— Убит командир четвертого орудия, — доложил ему телефонист. — Погиб помкомвзвода… Убиты командир третьего орудия и наводчик… Ранены заряжающие и замковые…
А фашистские бомбардировщики все продолжали наносить удары по двум беззащитным орудиям.
— Вышли из строя оба орудия, — передал телефонист, и связь оборвалась. Лукин послал связного с приказом второму взведу отойти в лес. Увидел, что десантные корабли вновь повернули к берегу.
— Первому огневому взводу занять открытую огневую позицию! — приказал он Спирину.
Артиллеристы быстро свернули орудия в походное положение и прицепили к ЗИСам. Машины поехали по проселочной дороге; за ними ползли гусеничные тракторы с прицепами, на которых находились снаряды. По дороге ехать было опасно: головную машину уже приметили «юнкерсы». Шофер свернул в лес и завилял между деревьями. Казалось удивительным, что он не задевает за стволы бортами или орудием. Впереди поднялись три высокие сосны. Машина встала.
— Поможем, товарищи! — перемахнул через борт Романюк. В руках у него оказался топор, и тут же первая сосна рухнула на землю. Артиллеристы взялись за топоры и пилы.
Андреев был удивлен, когда увидел в проливе множество катеров, барж, баркасов, шлюпок, и все они шли в Муху.
— Как сельдей в бочке! — выкрикнул Колыхалов. — Промахнуться трудно.
Артиллеристы торопливо установили орудие на заранее подготовленное место.
— К бою! — скомандовал Романюк.
Колыхалов вогнал в камору снаряд, Андреев закрыл затвор.
— Прямой наводкой!..
Наводчик Кочергин поймал в панораму шлюпку.
— Готово!
— Огонь!
Всплеск поднялся правее шлюпки.
— Промазал! — укорил наводчика Колыхалов. — Ты что, Андрюха, окосел на правый глаз, что ли? Да брось камень — не промахнешься.
Второй снаряд опять не достиг цели.
— Трубка шестнадцать, прицел сто двадцать! Два снаряда один за другим… Р-раз! И мимо! — потешался над наводчиком Колыхалов. — Ай да Яшка-артиллерист!
Кочергин не обращал внимания на заряжающего, к его шуткам он давно уже привык.
— Готово! — поймал он цель.
Третий снаряд прошил шлюпку, и она стала тонуть, Колыхалов ликовал.
— Вот что значит критика снизу! Помогла нашему наводчику.
Пристрелявшись, орудие начало поражать цели. Десантные суда боялись идти к берегу напрямик и пытались обойти батарею с флангов, но меткие залпы взвода достигали их и там.
На артиллеристов обрушилось звено бомбардировщиков. На бреющем полете самолеты пролетели над орудиями, посыпая землю мелкими бомбами. Не успели они улететь, как с противоположного берега Муху-Вяйн, из района Виртсу, открыла огонь тяжелая немецкая батарея. Побережье острова Муху было ею давно пристреляно, и снаряды точно ложились возле орудий. Первым ранило осколком наводчика Кочергина.
— Андреев, заменить наводчика! — скомандовал Романюк.
— Ну, если Миша встал за панораму, фашистским судам труба. Все дно пролива будет усеяно ими, — подзадорил Колыхалов друга.
Андреев выбрал большой катер и навел орудие.
— Готово!
Первый же снаряд угодил в катер, это было видно даже простым глазом.
— Что я говорил! — воскликнул Колыхалов и вогнал в камору очередной снаряд. Но катер как ни в чем не бывало приближался к берегу. Второй снаряд тоже достиг цели.
— Заколдованный, чертяга, не иначе, — озабоченно проговорил Колыхалов.
И третий снаряд точно попал в цель; катер наконец начал тонуть.
Колыхалов что-то закричал, но Андреев его не расслышал: рядом громыхнул вражеский снаряд и по броневому щиту дробно застучали осколки. Оглянулся — установщик Варфоломеев держится руками за раненую ногу, морщится от боли и плачет.
— Огонь! — крикнул Романюк, и Андреев навел орудие на ближайшую баржу. Между залпами он слышал, как Колыхалов стыдил «доктора» — так на батарее прозвали Варфоломеева, мечтавшего после службы поступить в медицинский институт.
— Ай-яй-яй! Доктор, а ревет. Когда станешь знаменитым хирургом, вот и будешь помнить, как достается больным…
За орудием рванул немецкий снаряд, Колыхалов упал.
— Вася! — Андреев хотел броситься другу на помощь, но Колыхалов приподнялся сам. Осколок ударил ему в бедро. Превозмогая боль, он улыбнулся:
— Оказывается, фашисты тоже умеют метко стрелять…
Санинструктор увел раненых на перевязку, но Колыхалов, прихрамывая, вскоре снова появился у орудия.
— Ты чего? — удивился Романюк.
— Тошнит меня от всяких касторок, — страдальчески улыбнулся Колыхалов. — Здесь хоть свежим воздухом подышу. Да и помогу вам в чем-нибудь. А то разобьете фашистов и все ордена да медали себе позабираете. А тут, глядишь, и мне перепадет медалька, хотя бы самая маленькая.
— Ладно, подноси снаряды с прицепа, — махнул рукой командир орудия.
Колыхалов заковылял к прицепу, взял сразу три снаряда и понес на орудие. Слева от него взметнулся столб грязи и дыма. Андреев увидел своего друга уже лежащим на земле с тремя снарядами на груди.
