: два букета. Ну…– повторил он, хлопнув ладонью по стойке…– да!.. Это ты меня порадовал, бокалья душа!
–Иди уже. Ни пуха.
Дёрганые или нет, но вещи они в багажник сложили. Теперь стояли возле джипа, прямо в лужах. Однорукий парень накинул на голову капюшон, обе женщины спрятались под широченным малиновым зонтом, а блинолицый мужчина топтался поодаль, то и дело с бодрой улыбочкой проводя ладонью по мокрой лысине.
–Садитесь,– велел им седой,– открыто.
Сел сам, вставил в аккумуляторное гнездо чёрную палочку «этака» и погнал машину по пустым улицам, расплёскивая лужи и проскакивая под мигающими жёлтым светофорами. Дома громоздились тёмными бельмастыми коробками, кое-где их перечёркивали растяжки: «РЕКОНСТРУКЦИЯ… ПОД КЛЮЧ… СКИДКИ…»
–Мы, конечно, знаем, как вас зовут,– сказала, кашлянув, одна из женщин – та, что пониже и постарше, похожая на типичную домработницу из телесериала.– Но всё-таки… А может, нам представиться?
–Не нужно,– сказал седой.
–Не по-человечески как-то… А может, документы наши нужны… или анкета? Не можете же вы кого попало…
–Что значит «кого попало»?!– взорвался лысый.– Что вы всю дорогу с этим своим «кого попало»? Говорите за себя! Вот вы,– грузно повернулся он к женщине, сидевшей между ним и домработницей,– вот вы – кто попало?! А?!
–Нет,– тихо и твёрдо сказала та. Строгий костюм и лакированно-вежливое выражение лица верней любого диплома подтверждали: в должности офисного управляющего дама съела не один пуд соли. И не одного соперника.
Она снисходительно взглянула на лысого:
–Я не кто попало.
–Тогда, может, вы, молодой человек?
Парень бросил вопросительный взгляд на седого и покачал головой.
–Так и я, чтоб вы наконец запомнили, не кто попало. И к чему эти ваши разговоры?
–Ну а если вдруг…– Домработница поджала губы и нахмурилась.– Мало ли кто захочет туда пойти. И мало ли что он потом там…– Она оборвала себя и гневно посмотрела в зеркальце заднего вида. Седой глядел на неё, едва заметно улыбаясь.– По-вашему, это смешно, господин Шухарт?
–Ни капли.
–Почему вы тогда молчите?
Он пожал плечами.
–Послушайте,– сказал вдруг лысый,– мы всё понимаем. Вы профессионал, не первый год, этот ваш… в баре… он к нам наверняка пригляделся. Но что – правда бывают те, кого… кто… как вы вообще решаете?
–Ничего я не решаю,– ответил Шухарт.– Кто я такой, чтобы решать?
–Не может быть, чтобы вы… что, вообще всех?!
–Всех, кто доходит,– кивнул Шухарт.
–И все довольны?– не поверил лысый.– У всех… сбывается?
–Да какая вам разница?– тихо спросил однорукий парень.– «Всех», «не всех». Главное, чтобы у вас сбылось, разве нет?
–Я не для себя.– Лысый побледнел и как-то сразу осунулся.– Не для себя…
Они уже некоторое время мчались по окраинам, слева тянулся бетонный забор с блёклыми наколками граффити. Наконец Шухарт свернул с шоссе на куцый асфальтовый отрезок, упиравшийся в трёхметровые ворота. Он загнал машину под навес, дважды мигнул кому-то фарами и выщелкнул «этак» из гнезда.
–Пять минут на перебрать вещи,– сказал он, распахнув дверцу.– С собой – еды, чтобы один раз перекусить, какую-то воду, запасную пару тёплых носков. Всё остальное пусть лежит в машине, не украдут. Жду вас на проходной.
Он вытащил из-под сидения небольшой рюкзак, хлопнул дверцей и, набросив на голову капюшон, зашагал к кургузой коробке КПП.
По ту сторону запотевшего стекла проступали смутные силуэты, Шухарт постучал и сразу вошёл. Сдавленный дух кожзаменителя и пыльных бумаг мешался с ароматом свежих огурцов.
–О, господин Шухарт,– сказал, смешно выговаривая «р», молодой веснушчатый охранник.– Хотите бутерброд?
–Спасибо, Вадим, я позавтракал.
–Я ж тебе тыщу раз говорил,– хмыкнул Эрик.– Господин Шухарт всегда «позавтракал», и, вообще, он на работе, не приставай к человеку с ерундой.
–Болтливый ты стал, Викинг.
–Старею,– осклабился тот.– Одно радует, Рэд: эта сука тоже стареет. Может, я даже увижу, как она издохнет.
Эрик приехал в Хармонт, кажется, сто лет назад, с первыми «голубыми касками». Почти сразу в Зоне погибли его брат и лучший друг, с перерывом в полгода. Когда срок службы истёк, Эрик подписал контракт и остался здесь ещё на пять лет. Потом ещё и ещё, пока наконец не стал чем-то привычным, вроде этого забора с граффити. Если покойный Гуталин ненавидел Зону, что называется, по идейным соображениям, то ненависть Викинга была звериной, нутряной. Однажды Шухарт предложил ему: «Пошли. Сам знаешь: Шар…» Викинг коротко и недвусмысленно объяснил, куда именно может пойти чёртов Шухарт и куда следует ему засунуть свой Шар со своей Зоной, так, и растак, и разэтак. Тогдашний напарник Эрика аж «колой» подавился.
–Выпьешь хоть?– Эрик извлёк из-под стола плоскую тёмную бутылочку и поглядел на Шухарта с неприличной для своего возраста любознательностью.– За здоровье внука. А?
–На обратном пути,– пообещал Шухарт. Он повернул к себе учётный журнал, открыл на нужном месте и скупым почерком обозначил дату, время, поставил роспись.
Тотчас распахнулась дверь, и внутрь робко втиснулись «паломники».
–Вот здесь,– сказал им Шухарт.– Фамилию-имя, домашний адрес, телефоны родственников, «с правилами ознакомлены».– Подвинул журнал к лысому и дал ручку.
Эрик вышел их проводить до шлагбаума. Дождь закончился, на сетке забора висели капли – какие-то неуместно хрупкие, переливающиеся всеми оттенками рыжего. Забор был старый, за двадцать пять лет даже металл приходит в негодность, не то что люди. В некоторых секциях – тех, что подальше от ворот,– сетка была надорвана и свисала клочьями.
Широкая вытоптанная дорога начиналась прямо от шлагбаума. Трава вдоль обочин росла жёлтая и жухлая и тоже искрилась от росы.
Шухарт стоял рядом с Эриком и смотрел, как «паломники», пригнувшись, пролазят под облупленной линейкой шлагбаума.
–Ты бы поговорил с парнем, а?– сказал Викинг.– Имеет право, всё-таки…
Он вдруг запнулся, замер на полувдохе и весь как бы вытянулся по струнке, не меняя при этом позы, только в выражении глаз что-то переменилось, блеснуло. Как будто и на них попала роса.
Шухарт знал, что это. И Викинг знал, его предупреждали. Те, кто связал свою жизнь с Зоной… ни для кого такое не проходит бесследно, даже если просто сидишь у самой границы и за неё – ни-ни.
Через пару секунд Викинга отпустило. Он сдавленно глотнул, мотнул головой.
–Поговорю,– сказал ему Шухарт как ни в чём не бывало.– Вечером… обязательно.
–Ну да. «Вечером, обязательно». Хороший ты парень, Рэд…