— Вася, ты чего это? Вставай! — подбежал к нему Андреев, схватил за руку и попытался помочь Колыхалову встать. И тут заметил кровавое пятно на левом боку гимнастерки. — Вася, друг! Ва-а-ася!.. — не помня себя, исступленно закричал Андреев. Только сейчас Колыхалов нес снаряды к орудию, улыбался, шутил — и смерть вдруг… В горле Андреева застрял комок, он готов был разрыдаться, и разрыдался бы, если б не окрик командира орудия:
— Фашисты подходят к берегу! Давай на орудие!
До крови прикусив нижнюю губу, Андреев наводил орудие на немецкие катера и посылал в них один снаряд за другим.
На огневую позицию прибежал командир батареи Лукин. С наблюдательного пункта он видел, что немцы уже справа и слева зацепились за берег и оттеснили соседние стрелковые подразделения. Два орудия его батареи вот-вот могли попасть в окружение.
— Отходить в лес, на закрытую огневую позицию! — скомандовал он.
Артиллеристы торопливо начали сворачивать орудия в походное положение, с опушки выехали две автомашины. Тут же появились три «юнкерса», и первый из них спикировал на второе орудие. Удар достиг цели, бомба угодила в орудие, взрывом искорежило его и убило трех артиллеристов.
— Э, черт, — вырвалось у Лукина. — Хотя бы первое орудие спасти…
Он вскочил на крыло машины, поторопил шофера:
— Смелее давай!
Шофер развернулся и задним ходом подъехал к орудию.
— Прицепляй, ребята! — соскочил с крыла машины Лукин.
Артиллеристы прицепили орудие, и Лукин махнул рукой:
— Трогай!
Машина тронулась с места, и тут же на нее налетел «юнкерс». Взрыв, второй, третий… Автомашина опрокинулась. Прицеп заклинило, и расчет никак не мог отцепить орудие. А немецкие десантники уже высаживались на берег и рассыпались в цепь.
— Оставить орудие! Всем в лес! Скорей! — передал Лукин.
Андреев снял клиновой замок, разобрал его и разбросал части по траве. Романюк схватил лом, разбил панораму и накатники.
— Колыхалова я фашистам не оставлю, — произнес Андреев и подбежал к мертвому другу. Он расстелил плащ-палатку и затащил на нее окровавленного Колыхалова. Подошел Романюк; вдвоем они отнесли заряжающего в лес и там положили в прицеп, в кузове которого лежало всего шесть снарядов.
— Похороним как боевого товарища, — сказал Андреев командиру батареи.
Трактор прямо через лес повез прицеп с артиллеристами в глубь острова. Сзади раздавались автоматные очереди — гитлеровцы преследовали отступавших моонзундцев.
С аэродрома Кагул, скрытого густым утренним туманом, поднялись в воздух пять «чаек» 12-й Краснознаменной истребительной авиаэскадрильи. Прямо у самолетов командир авиаэскадрильи майор Кудрявцев поставил перед летчиками задачу — нанести удар по десанту противника в районе пристани Куйвасту. Ведущий группы старший лейтенант Крайнов со своим звеном должен был непосредственно штурмовать немецкие суда с десантом, а младший лейтенант Гузов с ведомым младшим лейтенантом Мурашовым обязан был прикрывать их от истребителей противника.
Натужно гудел мотор. За стеклом кабины сплошное молоко — белые густые облака. Гузов силился разглядеть под крылом истребителя хотя бы вершины деревьев — «чайка» летела над самой землей, — но везде бело. «Так и фашистов в проливе не заметим», — думал он. Без сомнения, противник бросит против них с десяток «мессершмиттов», воздушный бой будет неравным. Но главное сейчас — побольше уничтожить десантных судов, не подпустить их к Муху.
Вскоре под «чайкой» замелькали темно-зеленые островки леса. Серой змеей вильнула лента шоссейной дороги. Облака отступали от земли. Теперь они висели над головой, кучерявыми шапками закрывая синее небо. Видимость улучшилась. Заблестел неширокий Вяйке-Вяйн, стрелой пронеслась дамба, связывающая острова Муху и Сарема. На бреющем полете «чайки» приближались к Куйвасту. Летели, чуть не задевая вершины деревьев. Крайнов намеревался нанести удар по судам внезапно, до того как «чайки» будут обнаружены «мессершмиттами».
Когда миновали Муху, Гузов увидел: весь семикилометровый пролив оказался забитым катерами, баржами, шхунами, шлюпками, лодками, плотами.
— Ата-акуем! — услышал он в наушниках шлемофона возбужденный голос Крайнова. «Чайки» оказались в удобном положении. Не разворачиваясь, они ринулись на десантные суда, идущие к Куйвасту, и сбросили на них серию мелких бомб. Гузов оглядел горизонт: вражеских самолетов не видно. Значит, можно пока вместе со звеном Крайнова штурмовать десантные суда. Он прижал свой истребитель к самой воде, поймал в прицел баржу и нажал на педаль пуска реактивных снарядов. Два взрыва полыхнули на палубе баржи. А Гузов уже шел на второй заход. «Чайки» из пулеметов расстреливали катера и шлюпки, пускали реактивные снаряды.
Четвертый заход на десантные суда, пятый… На шестом заходе Гузов наконец заметил над побережьем острова Муху большую группу немецких бомбардировщиков, которые обрабатывали окопы моонзундцев. Выше бомбардировщиков, точно пчелы, кружили истребители прикрытия. Он насчитал их двенадцать.